– Истинно, – сказал Левкон. – Я иду к царю один.

Мелета и Агнесса бродили по гавани без дела. Мелета звала подругу погулять по многочисленным протокам дельты реки, но та все отказывалась, ссылаясь на приказ царицы не отходить от гавани дальше ста шагов. Но когда фелюга царевича подняла паруса и отошла от гавани, Агнесса воскликнула:

– Пойдем гулять! Этот олух отчалил один.

Мелета поняла, что Несси ждала приглашения царевича. Они пробрались среди торгующих рыбой меотов и углубились в сторону рыбацкого поселка. Мелета поняла, почему тихая, спокойная гавань названа – Тирамбо – быстрая вода. Могучая река Кубаха всем своим полноводьем напирала на протоки, и они гнали воду с шумом. Быстрые струи, попадая в простор гавани, теряли силу и спокойно разливались по водному полю. Здесь было царство камыша, и поселок был почти не виден. Тут все сделано из камыша: и стены хижин, обмазанные глиной, и крыши, и заборы, и даже мостки и переходы сделаны из огромных тугих связок камыша. Тростниковые маты устилали дворы домов и казалось, что тут совсем нет твердой земли, а все держится на колеблющемся камышовом настиле. Идти пришлось медленно, и Мелета решила завести разговор с подругой о Левконе.

– Ты напрасно так груба с царевичем. С какой стати ты называешь его олухом? Ты же явно хочешь, чтобы он тебя полюбил. Где ты взяла это слово?

– Ты же в последние месяцы почти не жила в Фермоскире.

– А где я жила?

– То ездила на хутор к Ликопу, то сидела в тюрьме, ожидая суда. Мы, молодые наездницы, стали называть олухами моряков из Коринфа. Мой муж Тифис сам называл их олухами. Так и пошло.

– Говорить грубо со скифами, может быть, и можно, но с эллинами…

– Все мужики, что скиф, что эллин – скоты! А Левкону нравится, что я зову его олухом.

– Ну, смотри, девка. Бросит он тебя…

Мелета не зря тянула подругу в этот надводный поселок – она рано утром слышала, как в поселке ржали кони, ей нестерпимо хотелось увидеть лошадь. И вот они увидели. На довольно просторной площадке земли, где не было камыша, стояла хижина, около нее во дворе ходила кобыла с жеребенком. Агнесса радостно ойкнула и, недолго думая, перемахнула через забор, подбежала к лошадке и обняла ее за лохматую шею. Кобыла тряхнула головой, зло клацнула зубами, но девушка смело почесала под гривой, и кобыла притихла. Мелете оставался жеребенок, и она направилась к нему, но тот, взглянув, бросился прочь, к забору. Кобыла тихо заржала, жеребенок поскакал к матери. Мелета вынула из кармана краюху черствого хлеба, разломила ее пополам, поделилась с Агнессой.

– Они по запаху поняли, что мы ойропаты, – сказала Агнесса и подала на ладони хлеб кобыле. Та осторожно и мягко, одними губами приняла хлеб и начала его жевать. Жеребенок приблизился к Мелете и потянулся к хлебу. Мелета встала на колени и тоже обняла жеребенка за шею. На лицах девушек было счастье и радость, они с наслаждением вдыхали запах конского пота.

– О, боги! Что вы тут делаете? – воскликнула девушка, стоявшая за забором. – Они же убьют вас!

– Они узнали, что мы ойропаты, – сказала Агнесса. – Добрее лошадей нет никого на свете.

– Но кобыла не то что чужих, даже отца не подпускала к малышу. Лучше отойдите! И заходите в дом, если вы пришли _с добром.

– Вы, наверное, из гавани? – спросила хозяйка, когда они вошли в невысокую, но просторную хижину. – Вы, правда, женщины, которые убивают мужчин?

– Убивали, – ответила простодушно Агнесса. – Но теперь не убиваем. Нечем убивать, – и она раскинула руки по сторонам. – У нас нет оружия. Мы – пленницы. А тебя как зовут?

– Нимфея, просто Фея.

– А меня зовут Несси, а ее – Мелета. У тебя чего-нибудь пожрать есть?

– О, боги! Вы голодны? Но у нас только рыба.

– Давай рыбу. Мы со вчерашнего вечера ничего не ели. Фея подобрала свои длинные юбки и побежала во вторую половину хижины, где, видимо, в пристройке помещалась кухня.

– Она, что – зябнет? – спросила Мелета, – на ней три юбки и, по-моему, внизу штаны. Ведь на дворе жара.

