— Если честно, сержант, то для меня не имеет никакого значения, что тому человеку, который сидит за немецким пулеметом, недавно исполнилось сто лет, что он старый сифилитик или что-то в этом роде, — раздраженно бросил бледный веснушчатый пехотинец. — Его от нас в любом случае отделяет железобетонная стена толщиной в восемь футов, и у него хватает пальцев на руках, чтобы жать ими на гашетку пулемета и осыпать нас пулями!

— А теперь послушай меня, солдат… — начал было возражать ему штаб-сержант. Но ему так и не удалось закончить фразы. Снаружи вдруг яростно засвистели свистки, и хриплые глотки унтер-офицеров принялись выкрикивать старые, как сама война, приказания:

— А ну-ка, парни, вылазьте из своих дотов! Вы что, не в курсе, что мы воюем?!

Находившийся в своей штаб-квартире в отеле «Квелленхоф» бригадефюрер СС Дегенхардт Доннер яростно набросился на штурмбаннфюрера Шварца:

— Вы можете сказать мне наконец, где находится штандартенфюрер фон Доденбург? Ради бога, скажите же мне это!

Шварц, который только что сумел вывести из-под фатального американского обстрела пару сотен панцергренадеров «Вотана», которые до последнего удерживали Голгофу под натиском превосходящих сил противника, был с ног до головы заляпан грязью. Его буквально шатало от голода и усталости. Он с трудом облизал свои запекшиеся губы и хрипло произнес:

— Штандартенфюрер фон Доденбург выполняет ваш приказ, генерал. Вместе со штурмшарфюрером Краузе они на двух танках отправились останавливать продвижение американцев в районе Римбурга.

В волнении Доннер выронил свой стеклянный глаз и теперь нервно сжимал его своими длинными худыми пальцами.

— Что же это получается, штурмбаннфюрер? — воскликнул он. — До чего дошло одно из элитных подразделений СС — боевая группа «Вотан»? Ее командир отправляется останавливать прорыв целой американской дивизии всего на двух танках, в компании с 17-летним младшим офицером!

И Доннер неожиданно опустил голову вниз и закрыл лицо руками.

— Боже, — всхлипнул он, — где же фон Доденбург?!

Американские штурмовики наконец улетели. Но теперь вся местность вокруг троих эсэсовцев и их одинокого «тигра» буквально кишела неприятельскими войсками. В течение всей ночи Куно фон Доденбург, гауптшарфюрер Шульце и шарфюрер Матц слышали нескончаемый рев американских танков и бронированных машин, самоходных орудий и грузовиков, которые двигались в направлении Аахена. Фон Доденбург понимал, что они должны попытаться вырваться отсюда, пока не станет слишком поздно. Но как именно это можно было сделать?

Сидевший рядом с ним Шульце громко застонал. Фон Доденбург повернулся к нему. «Шульце серьезно ранен», — в который раз пронеслось у него в голове. Гамбуржец ворочался и стонал всю ночь, пока фон Доденбург и Матц поочередно несли обязанности часовых.

— Я осмотрю его плечо, — прошептал Куно. — Матц, посвети мне. Только прикрывай свет фонарика ладонью!

Штандартенфюрер разорвал окровавленную рубаху на большом мускулистом плече Шульце. В ране торчал осколок 20-миллиметрового американского снаряда. Вокруг него густо запеклась кровь; тонкая красная струйка стекала на волосатую грудь гиганта.

— Какое прекрасное тело, — с трудом проговорил Шульце. Его полузакрытые веки судорожно подергивались. — От его красоты просто захватывает дыхание… какое оно, черт побери, совершенное!

Куно фон Доденбург посмотрел на Матца. Вдалеке через поле с грохотом тащились американские грузовики. Шарфюрер облизал запекшиеся губы.

— Не смотрите так печально, командир, — проговорил он, явно почувствовав невысказанные страхи фон Доденбурга. — Мне кажется, гангрены у него все-таки пока еще нет. А этот неприятный тяжелый запах… хочется надеяться, что это — обычный запах тела нашего гауптшарфюрера. Пока же гангрены нет… — Он постучал по своей деревянной ноге: — Той, что лишила меня этой конечности.

