Литмир - Электронная Библиотека

5

С 1955 года харбинсы поехали в Гонконг, там и встретились с нашими.

У харбинсов насчёт обряду было строго. Оне купленну одёжу не носили, толькя свою, у наших синьцзянсов было по-разному, хто носил, а хто нет. У синьцзянсов в Китае в деревнях были и неверующи, и разного согласия, и друг другу не мешали и жили дружно. У харбинсов наоборот – толькя одно согласия часовенно, и с неверными никогда не жили; дистиплина церковная была строгой, пение по крюкам и деменьствóм[12] соблюдалось строго, был большой порядок. У синьцзянсов всё было слабже, пение было по напевке, крюков не знали. У синьцзянсов чин в моленных мужчины и женчины читали и пели, у харбинсов толькя мужчины читали и пели, женчинов не допускали, ради[13] соблазнов.

Харбинсы с 1957 года уже поехали в Бразилию и Австралию, синьцзянсы первы поехали в 1961 году в Австралию, в Аргентину и в Бразилию. Харбинсов было под четыреста семей, а синьцзянсов триста с лишным семей. На первым судне в 1961 году боле сотни семей отправились в Южну Америку, в Бразилию и Чили. В пути известили, что в Чили, куда везли русских, шли землетрясеньи, ето было в Девятым регионе, в Темуко. Тогда Красный Крест обратилось в государьство Аргентинско, и Аргентина для пробы разрешила принять четыре семьи.

Первы переселенсы в Аргентину – ето были Можаевы, Зенюхины, Шарыповы и мы, Зайцевы. По океяну мы плыли два месяца. В Буенос-Айресе нас устроили в никониянской церкви. Интересно, что в Буенос-Айресе очутилось очень много русских белых – военных и светских разных чинов. В Буенос-Айресе мы прожили три месяца, и нас переселили за тысяча сто килóметров от Буенос-Айреса в Патагонию, на Чёрную реку, под названием Синяя долина, провинция Рио-Негро.

Дали нам по два гектара земли и матерьялу на дома и кормили нас три года. Но ето было не сладко: язык незнаком, ближний город сорок километров, и то через реку, все надо перевозить на пароме, а ето всё деньги, а их нету; климат, природа не по души.

Оказалось переселенсов четыре семьи и три согласия: Шарыповы – спасовсы, Зенюхины и Можаевы – егоровски часовенного согласия, мы – александровски часовенного согласия. Шарыповы с Зенюхиными вечно что-то делили и всё ходили к нам жалобились, но тятя ни с кем не связывался, жил себе и горевал да маме доказывал[14], за то что сманила ехать в ети страны, стал пить, курить да маму бить. Интересно, почему его ничего не интересовало и ничего ему было не надо?

Работали на местного помешшика, под именем Ревежя, садили картошку и помидоры, но расчёту никогда не видали, он что хотел, то и делал с нами. А чтобы выжить нам, мама рóстила индюков, вывозили их в город и продавали, вот етим и жили, а вырашивала она их по триста – четыреста, индюки велись очень хорошо.

В 1966 году государство разрешило принять ишо сто семей: уверились, что переселенсы не конфликтивны, не политически, а чистыя трудяги. А привезли их сто километров ниже по етой же реке, под названием Важе-Медьё, «Средняя долина», в посёлок Луис-Бельтран. Неподалеку от етого посёлка, за пять километров, устроили две деревни, от етого посёлка в разны стороны: одна деревня под названием Чакра-20, вторая Коста-Гута. Хто нас устраивал: Красный Крест всё ето в Толстовый фонд[15] передал, и помощь была немалая. А хто распределял: ето был Мариан и Юрий, фамилий не знаю, оне участвовали в Бразилии и в Аргентине, Красный Крест. На кажду семью давали по пятьдесят гектар земли, один трактор с инструментом, матерьял для домов и зарплату на кажду семью, по величеству[16] детей.

Но Мариан и Юрий выдали на кажду семью по пять гектар земли, а вдовы́м и бездетным по два с половиной гектара земли, по одному трактору на кажду деревню, кирпичей на дома и кормили три года, а остальноя всё прикарманили. Старообрядцы на всё ето махнули рукой: за всё ето надо молиться, и всё ето чужоя.

Мы, четыре семьи, проживали на Синей долине, и нам было нелегко. Бывало так. Мама на Пасху Христову посылала нас к Шарыповым помолиться, а сама оставалась варить и стряпать на Пасху. Мы с радостью бежим молиться, нас в дверях стречает бабушка Аксинья, жена наставника, и говорит:

– Зайчаты, уматывайте!

Приташились мы домой, мама спрашивает:

– Вы что вернулись?

– Баба Аксинья выгнала. – Мама в слёзы и посылает нас к Зенюхиным: нас там не гнали.

