– Как всегда, деньги и власть.
– Наше общество таково, что женщины, за редким исключением, не обладают властью, – задумчиво возразила Ханна. – Что касается денег... Может, кто-то и впрямь охотится за такими богатыми наследницами, как Оливия Тигби.
– Вот тут вы ошибаетесь. Вы тоже обладаете властью и богатством, леди Ханна.
– Я?
– Конечно! Любому, кто побывал в Блэккасле, очевидно, что ваш брат невероятно богат. А что касается власти – уверен, вы имеете значительное влияние на герцога.
– Чушь какая! Уилл не слушает ничьих советов, в том числе и моих. А деньги... у меня есть только то, что дает брат. Своего состояния я не имею. Если ему не понравится мой избранник, он мне не даст ни гроша. В чем же смысл ловушки? Породниться с Бериником? Но кто в здравом уме этого пожелает?
Мэллори покачал головой и заявил с уверенностью:
– Вы хорошо знаете, что не правы. Ваш брат с радостью отдаст все свои деньги ради вашего счастья. Совершит ради вас любое безумство. Если понадобится, с готовностью бросится на помощь человеку, которого вы полюбите.
– Почему вы так думаете?
– Вчера, во время ужина и после, я видел, как ваш брат смотрел на вас с гордостью и любовью. Он то и дело искал вас глазами, чтобы знать, с кем вы, хорошо ли вам. Я думаю, он не так уж эксцентричен и злобен, как о нем говорят. Это маска, не правда ли? Он возвел вокруг себя стену из всякого рода слухов и нелепостей и прячется за ней. Но время от времени ему приходится выглядывать из-за нее, хотя бы чтобы видеть вас. И тогда можно разглядеть его истинное лицо. Говоря откровенно, в Лондоне все по-другому, и там я никогда бы не догадался, в чем дело. Только увидев Бериника здесь, в его собственном доме, рядом с любимой сестрой, я понял, что злобный полусумасшедший герцог – это миф. На самом деле он очень добрый и достойный человек.
Наступило молчание. Ханна устремила на Мэллори взгляд своих непроницаемых темных глаз. Потом встала и, склонившись к нему, крепко поцеловала в губы.
– Но, леди Ханна...
– Это подарок. За то, что вы не поленились заглянуть за стену и увидеть настоящего Уилла. Мало кто оказался на это способен.
– Кто бы это ни был, но он определенно был верхом, – заявил Бериник, который стоял, опустившись на одно колено, и тщательно изучал следы на лесной подстилке ярдах в десяти от того места, где был ранен лорд Мэллори.
– Здесь он осаживал лошадь, приехал, я полагаю, со стороны поля Хаттера. А вот каким путем убрался отсюда, чертовски трудно определить, поскольку это оленья тропа, да к тому же уже темнеет. И через несколько минут невозможно будет отличить оленьи следы от лошадиных.
– Да-да, темнеет очень быстро, – торопливо согласился Мартин, который все время, пока герцог ползал в подлеске, держал поводья его коня и теперь не мог дождаться того момента, когда это жуткое животное перестанет дышать ему в затылок.
Конь вполне подошел бы для демона или какой-нибудь грешной души – настолько был огромен и черен, без единого светлого пятна. К тому же жеребец косил глазами на Мартина с такой злобой, что тому стало не но себе. Такой втопчет в пыль, стоит только зазеваться. Под стать своему хозяину, такой же дикий. Нет бы поехать на Дарлинге, так словно специально выбрал это чудовище.
– Гейзенби, что натворил ваш кузен? Почему на него объявили охоту? – прервал размышления Мартина резкий голос герцога. – Кому он мог перейти дорогу? Сначала кто-то изменил ваше письмо, отправив маркиза прямехонько на пустошь, чтобы он стал добычей диких собак, а теперь в него запустили камнем. Кстати, нападавший скорее всего использовал пращу, судя по силе и точности удара.
– Вы действительно полагаете, что кто-то намеренно исказил указания относительно дороги, данные мной в письме? – изумленно спросил Мартин.
– А вы так не думаете?
– Мне это просто не пришло в голову! Кому понадобилось посылать Мэла на верную смерть?
– Именно этот вопрос я вам и задавал, если помните. – Бериник повесил поводья своего коня на плечо и начал выбираться на дорогу. Мартин в состоянии, близком к прострации, следовал за ним, ведя лошадь следом.
