В книге рассказано о многих старообрядческих родах, о переселении из России в Китай и потом в Южную Америку, о трудных первых годах жизни в Аргентине, о сложных межличностных отношениях в общинах, имеющих первопричиной внутриконфессиональные различия между «синьцзянцами» и «харбинцами», об их обычаях, повседневных заботах, семейных отношениях, нравах – и, конечно, представлены разнообразные человеческие характеры. В «Повести и житии» воссоздается современный мир старообрядцев Южной Америки, который, как и любой другой «мир людей», отнюдь не идеален, живет противоречиями, конфликтами и страстями, в нем есть и подлецы, и мученики, и святые. В центре повествования – жизнь самого автора и его семьи, с подробным рассказом о приезде в Россию в апреле 2008 года, жизни сначала в Белгородской области, потом в Саяно-Шушенском заповеднике (Красноярский край) и возвращении в Аргентину в сентябре – октябре 2010 года. Рассказывая о себе, Данила Зайцев не скрывает своих срывов и падений. Пафос и покаянные слова, звучащие со страниц, идут из горячих глубин души автора. По сути дела, эта огромная работа и была проделана им для того, чтобы очиститься от кривды, разобраться в тех порой невероятных обстоятельствах, в которых ему суждено было побывать. Бесстрашно и страстно он ищет правду, а если кого и осуждает, то с полным пониманием того, что делает это ради единственной высшей правды – Правды Христовой, которую и должен искать всю жизнь православный человек.

«Повесть и житие» относится к литературе нон-фикшн, к «невымышленной прозе». В кругу опубликованных произведений, написанных «простыми людьми», книга Д. Т. Зайцева занимает особое место. Она значительно превосходит их объемом (35 авторских листов), эпическим охватом событий, количеством действующих лиц и, не побоюсь сказать, масштабом дарования автора. Он – незаурядная личность сам по себе и, одновременно, представитель особого старообрядческого мира с особенной исторической судьбой. Он же – представитель редкого в современном русском социуме типа рассказчика, наделенного талантом к длительной монологической речи, построенной по законам словесного искусства и обладающей мощным эмоциональным воздействием на слушателя, и он же – талантливый писатель (единственный, которого на сегодняшний день дала старообрядческая среда Северной и Южной Америки). Наконец, книга Данилы Зайцева действительно написана «на испоконном языке неисковерканном» – на русском диалектном языке, который избежал воздействия литературного языка, стирающего диалектные черты, словно ластик-«шоркалка».

В жанровом отношении «Повесть и житие» является сложным сплавом многих светских и христианских жанров древнерусской литературы. В ней есть черты летописи, бытовой и сатирической повести, хожения, плутовского романа, жития, проповеди, поучения, исповеди; в текст включены духовный стих об Алексее, человеке Божьем, сказки, исторические анекдоты и многое другое.

Рукопись книги представляет собой семь общих тетрадей в линейку форматом А4 со сплошной нумерацией страниц (всего их 805); она не завершена по вполне естественной причине: в последней тетради кончились страницы. Текст написан русской гражданской азбукой, печатными буквами в сочетании со скорописными, без разграничения прописных и строчных; основной пунктуационный знак – запятая. Деления на какие-либо сюжетно-смысловые части (абзацы, главки, главы) рукопись не имеет. С точки зрения школьного учителя весь текст – сплошная орфографическая ошибка: он написан с помощью фонетического письма (начальная страница рукописи воспроизведена дизайнером Сергеем Андриевичем на обложке). Автор пишет, как говорит, более того – когда пишет, то, по свидетельству П. Алешковского, проговаривает слова вслух. Тем не менее оказалось, что фонетическое письмо Данилы Зайцева имеет интуитивно разработанную им графическую и орфографическую систему. Текст отражает многие черты архаичного говора старообрядцев Южной Америки, как лингвистический источник рукопись сопоставима по ценности с памятниками древнерусской и старорусской письменности, в том числе с новгородскими грамотами. Однако П. Алешковский убедил меня в необходимости в первую очередь издавать «Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева» как литературное произведение, а не как памятник письменности.

Основной принцип, которому я следовала при подготовке рукописи к публикации, – не вмешиваться в текст и не подвергать его литературному редактированию в привычном смысле. Я сохранила построение фраз так, как оно есть у автора. Иногда они покажутся корявыми, однако эти синтаксические «корявости» открывают нам, как у человека устной культуры происходит процесс перехода мысли из устной формы в письменную, и тем особенно интересны. Текст «Повести и жития» переведен в литературную орфографию, с передачей наиболее ярких фонетических черт в родном диалекте автора и сохранением в некоторых случаях авторских написаний. Он оформлен по современным пунктуационным правилам; имеющиеся сокращения по возможности раскрыты. Сплошной текст рукописи разбит на отдельные предложения, диалогические единства, абзацы, пронумерованные главки. Следуя за рукописью, мы с П. Алешковским решили сохранить за самой крупной структурной единицей текста – главой – название «Тетрадь», допуская некоторую подвижность границ между семью тетрадями-главами по сравнению с оригиналом, если того требовало завершение сюжета. Текст снабжен постраничными лингвистическими и фактологическими комментариями. В диалектных словах, некоторых литературных, имеющих в диалектной речи другое ударение, а также в некоторых формах слов поставлены знаки ударения. Книга завершается «Словарем диалектных, устаревших и малоупотребительных слов и выражений», дающим представление о лексическом богатстве индивидуальной речи автора и его родного диалекта.

Чтобы книга, по выражению автора, «вышла на воздух», мы с Д. Т. Зайцевым проделали большую совместную работу. Я признательна Российскому гуманитарному научному фонду и акционерной компании «Транснефть» за финансовую поддержку экспедиций Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН в старообрядческие общины Южной Америки в 2011–2013 годах. Во время экспедиций я имела возможность встречаться с автором, мы много часов провели вместе за разъяснением непонятных мне фрагментов текста, диалектных слов и выражений. В 2011 и 2012 годах это было в Аргентине, в гостях у Данилы в Неукене, в ноябре 2013-го – в Боливии, в Санта-Крусе, куда он вместе с женой Марфой специально приехал из Аргентины. В Санта-Крусе фотограф Митя Алешковский и сделал снимок, помещенный на обложке книги.

Я также благодарю моих друзей и коллег из разных городов и стран – из Москвы, Санкт-Петербурга, Пскова, Калуги, Орла, Петрозаводска, Омска, Новосибирска, Магнитогорска, Томска, Владивостока, Симферополя, Киева, Одессы, Донецка, Луганска, Санта-Круса, Торуни, Риги, Даугавпилса, Вильнюса, Тарту, Локсы – за поддержку словом и делом в долгой работе над подготовкой к изданию книги Данилы Зайцева.

Предки моего отца. Прадед Сергей Зайцев из Томска, прозвища кержаки. Хто и в како́ время выехали из Керженса[1], не знаю. Дед Мануйла Сергеявич родился в Томске в 1898 году, в 1906 году переехали в Горный Алтай, а в 1918 году переехали в деревню Надон.

Предки моего отца с матери́нной стороны. Прадед Агап Пантелеяв из Алтая, Бухтармы. Баба Федора Агаповна родилась в 1903 году, в 1919 году переехали в деревню Надон, и в тем же году вышла замуж за деда Мануйла. В 1921 году родилась Елена, 10 апреля 1922 года родился тятя Терентий Мануйлович. Баба Федора родила шестнадцать детей, но в живых остались семеро: Елена, Терентий, Капитолина, Григорий, Харитинья, Александра и Прокопий.