Антошка Яковлевич Шарыпов, внук наставника Василия Васильевича, был боле проше из семьи, он часто говорил:

– Вы не из хорошей породе, а мы из хорошей.

Мама говорила:

– Ты посмотри, что внушают детя́м.

Ето те саменьки, которы получились красны и ка́знили своих, когда советские сказали им, что «вы красны, дак покажите пример, езжайте первые на родину». Нет, они улизнули и разбежались. Здесь им прозвища было «красножопики».

Как-то раз приезжает Юрий и спрашивает:

– Вы довольны? Вам, поди, ишо земли добавить?

Тятя и Можаевы отвечают:

– Нет, перевезите нас к своим, в те деревни.

Юрий отвечат:

– Хорошо, перевезём. – Потом обращается к Шарыповым и Зенюхиным и также спрашивает: – Вам земли добавить? – Оне с радостью согласились. – Им отвечает: – Землю Зайцеву и Можаеву возмите, а их перевезём в Луис-Бельтран.

К етому оне уже породнились: Василия Васильевича младший сын Евлампий, парень уже тридцатилетний, взял Татьяну Афанасьевну Зенюхину, сестру Макара Афанасьевича. Девка порядошна и красива, религиозна, а Евлаша Васильевич – развратник, табакур, пьяница и бабник.

6

Нас переселили в деревню Коста-Гута и дали нам по пять гектар земли и кирпичей на дом. В етой деревне было тридцать семей, ето были кланы Матвеевы, Сне́гиревы, Усольцевы, Овчинниковы, Пятковы, Самойловы, Антиповы, Масалыгины, Скороходовы, Можаевы и Зайцевы. Проживали, слава Богу, дружно, занимались фруктой и садили помидоры на рынок и на фабрику: в Луис-Бельтране было две фабрики, производили помидорну пасту.

Мы садили каждый год по три гектара помидор и брали во кругову́ по семьдесят тонн с гектара, тридцать процентов шло на рынок, а остальное на фабрику. Одного трактора на деревню не хватало, приходилось работать на конях, но заработки были очень хорóши, и народ стал покупать новые трактора. Брат Степан стал надоедать тяте:

– Купи трактор.

Тятя не хотел, говорил:

– Кони хороши.

Степан приставал:

– Все люди на новых тракторах, а мы чё, всех хуже, что ли? Деньги есть, купи трактор!

Тятя за ето ему вложил, но Степан не отступал, и мама туда же с Евдокеяй, и сусед Самойла Андреич Матвеев:

– Терентий Мануйлоч, Степашка прав: бери трактор, не прогадашь.

И вот тятя послушал суседа совет, он его любил: был очень хороший старик, порядошный, хозяйственный и религиозной. Тятя купил подёржанный, но в хорошим состоянье трактор.

Росли мы, как все дети растут, но запомнилось мне две вещи. Брат Григорий, когда его брали на руки, он вился как червяк и радовался, а меня когда брали на руки, я орал, не любил, чтобы меня брали на руки, любил играть сам себе; где играю, там и засну. Все говорили: «Какой-то нелюдимый». Когда пошёл в школу, у меня всё пошло хорошо, я старался, меня учительница любила, и школьники тоже, особенно девчонки, потому что я не давал их обижать и всегда заступался за обиженных.

Так как в России было коммунизм, за ето нам приходилось несладко. Нас аргентинсы не любили и называли нас коммунистами, а прозвища нам было «русо де мьерда» – русские говно.

Как-то раз весной идём в школу, нас было двенадцать ребятёшек[17] и девчонок, мне было девять лет. Идём нимо[18] садика, смотрим: шелковица спелая, подбежали, стали есть, хто в пакетики собирать. Смотрим, подъезжает полиция. Всех нас проводили в полицию, офицер угодил злюшшай, да как взялся нас бить резиновой колотушкой, заставлял нас падать, скакать, танцевать, петь, издевался как мог, все пакетики с шелковицей столкал нам в рот. С етого время я остался заикой. Стали рассказывать родителям, но оне знали, что ничто не вы́ходишь. Полиция имела большой авторитет, да и русских ненавидела: коммунисты, да и всё. Бывало даже так: аргентинсы напакостют, а русским попадало. Мне досталось три раз от полиции ни за что, и у меня осталась травма, я возненавидел полицию.

вернуться

12

Деменьствó – демественный распев в богослужебном пении.

вернуться

13

Из-за, предлог.

вернуться

14

Высказывал недовольство.

вернуться

15

Толстовский фонд – фонд помощи русским эмигрантам, организованный в 1939 г. в США Александрой Львовной Толстой и имеющий отделения в странах Южной Америки.

вернуться

16

По количеству.

вернуться

17

Мальчишек.

вернуться

18

Мимо, предлог.

9
{"b":"182858","o":1}