— Всем известно, — продолжал между тем Гейер, — что крайний выступ группировки фон Манштейна находится в районе Калача. От этого места нас отделяют примерно 20 километров степи, занятой сейчас русскими.

Он хлопнул в ладоши, и адъютант тут же поспешил принести карту. Развернув ее, Крадущийся Иисусик прикрепил лист к башне ближайшего танка.

Вместо указки Стервятник решил воспользоваться штыком. Последние дни он постоянно носил с собой штык, полагая, что благодаря этому русские снайперы не опознают его как офицера, а примут за обычного бойца. Ведь было хорошо известно, что снайперы иванов стремятся убивать прежде всего офицеров германской армии, и лишь затем переключают свое внимание на обычных пехотинцев.

— Смотрите! — Командир батальона ткнул штыком в карту. — Мы находимся невдалеке от аэродрома Гумрак, через который, как известно, осуществляется основное снабжение Шестой армии. Здесь, в районе аэродрома, сосредоточены значительные запасы продовольствия и боеприпасов, а самое главное — горючего. Все это держат под замком интенданты, сохраняя большую часть этих запасов на, так сказать, «черный день». — Он презрительно усмехнулся и обвел офицеров многозначительным взглядом.

Фон Доденбург прекрасно понимал, что означает этот красноречивый взгляд штандартенфюрера Гейера. Если ситуация станет критической, то Стервятник, ни минуты не задумываясь, тут же силой отнимет у интендантов то, что ему нужно.

— В настоящее время мы находимся примерно в центре Сталинградского котла. Благодаря этому мы пока можем чувствовать себя в относительной безопасности. Думаю, что если русские перейдут в наступление, то сделают они это прежде всего в районе южного выступа котла — там, где оборону держит весь этот сброд, составленный из венгерских цыган, румынских скрипачей и итальянских макаронников. Русские конечно же отлично осведомлены, что стоит им только по-настоящему нажать на этих ублюдков, — и весь этот сброд немедленно разбежится. Поэтому в любом случае нам целесообразно прижиматься к реке Карповка. Она находится слева от нас и сможет обеспечить нам естественный рубеж защиты в случае внезапного наступления русских.

Лицо фон Доденбурга потемнело еще больше. Ничуть не стесняясь, Гейер четко и последовательно излагал план отступления, который готовился осуществить в любом случае, нравится это Паулюсу или нет. По всему выходило, что Стервятник прямо намеревался ослушаться безапелляционного приказа фюрера и отступить, как только для этого созреет реальная необходимость.

— Пробиваться из котла мы будет здесь, в районе к северо-западу от деревни Мариновка. — Стервятник показал это место на карте кончиком штыка. — До этого я сделаю все, чтобы наш батальон не был задействован ни в каких боевых столкновениях. Нам потребуются все наши наличные силы, чтобы вырваться из окружения и, пробившись сквозь заслоны русских, выйти к группировке фон Манштейна в районе Калача.

Тут Стервятник нахмурился, его лицо стало напряженным, точно он только что понял, какие сложные задачи им предстоят. Штандартенфюрер начал машинально потирать свой огромный нос, но затем, справившись с собой, продолжил:

— Итак, с этого самого момента мы все должны находиться в постоянной боевой готовности. Необходимо заводить танковые двигатели не менее трех раз в день, чтобы быть готовыми уехать, как только это станет необходимо. Я знаю, что это потребует лишнего расхода горючего, но не переживайте — это будет уже моей заботой. Самое главное, необходимо сделать так, чтобы в течение одного часа мы могли собраться и сняться отсюда. При этом любой, чей танк не сможет сдвинуться с места, просто останется здесь. Это ясно?

Слова штандартенфюрера Гейера вызвали беспокойство среди офицеров. Фон Доденбург легко мог догадаться, по какой именно причине. Дело в том, что часто случалось, что даже если двигатель танка работал, машина все равно не могла сдвинуться с места, потому что ее гусеницы попросту примерзали к земле.

