— И что же это за средство? Может, скажешь?

— Нет, я сделаю лучше. Когда вернемся домой, я покажу тебе.

В этот момент лифт остановился и двери плавно разъехались. Харлан отстранился и заглянул в ее сияющие лукавым блеском золотистые глаза.

— Ловлю тебя на слове.

Листок бумаги, оставленный Харланом на стопке игровых дисков, лежал немного под другим углом, когда они вернулись. Джессика скептически относилась к такой очевидной ловушке, но Харлан объяснил ей, что дети не профессионалы-домушники и едва ли обратят внимание на такую мелочь, как листок бумаги.

Теперь, когда Джессика знала, кто бывает в ее квартире, она все больше сомневалась, стоит ли пугать детей, и попробовала еще раз убедить в этом Харлана.

— Они же всего лишь дети, Харлан. Может, просто побеседовать с их матерью, чтобы была с ними построже? Мне кажется, довольно жестоко пугать их полицией. Они ведь ничего не взяли и не сломали.

— Пойми, Джесс, то, что они делают, очень плохо. Надо, чтобы и они это поняли. Плохо не только то, что они самовольно ходят в чужую квартиру, хотя и это само по себе уже уголовно наказуемое преступление. Ты уже забыла, сколько страхов натерпелась из-за их глупости? Ты так напугалась, не понимая, что происходит в твоей квартире, что сбежала из дому прямо посреди ночи. Совершенно невозможно оставить такой проступок безнаказанным.

— У меня создалось впечатление, что тебя куда больше волнует то, что они меня напугали, чем то, что без спроса проникли в квартиру, да?

— Ну в общем-то ты права. Никто не имеет права пугать людей и при этом избегать наказания. Мне представляется это не меньшим злом, чем, скажем, воровство. Единственная причина, которая немного смягчает мою злость на них, это то, что они свели нас с тобой. И запомни: мы сделаем доброе дело, если разъясним им, что возмездие неизбежно. Если они почувствуют свою безнаказанность, то с легкостью могут совершить и другой, более серьезный проступок, за который неминуемо угодят в тюрьму. Сейчас они наверняка уверены, что не делают ничего плохого, — подумаешь, посидели без спросу в соседской квартире, ведь ничего же не взяли! — но, уверяю тебя, это уже первый шаг к преступлению, в итоге чего — тюрьма. Поэтому лучше преподать им хороший урок сейчас, чтобы они это хорошенько прочувствовали.

Джессика была поражена той горячностью, с которой он говорил.

— Ты знаешь об этом из собственного опыта, да, Харлан?

— Ну, вроде того. — Харлан слабо улыбнулся. — Когда тебя, укутанную в кашемировые кофточки и пуховые курточки, няня возила в коляске по парку, я сидел на парапете с сигаретой в зубах, одетый в какое-нибудь старье. Я был уличным хулиганом и никогда не носил собственной одежды. Вся она была с чужого плеча и чаще всего на два-три размера велика мне.

— Значит, в детстве ты был хулиганом, да? — Она подошла и обняла его за шею. Ей было приятно, что на этот раз он не стал уходить от разговора о себе. — Но с тех пор прошло много времени. Ты прошел долгий путь.

Он положил руки ей на талию, заглянул в ее сияющие глаза, затем подхватил на руки и понес в спальню.

— Который в конце концов привел меня к тебе. Кстати, должен ли я напомнить тебе, дорогая, что ты обещала продемонстрировать способ, которым собираешься укрощать грозного сфинкса?

— Я не забыла.

— Значит, покажешь?

— Покажу, — прошептала она за миг до того, как с пылкой нежностью прильнула к его губам.

Когда вечером они уходили из квартиры, то нарочно сильно шумели и громко разговаривали. Они делали это специально для тех, кто, возможно, подслушивал. Джессика громко спросила, не забыл ли Харлан ключи, и добавила, что, скорее всего, они вернутся очень поздно. Они разыграли перед закрытой дверью Диллонов целый маленький спектакль. За соседской дверью не было слышно ни звука, но они добросовестно доиграли спектакль до конца.

Они отправились поужинать в маленький ресторанчик с великолепным интерьером и весьма посредственной кухней. Но в этот вечер еда их мало волновала. Время от времени то один, то другой нетерпеливо поглядывал на часы.

Вначале они собирались заказать кофе, но потом передумали. Харлан рассчитался за ужин, взял Джессику за руку и повел к выходу. Они уже почти дошли до двери, когда он неожиданно вздрогнул и с силой, до боли, сжал ее запястье. Джессика удивленно взглянула на него. В его глазах отражалась смесь радости, растерянности, боли, надежды и ожидания. Словно он увидел нечто, чего очень хотел, но не имел на это права.

Она проследила за направлением его взгляда. Почти у самого входа за столиком сидела довольно пожилая пара. На вид им было лет под шестьдесят. Они тоже увидели Харлана. Женщина заметно побледнела и взирала на него с печалью и мольбой в глазах. Мужчина сидел, напряженно выпрямившись, потрясенно уставившись на Харлана блекло-голубыми глазами. У него был такой вид, словно он увидел призрак. Джессика ничего не могла понять.

Харлан отвернулся и снова двинулся к выходу, увлекая за собой Джессику. Но едва они успели сделать пару шагов, как женщина поспешно встала из-за стола, едва не опрокинув стул.

— Харлан, прошу тебя, не уходи!

Он остановился как вкопанный и замер. Джессика придвинулась к Харлану поближе, давая понять, что она здесь, с ним рядом. Он с благодарностью сжал ее руку.

Женщина окликнула его еще раз. Харлан вздрогнул и медленно повернулся к ней. Женщина напряженно и выжидательно смотрела на него.

— Здравствуй, Мэри, — проговорил он глухим голосом, затем с видимым усилием перевел взгляд на ее спутника и сказал: — Здравствуй, Клифф.

Клифф отодвинул стул, с трудом поднялся и протянул Харлану руку. Тот посмотрел на раскрытую ладонь, словно это был посторонний предмет, с которым он не знал что делать.

— Харлан... — Голос Клиффа был хриплым от нахлынувших чувств. — Прошло уже пять лет. Прошу тебя.

То ли просящие интонации в его голосе, то ли его умоляющий взгляд смягчили сердце Харлана, но он шумно выдохнул и пожал протянутую руку. Несколько долгих секунд они пристально разглядывали друг друга, затем одновременно разжали ладони.

Харлан первым нарушил установившуюся неловкую тишину.

— Означает ли это, что вы больше не вините меня в смерти Паулы?

Мэри изумленно открыла рот и удивленно уставилась на него. Клифф замер, потрясенный его вопросом, словно Харлан выстрелил в него.

— Мы виним тебя? Почему... С чего ты взял?

— Я понял это, когда на похоронах Паулы вы повернулись ко мне спиной, — ответил Харлан. — Я и сам всегда винил и продолжаю винить себя, поэтому никогда не осуждал вас за это.

Мужчина печально посмотрел на него.

— Ты ничего не понял. Я не отвернулся от тебя. Просто я не мог смотреть на Паулу, лежавшую в гробу, а ты стоял рядом. Слишком часто за свою жизнь мне приходилось присутствовать на похоронах сослуживцев, погибших при исполнении. Похороны дочери были самым тяжким испытанием в моей жизни. К сожалению, я не смог сдержаться.

Харлан смотрел на Клиффа и видел в его глазах боль и тоску по дочери. Но в них не было и намека на то, что он так боялся увидеть: в них не было упрека.

Все эти годы он винил себя в том, что не смог уберечь дочь дорогих ему людей. Все эти годы он нес на себе бремя вины за смерть Паулы и считал, что Джонсоны проклинают его и не хотят о нем слышать.

— Вы действительно не вините меня и хотите, чтобы я вернулся? — спросил он с недоверием и надеждой одновременно.

— Это я во всем виноват, — сокрушенно проговорил Клифф. — Надо было сразу поговорить с тобой, объяснить, что мы никогда, ни единой минуты не винили тебя в смерти Паулы. Но ты тоже не должен был так быстро исчезать, не дав нам возможности объясниться.

— Я не мог. Как бы я стал смотреть вам в глаза?

— Все это уже в прошлом, сынок. Давай все забудем и начнем все сначала.

— Вы правда этого хотите? — Харлан повернулся к Мэри.