– Но я понятия не имею! Я был уверен, что это просто ошибка переписчика, который либо не разобрал почерк, либо не понял смысла написанного...
– А кто делал копию?
– Не знаю. Кто-то в поместье Мэла – оно называется Брамблс. Возможно, его секретарь.
– У маркиза есть секретарь?
– Конечно! Он довольно важная персона, и у него полно дел: ну, написание политических речей для выступления в палате лордов, например. К тому же он тоже разводит лошадей. Между прочим, его конюшни одни из лучших в Англии. Все это требует времени и сил. Кроме того, он заботится о членах своей семьи: матери, сестрах и братьях. Так что секретарь Мэлу просто необходим.
Они вышли в этот момент на открытое место, и Мартин вздрогнул, услышав, как герцог что-то бормочет. Гейзенби послышалось нечто весьма вульгарное, и он робко спросил:
– Прошу прощения, что вы сказали? Я не расслышал.
Бериник не стал повторять ругательство и продолжил:
– Мне всегда казалось, что маркиз пользуется немалым влиянием в обществе.
– Конечно, ваша милость!
– Думаю, дел у меня не меньше, чем у этого вашего Мэллори. Но секретаря у меня, прошу заметить, нет. А скажите мне, Гейзенби, есть ли у маркиза дети, находящиеся на его попечении?
– Нет, ваша милость.
– Значит, между нами не так уж много общего. Единственные люди, на чью помощь в делах я могу рассчитывать, это не больно-то опытный по причине молодости управляющий и поверенный, красивый, как греческий бог, и трусливый, как заяц. Думаю, такие персонажи в хозяйстве Мэллори тоже имеются.
– Наверное. Я знаю лишь, что он содержит полный штат слуг и работников в поместье и в лондонском доме.
– Ну, я-то ограничиваюсь Блэккаслом. В лондонском доме пока не живу. Там нет никого, кроме привратника. Боже мой, Гейзенби, если моя сестра и ваш кузен полюбят друг друга и решат пожениться, мне ведь тоже придется нанять секретаря и содержать полный штат слуг в Лондоне – хотя бы для того, чтобы не отстать от маркиза.
– Вы... э-э... вы правда полагаете, что союз между Мэллори и леди Ханной возможен? – спросил пораженный Мартин.
– Но разве не для того ваша жена пригласила его на аукцион, чтобы он мог поближе познакомиться с Ханной.
– Но я... мы... Как вы догадались?
– Вы забыли, Гейзенби, что ваша теща была моей соседкой много лет, а она самая первая сваха во всей деревне. И раз речь шла о лучшей подруге дочери, не сомневаюсь, что миссис Тофер постаралась на славу. Да и Энн ей наверняка помогла.
– Но ведь вы не говорили о своих догадках леди Ханне?
– Конечно, нет! Я что, похож на дурака? Послушайте, Гейзенби, я желаю своей сестре счастья и совсем не против, чтобы она вышла замуж по любви. Если она поймет, что Мэллори ей подходит, я не стану им мешать.
– Это замечательно! Мы с Энни уверены, что они прекрасная пара.
– Ну, это им решать. Но я не стану рассказывать Ханне о вашем маленьком заговоре и портить все дело. Ведь если она узнает – маркизу, да и вам с Энн, придется спасаться бегством. Моя сестра в гневе – зрелище впечатляющее.
Гейзенби кивнул:
– Мы знаем.
– Конечно, Энни отдает себе отчет в том, что ее ждет, если... Тс-с! Слушайте!
Послышался шорох, потом треск, и из кустов выскочил заяц. Он пронесся по тропинке, споткнувшись о сапоги герцога, и в следующую секунду исчез в подлеске. Затем раздалось тоненькое тявканье, и на дорожку выбежал гончий пес, совсем маленький, но вел он себя весьма решительно: обнюхивал следы, его уши подпрыгивали, хвост гордо торчал вверх, и звуки, которые он издавал, хоть и писклявые, походили на лай.
Открыв рты от изумления, мужчины смотрели, как гончая протопала по тропинке, перебралась через сапоги Бериника и уже вознамерилась исчезнуть в лесу, когда Мартин пришел в себя:
