Одно дело — мелочь; на это у них ума хватало. Борис щедро делился с посредниками, его мало заботило, насколько они "нагревались". Он называл цену и получал причитающиеся деньги. Работа в приходе уже дала свои плоды. Находились простофили, которые за сворованные им безделицы из церковной утвари платили неплохими купюрами. Хотя если б не ремонт, затеянный в Божьем храме, Борису вряд ли удалось бы уволочь то, что плохо лежало, не вызвав подозрений.

Все, что он транжирил на Леночку, он считал потраченным на себя. Он рассчитал, что новое дело должно быть последним. Икону Николая Угодника — покровителя мореходов, в узорной рамке из плетеной серебряной проволоки, он хотел сбыть сам, без посредников. О том, что есть товар — ляпнул старым приятелям так, без особого умысла. Но те превзошли самих себя. В считанные дни вышли на клиента. Сейчас эти двое дышали в полдиафрагмы, чтоб, не дай Бог, не спугнуть коллекционера, или чтоб, еще хуже, не рассердить Бориса; они соображали, что выгоднее — заискивать, поддакивать или вообще молчать.

—

Товар у вас с собой? — засуетился клиент.

—

Разумеется, все свое ношу с собой, — сострил Борис, коверкая немецкий, кстати, он хотя и не числился полиглотом, за четыре месяца в стране довольно сносно орудовал чужими словами.

—

Хотите показать?

—

Ни вам, так другому. Желающих хоть отбавляй. Ценителей красоты великое множество, я, конечно, покажу вам товар, только сначала пива мне и моим друзьям. — Борис набивал себе цену, компаньонам пришлось поволноваться, как бы клиент не послал всех к черту, но того уже донимал азарт.

—

Официант, три пива, — щелкнул пальцами клиент. — Итак, я вижу, вам не терпится меня удивить.

—

Вынужден сделать это тотчас, вижу, вы не привыкли ждать. Надеюсь, разобраться в подлинности товара у вас хватит опыта. Пожалуйста, смотрите, — Борис небрежно протянул сверток, который даже не счел нужным развернуть, предоставив это сделать коллекционеру.

Тот с брезгливостью откинул дырявую ветошь и уставился

на

икону. Он изучал ее минут пять, щупал холст, разглядывал мазки, затем, сверкнув глазами, произнес:

—

Сколько вы рассчитываете получить за нее?

—

Мне будет достаточно пяти тысяч… И по тысяче моим компаньонам за то, что они нашли именно вас.

—

А если я не дам ничего?

—

Тогда и уйдете ни с чем.

—

Я дам вам деньги, надеюсь, если вам еще подвернется что-нибудь стоящее, вы обратитесь ко мне…

—

Это будет стоить вам еще пятьсот шиллингов. Ровно столько мне надо, чтобы обдумать ваше предложение, а у меня как раз на подходе православные иконы староверов. — Борис почувствовал, что покупатель клюет на приманку. Видать, икона и впрямь была ценная. — Итого семь тысяч пятьсот шиллингов.

—

Пожалуйста, — коллекционер отсчитал деньги новенькими банкнотами. Компаньоны, казалось, были на вершине блаженства. Борис, ощутив в своих ладонях заветную стопку хрустящих купюр, еле сдерживал рвущееся напоказ ликование. Он хотел подпрыгнуть от восторга. Теперь он купит то, о чем мечтает Леночка. Мечтает, но боится признаться»,

..Лот день крепко запал в память Борису. Им было так хорошо и весело тогда. Они катались на чертовом колосе в парке аттракционов, без конца ели мороженое и наслаждались пьянящим запахом цветущих тюльпанов. Они ходили по магазинам, примеряли все подряд и даже делили покупки, насколько позволяла наличность, а у Бори было триста шиллингов. Нагулявшись вдоволь, они возвращались домой. В метро ехать не хотелось, они решили добираться своим ходом. Уже стемнело, но в торговом квартале, через который лежал путь домой, броуновское движение толпы напоминало встревоженный муравейник; мигало электрическое солнце тысяч иллюминаций. У входа в Вильгельм-палац — самый дорогой

универмаг

в столице — было особенно людно.