– Спорим – она ждет своего олуха, – ответила Агнесса. – Хочет показать свое богатство. Если он придет, давай нагоним на него страху! Не зря же она спрашивала, убиваем ли мы мужчин.

– Я думаю, не надо.

– Почему?

– А если бы на твоего Левкона кто-то стал нагонять страх. Тебе было бы приятно? К тому же, мы у них в гостях.

– Ладно, не будем.

Из-за двери выскочила Фея и поставила на стол большую глиняную миску с крупными кусками отварной рыбы, затем она вынесла корзинку из камыша, наполненную хлебом. В левой руке держала амфору.

– Ойропаты пьют вино? – спросила она.

– Нет, – смеясь, ответила Несси, – они его только нюхают. Ты что, шуток не понимаешь, ставь на стол и вино. Пировать так пировать.

Когда Фея разлила вино в кружки, Мелета спросила:

– Вы разве не разбавляете вино водой?

– Это эллины пьют с водой, а мы ведь скифы.

– Вот как! А я думала, вы синды! – сказала Агнесса, выпив вино.

– Вся Синдика из скифов, – ответила Фея и глянула в окно, которое выходило прямо на воду. Хижина наполовину стояла на сваях. В окне промелькнула голова рыжего парня, потом скрылась.

– Эй-эй, олух! Куда ты? – крикнула Агнесса. – Залезай прямо в окно!

– Залезай, Нил, залезай, – подтвердила Фея. – У нас добрые гости.

Окно не имело ни рамы, ни створок, а стекла синды не знали вообще. Парень был на лодке, он ловко закинул ногу на подоконник и очутился в комнате.

– Я знаю – вы ойропаты, – сказал он, с интересом глядя на женщин. – Но я вас не боюсь.

– И напрасно, – заметила Агнесса. – Мы обе вдовы и мужей своих направили в царство Аида. Короче – убили.

– Не шути так, Несси, – сказала Мелета. – Ее муж утонул в море. А мой живет далеко отсюда. Наговорили тут про нас всякое…

– Не обращайте на него внимания, – сказала Фея, – Все скифы ужасные вруны, сейчас он будет хвастаться своей силой и смелостью.

– Садись, олух, выпей с нами. Нимфея сказала, что вся Синдика из скифов. Это правда?

– Не совсем. В стародавние времена здесь были сплошные склоты, так себя называли раньше скифы, но потом они стали жениться на эллинках, а то и на киммерийках, принимать их язык и обычаи, и дети у них получались не похожие на скифов. Скифы любят жениться на чужих бабах.

– Что правда, то правда, – зло заметила Фея. – Смотрите – он уже вас ест глазами. У-у, склот! (Нимфея поднесла Нилу под нос кулак – гляди, мол, у меня!)

– А откуда получались меоты?

– Оттуда же. Племена называют по месту, где они живут. Вот нас назвали синдами, мы – речные люди, а далеко за Танаисом есть савроматы, так это тоже испорченные склоты. А испортили их, говорят, ойропаты.

– Как сюда попали ойропаты? – удивленно спросила Мелета. – Хоть и в дальние времена?

– Я не знаю. Это надо у мамы спросить. Она служанка царицы Тиры, а сама царица считает себя чуть ли не ойропатой, говорит, что ее предки произошли от богини Ипполиты.

– Где сейчас твоя мать? – спросила Мелета.

– Она с ними не живет. Она на острове Гермонасса, там, где дворец Тиры. Наши бабы совсем стали с ума сходить. Тира тоже с царем раздельно живет. Он в Фанагории, а царица в…

– Замолчи, хвастун! – перебила его Фея. – Царь Гекатей очень любит Тиру. И моя мать тоже любит отца…

– Ты лучше смотри за столом. Гости сидят голодные, а рыбы нет.

– Может, вам сварить уху из барабули? – живо спросила фея. Она обрадовалась, что появилась причина для смены неприятного для нее разговора. Не ожидая согласия гостей, она принесла со двора сухого тростника и хворосту и бросила всё это на горячие угли очага, тростник вспыхнул. Фея повесила над огнем котел, налила туда воды, затем вынесла горку мелкой рыбешки и принялась чистить.

– Это и есть барабулька? – спросила Агнесса. – Я видела такие же на берегу, ею торговали дандарии, ко наши не покупали ее. Мелочь же.

– И напрасно! – воскликнул Тит. – В морях множество сортов рыбы, но барабулька самая вкусная для ухи и самая дорогая.