— Когда мы снимемся отсюда, пехотинцы поедут на броне танков. Чтобы они не замерзли в пути, необходимо обеспечить каждого достаточным запасом теплой одежды. Эта задача ложится на плечи командиров танков. Все, времени на объяснения больше нет — надо действовать. А когда мы снимемся отсюда и пойдем в прорыв, то нам придется действовать в соответствии с давнишним девизом батальона «Вотан»: «Иди вперед — или сдохни».

Стервятник обвел пристальным взглядом встревоженные лица офицеров.

— У кого-нибудь есть вопросы?

Фон Доденбург поднял вверх руку.

— Да, фон Доденбург?

— Господин штандартенфюрер, вы собираетесь попытаться вырваться из окружения без приказа фельдмаршала Паулюса?

Крадущийся Иисусик злобно взглянул на Куно. Однако последний совершенно проигнорировал его горящий ненавистью взгляд и продолжил:

— Если вы это сделаете, господин штандартенфюрер, не будет ли это расценено как государственная измена?

Стервятник уставился на фон Доденбурга с таким видом, точно увидел его впервые в жизни. Затем он медленно произнес, точно в этот самый момент думал о совершенно других вещах:

— Не думаю, что мне следует отвечать на этот вопрос прямо сейчас, штурмбаннфюрер. Но в нужное время вы узнаете мой ответ.

Крадущийся Иисусик не мог больше сдерживаться. Воодушевленный тем, что «Вотану» все-таки предстоит вырваться из окружения и благодаря этому спастись, он восторженно закричал:

— Смирно! Здравия желаем, господин штандартенфюрер!

После этого Гейер и его адъютант поспешно удалились. А фон Доденбург и техник-роттенфюрер остались одни в пустом цеху, уставившись на то место, где только что стоял Стервятник. «Получается, что "Вотан" действительно собирается драпать — впервые за все время своего существования», — подумал Куно.

Над бесконечной заснеженной равниной свистел морозный ветер. Он швырял в лица двух мужчин, затаившихся в снегу, мелкие крупицы льда и заставлял их воспаленные глаза непрестанно слезиться. Этим двоим наблюдателям приходилось постоянно моргать, чтобы видеть все происходящее.

Они уже успели изучить обстановку в районе интендантских складов — и знали, что скоро обслуживающие хранилища солдаты направятся на завтрак в свою бревенчатую столовую. Ноздри бойцов жадно ловили запах кофе, сваренного из настоящих зерен, который ожидал там интендантов. Теперь надо было как можно внимательнее следить за обстановкой в районе складов — фактор времени приобретал все более важное значение.

Над горизонтом медленно поднялся зимний диск солнца. У него был какой-то почти болезненный желтоватый отлив. Светило точно в нерешительности застыло над линией горизонта, словно не зная, оставаться ли ему здесь или вообще исчезнуть. Через заснеженную степь протянулись длинные темные тени. Со стороны русских позиций, расположенных в километре, показались злые красные язычки пламени. Через несколько мгновений воздух наполнился оглушительным грохотом. Артиллерия врага начала свою разрушительную работу.

Но двое мужчин, наблюдавших за интендантскими складами, не обращали никакого внимания на русский артобстрел — фронтовые старожилы уже давно привыкли к нему. Они просто подставили свои замерзшие бородатые лица живительным лучам утреннего солнца, надеясь насладиться хотя бы частичкой его тепла.

Но вот наблюдатели услышали, как скрипнули ворота в ограждении, опоясывавшем по всему периметру интендантские склады. Из них на небольших лошадках выехали упитанные, одетые в новенькую форму военные, проходившие службу на складе. Копыта лошадок с хрустом побежали по смерзшемуся насту; всадники направлялись в сторону столовой.

За складскими потянулась вереница русских военнопленных, которые использовались на подсобных и грязных работах, обслуживая хранилища. Пленные были крайне истощены, их глаза воспалено блестели на исхудалых лицах. В сопровождении помахивавших кнутами охранников они устремились туда, где повара уже разливали дымящуюся баланду.