На сооруженном в виде разводного моста подиуме, подвешанном над улицей, расхаживали манекенщицы. Они демонстрировали роскошные вечерние платья. Толпа ахала и визжала, перекрывая шумом музыку шоу-представления. Конферансье корчился на исторгающем огнями помосте, встроенном в один из выступов Вильгельм-палаца, и тараторил в микрофон, обращаясь к народу, скопившемуся внизу.

—

Господа! Не проходите мимо. Только Вильгельм-палац предоставляет уникальную возможность обрести свое я. Только здесь вы сможете найти свой стиль и купить себе роскошное платье. И можете не сомневаться — вы не встретите соперницу, одетую в точно такой же наряд. Модели выполнены только в двух экземплярах: один для показа, другой для продажи. Это шедевры моды, созданные по эскизам знаменитого Герхарда Таллера, чьи платья достойны звезд первой величины. В них не стыдно показаться на вручении Оскара. Только сегодня! Шоу-распродажа продолжается!

Толпа уже завелась. Ловкий конферансье пожинал плоды своего профессионализма. Теперь можно было выкачивать деньги.

—

Милые леди, заставьте своих кавалеров раскошелиться, устройте себе праздник! Итак! Вечернее платье "Сон Адама!" Утонченная цветовая гамма, воздушность и грация, коварство и искушение. Обладательница этого чуда обречена стать непобедимой завоевательницей мужских сердец. Фантастика, которая возбуждает. Неужели волшебство не стоит двух тысяч шиллингов? Итак, начальная цена — две тысячи. Спешите! Называйте свою цену!

—

Две сто! — раздалось внизу. Толпа ликовала.

—

Две двести!

—

Две с половиной!

—

Респектабельный джентльмен в синем костюме назвал свою цену. Три тысячи шиллингов! Я не вижу ваших рук! Господа, я не слышу ваших ставок, — надрывался конферансье. — Три тысячи шиллингов — раз…

—

Три пятьсот!

Залп восторга и аплодисментов заглушил шоумена. Все внимание приковалось к одной парочке — высокой рыжей даме со скуластым подбородком и ее пузатому спутнику. Это он назвал последнюю цену и, судя по его надменному виду, не собирался уступать. Дама сияла, словно испытывала оргазм от обращенных на нее тысяч глаз. Борис и Леночка тоже смотрели на нее. Борис из праздного любопытства, Леночка смотрела иначе. Самодовольная фрау вызывала в ней интерес другого рода. Она оценивала ее: "Стройна, высока, длинная шея, фигура так себе — талия едва заметна, бедра ничего — нет, я лучше". Но смотрели все не на Лену, а на эту фрау, шикарное платье предназначалось ей. Оно стоило бешеных денег. Леночка окинула взором стоящих в ряд позади конферансье манекенщиц в роскошных нарядах. Они ждали своей очереди выйти на подвесной подиум и показать все достоинства и прелести своего платья. Леночка прикусила нижнюю губу. Неужели ей никогда не носить таких платьев? Это не для нее? Неужто она обречена быть чужой на этом празднике" жизни?

— Леди и джентльмены, — распалялся шоумен, — три тысячи пятьсот шиллингов! Три! Продано! — Толпа взревела. — Успокойтесь, друзья, распродажа продолжается! Прошу покупателя подняться ко мне по ступенькам и получить покупку. Вы можете сделать это прямо сейчас на глазах у всех, и это вдвойне приятно. Напомню, платья Герхарда Таллера выполнены в двух экземплярах… один навсегда остается в музее моды Вильгельм-палаца, второй — уносит покупатель! О… Вы уже поднялись?! Я бы остерегался оставлять вашу блистательную даму в одиночестве, хотя ради такой покупки стоит рискнуть, ведь теперь она будет любить вас еще крепче. Что?! Вы хотите именно это платье? Ну, Вильгельм-палац предоставляет вам такое право. Девочка, — конферансье взял манекенщицу, одетую в проданное платье, за руку, — Грета, покупатель расплатился и оставил тебя без платья, придется отдать ему твой наряд.

Манекенщица, мило улыбаясь, изящно расстегивала пуговички и спустя минуту распахнула платье, представ перед зрителями в бирюзовом нижнем белье. Платье упаковали в фирменный пакет и вручили толстяку. Манекенщица, пощеголяв чуть-чуть вокруг конферансье, исчезла за мигающей аркой.