Фон Доденбург был согласен с Матцем. Но он прекрасно понимал и то, что, стоит только грязи или гнилостным микробам попасть в рану Шульце, и ему будет грозить ампутация руки. Даже умудренный опытом доктор Диденхофен, начальник медицинской службы боевой группы СС «Вотан», не колеблясь, отсечет в таком случае руку гауптшарфюреру, чтобы не рисковать всей его жизнью.

— И как же, ты думаешь, мы должны поступить в этом случае, Матц? — спросил Куно.

Одноногий эсэсовец выключил фонарик. Шульце вновь погрузился в полубессознательное состояние. Его дыхание было неровным и прерывистым, почти конвульсивным. Несколько секунд Матц напряженно размышлял.

— Самое лучшее, господин штандартенфюрер, это, конечно, доставить его к нашим эскулапам, — сказал он наконец. — Но… — И Матц замялся.

— Продолжай!

— Я думаю, господин штандартенфюрер, что неизвестно, когда еще мы сможем добраться до наших медиков. А пока нам надо попытаться вытащить этот осколок у него из раны. Потому что если мы промедлим с этим, то, скорее всего, он потеряет руку.

Матц и фон Доденбург посмотрели друг на друга, и шарфюрер вновь включил свой фонарик. Затем он сунул свободную руку к себе в сапог и извлек оттуда украшенный символикой гитлерюгенда кортик.

— Я получил этот кинжал, когда являлся одним из руководителей гитлерюгенда, — пояснил он. — Это было еще до войны. С тех пор и таскаю его с собой. — Он провел большим пальцем по лезвию: — Острый, как бритва. А его кончик — тонкий, почти как иголка.

Куно фон Доденбург внимательно посмотрел на кинжал.

— К сожалению, у нас нет ничего, чем мы могли бы заглушить боль, когда ты начнешь извлекать осколок из его тела. И как мы сможем обеспечить необходимую гигиену при такой операции?

— Предоставьте все это дело мне, господин штандартенфюрер. Уверяю вас, я не впервые буду выполнять подобную операцию. В 1943 году в России я этим кинжалом в две секунды отсек пару обмороженных пальцев на ноге одного роттенфюрера. И в результате он остался жив. И с ногами. Что же касается гигиены… — Он расстегнул ширинку и, стоя на башне «тигра», направил тугую струю горячей желтоватой мочи прямо на лезвие своего кортика. — Когда этой весной я попал в больницу с триппером, то врачи, обследовавшие меня, заявили, что моя моча убивает любые микробы. — Закончив промывать лезвие, Матц склонился над Шульце.

— Господин штандартенфюрер, вы лучше держите этого громилу, да крепче. Он силен, как бык. А когда он почувствует мой кинжал в своем теле, то попытается убить всех, кто только окажется рядом. Так что я надеюсь на вас.

Фон Доденбург кивнул и обхватил Шульце так, что гамбуржец не мог пошевелиться. Одновременно Куно сделал так, что его рана оказалась перед глазами Матца, как на ладони. Матц зажал фонарик между зубов, покрепче схватил свой кортик и ввел его в рану Шульце.

Гауптшарфюрер громко вскрикнул, все его мощное тело сотряслось. Но фон Доденбург держал его крепко. Он слышал, как кончик ножа Матца скребнул кость. Шульце закричал снова. Его спина выгнулась, словно в агонии. Фон Доденбург на мгновение освободил руку и засунул свой платок в широко открытый рот Шульце.

Матц действовал быстро. На его лбу выступили бисеринки пота. Кинжал все глубже погружался в рану Шульце, по мере того как из нее высвобождался осколок американского снаряда. Никто не знал, что чувствовал при этом сам Шульце, — засунутый в его рот платок фон Доденбурга надежно скрадывал любые крики гамбуржца. Но фон Доденбург, который весь покрылся потом, удерживая изгибавшегося и старавшегося вырваться раненого, мог легко представить себе, какие муки испытывал Шульце. Очевидно, кинжал Матца казался ему раскаленной кочергой, погружавшейся в рану и делавший телу все больнее и больнее.

Затем Матц выпустил фонарик изо рта и сделал глубокий вдох.

— Извини, здоровенный ты паразит, — пробормотал он и быстрым движением кисти повернул кортик в ране Шульце. Осколок снаряда со звоном упал на броню «тигра». Матц опустился на четвереньки. Его пальцы были вымазаны кровью Шульце. Он весь вспотел и тяжело дышал от неимоверного напряжения.