Лисса заставила себя вложить свою руку в руку Уте, Сжала губы, чтобы не закричать.
Неожиданно это чувство заполнило ее до самого дна души. Она никогда не боялась публики, даже не знала, что это такое. Это не было влиянием вируса. Только этим она могла себя успокоить, потому что внезапно у нее так перехватило горло, что она едва ли могла произнести хоть слово.
Уте подвел ее к спуску со сцены и, подняв руку, потребовал тишины и внимания. Он начал говорить, когда установилась полная тишина. Весь свет словно сосредоточился на ней, его голос вызывал головную боль.
— Моя госпожа. Будучи нашей всеми почитаемой королевой, вы всегда начинали наш бал. Почтите ли вы нас и того, кому повезет сегодня? Или той, в том случае, если вы изменили своим предпочтениям и решили выбрать даму?
Раздались отдельные смешки, но большинство вампиров не сводили с нее горящих глаз. Свечи чуть притушили, остальные светильники направили так, чтобы основной свет падал на Лиссу и танцевальную зону. Она прекрасно понимала важность этого момента. Там, в Атланте, в гораздо более непринужденной атмосфере ее кабинета, она вместе с Джейкобом несколько раз рассматривала список возможных кандидатов. Легче всего было выбрать Брайана. Будет понятно, что она оказывает ему эту честь из-за его успехов в науке, но никто и не подумает, что это — какое-то другое чувство по отношению к вампиру, стоящему гораздо ниже ее.
Последний раз, когда она была здесь, она была с Рексом и Томасом. Ее монах стоял в тени, от его очков отражался свет. Сейчас Рекса не было в живых, она сама убила его. Томас умер в одиночестве в монастыре.
Нет, не в одиночестве. С ним рядом был Джейкоб.
В первый раз, когда она танцевала здесь с Рексом, он был польщен оказанной ему честью, и даже больше — он ее желал. Он верил в тот Совет, который она создала. Он боролся на ее стороне. Он не был добрым, но он был очень сильным лидером, его уважали. И он ее любил. До тех пор, пока не лишился рассудка.
Огни были очень тусклыми, но все равно причиняли боль ее глазам. Ей хотелось полной темноты. Глаза жгло, они начинали слезиться.
— Моя госпожа, — мягко сказал лорд Уте. Она отчаянно посмотрела на него. — Мы подходим друг другу, вы и я, — сказал он. — У меня нет никаких планов или желаний относительно вас. Если вам будет так легче, в первый раз после смерти мужа, я буду счастлив…
Он не закончил фразы — простая вежливость.
Нет. Никогда за многие века ее существования она не позволяла кому бы то ни было контролировать ее жизнь. И хотя это была тяжелейшая внутренняя борьба — ее разум твердил, что с ее стороны будет мудрым принять предложение Уте, она в ответ покачала головой, и пожала его руку, благодаря за щедрое предложение. Затем она сошла со сцены, пошла в центр залы, где оставалось пустое пространство — место для танцев.
Она вышла в центр круга и начала медленно осматривать всех претендентов. Богато украшенные часы, висевшие над оркестром, показывали без одной минуты девять. Тот, на кого она будет смотреть, когда часы пробьют девять, и будет ее партнером на первый танец. Он подойдет к ней, возьмет ее за руку. Много лет назад точно так же она дала всем понять, что собирается выбрать Рекса в мужья.
Она проходила мимо верховных владык и владычиц. Хозяев регионов. Членов Совета. Странно, но Белизара не было. Она почти фыркнула, наткнувшись взглядом на Карнала: он выпрямился, обманывая сам себя, думая, что она может выбрать его. Она скорее отрежет ему руки, чем позволит снова коснуться себя.
Сделав полный круг по залу, она развернулась на каблуках и начала тот же осмотр в обратном порядке. Брайана видно не было. В случае его отсутствия у нее было несколько других, нейтральных кандидатур, например, Уте — так она могла выполнить то, чего от нее хотели, и не страдать от последствий. В толпе она увидела как минимум двоих таких кандидатов.
Но сегодня она не желала, чтобы кто-нибудь из них прикасался к ней. Возможно, она была неправа, и этот прилив эмоций следовало отнести к проявлениям ее заболевания, но даже Уте почувствовал то, на что Джейкоб указывал ей раньше своим тихим и рассудительным голосом. Она потеряла мужа и слугу менее двух лет назад, а скоро должна была потерять и свою жизнь.
Все эти ритуалы, которые она в последний раз выполняла с Рексом… Время от времени это было слишком для нее.
Она не доживет до Рождества, не проведет его с Джейкобом. Это ее беспокоило. Ей нравилось Рождество. Смогла ли бы она протянуть так долго, если бы его не было с ней все это время? В этом она сомневалась. Ей нужно было ему об этом сказать. Будь прокляты все ее опасения, что он слишком много о себе возомнит. Это они уже пережили.
Ее кожа горела от желания, чтобы пальцы одного единственного мужчины ласкали ее спину в глубоком разрезе платья, чтобы только его бедра прижимались к ней во время вальса.
Часы начали бить девять. Первый удар, второй, третий. Она считала не удары часов, а удары собственного сердца. Ее взгляд перескакивал с одного кандидата на другого, она видела в их глазах надежду, желание, жадность. Все знали, что она часто меняла свой выбор за две или три секунды до назначенного времени.
Толпа зашевелилась на шестом ударе часов, в воздухе нарастало напряжение и волнение. Несколько улыбок — те, кто точно знал, что не могут сражаться за ее благосклонность, позволили себе наслаждаться моментом. Затем она развернулась на каблуках на девяносто градусов, заставив стихнуть все бормотания и разговоры в полголоса — все дружно задержали дыхание.
Последний удар часов эхом разнесся по абсолютно тихой, словно вымершей, бальной зале. Сверхъестественная тишина на которую способны только вампиры, даже их слуги застыли на месте, словно статуи, осознавая важность момента.
… Джейкоб двинулся вперед, его шаги гулко отдавались в зале, паркетный пол которого был выложен из дерева разных пород. В его шагах не было ни колебаний, ни медлительности, он только еще плотнее сжал губы. Когда эхо последнего удара часов стихло, он подошел к ней, великолепно рассчитав время своего движения.
Упав на одно колено, он склонил голову, пытаясь хоть как-то смягчить то, что она сделала.
Когда он провел губами по ее руке и поднялся, она опустилась перед ним в низком реверансе.
В этот момент зазвучали первые возгласы удивления, шепотков становилось все больше и больше.
Когда она выпрямилась, опираясь на его руку, то развернулась так, чтобы встать против него. Слуги должны обожать своих господ, но то, как от удовольствия горела ее кожа, когда он смотрел на нее… боги, как могли они этого не замечать?
Моя госпожа… Брайана здесь нет, но у нас есть, кем его заменить…
Я искала не Брайана и не кого-то другого.
Несколько мгновений он пытался это осмыслить, его светящиеся голубые глаза не отрывались от ее лица. Это сияние не причиняло боли ее глазам. Она знала, что он ни в чем ей не откажет. Разве не так он говорил с самого начала?
Разве это мудро?
А что они могут сделать? Убить нас?
Он поджал губы, признавая иронию ситуации.
Я не потерплю сегодня прикосновений другого мужчины, сэр Бродяга. Только твои. И не только сегодня, но и до конца моей жизни.
Он сглотнул. Когда он сделал шаг назад, он увлек и ее за собой.
Это был классический вальс, хотя в качестве музыкального сопровождения она выбрала свою любимую медленную мелодию 1920-х годов. Он снова поклонился ей, а она в ответ еще ниже склонилась перед ним в реверансе, который можно было считать формальным началом танца. Когда она выпрямилась, он взял ее другую руку в свою, привлек ее ближе к себе.
Музыки не было. Лисса оглянулась через плечо с повелительным, немного раздосадованным видом. Дирижер наконец вышел из ступора и взмахнул палочкой.
Первая чистая и печальная нота задрожала в воздухе, к виолончели присоединились еще несколько струнных инструментов. Джейкоб задвигался в ритме вальса, оставляя между ними идеальное пространство. А она нет. Она придвинулась к нему так близко, что ему пришлось сильнее обнять ее за талию, его рука оказалась у нее на пояснице, ладонь лежала на бедре, как она и хотела. Платье, которое она выбрала для вечера, — узкое, облегающее черное платье-футляр с прозрачной накидкой, украшенной блестками. Спереди вырез открывал ее высоко приподнятую грудь, подчеркивая красоту ее ожерелья с алмазами и кроваво-красными рубинами. Вырез сзади был очень низким, края платья держались благодаря прозрачной черной сетке, на которой был нарисован китайский дракон, подходящий по стилю к татуировке, сделанной для нее Джейкобом на плече. Она чувствовала жар его руки сквозь прозрачную сетку.
