Лишь только возвратился Владимир в Киев, как и велел ниспровергнуть кумиры, одни сжечь, другие истребить, а главного, Перуна, привязать к конскому хвосту и волочить с горы по Боричеву взвозу на ручей, с ручья же в Днепр. Неверные люди плакали, провожая кумир, пущенный по реке. Князь приставил двенадцать человек отталкивать его от берега, пока не пройдет пороги. За порогами выбросило кумир на берег, и то песчаное место долго называлось в народе Перуновой релью.
На другой день велел Владимир созвать жителей всего города к реке, говоря: «Если кто не окажется на реке, богатый или убогий, нищий, работник, тот будет мне противен». Люди собрались с радостью, толкуя про себя: «Если бы это было нехорошо, то князь и бояре не сделали бы того».
Поутру вышел Владимир на Днепр с попами царицыными и корсунскими, с сыновьями и боярами. Народу множество, без числа, толпилось на берегу, — и начался торжественный обряд крещения. Священники читали молитвы, пели: во Христа крещаются, во Христа облекаются, — все люди, мужчины и женщины, старые и молодые, бросились в воду и стали кто по шею, кто по грудь, дети близ берегов, младенцы на руках у матерей. Великий князь, подняв глаза к небу, воскликнул: «Господи Боже, сотворивший небо и землю! Призри на новых людей твоих и дай им уведати тебя, Бога истинного, как уведали прочие народы христианские, и помоги мне на супротивного врага, да побежу козни его».
Вот была радость, на небесах и на земле, говорит с восторгом благочестивый летописец, видеть столько душ спасаемых!
«Благ Господь и во веки милость его… Рече Господь, яко радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся: се же не един, не два, но безчисленное множество к Богу приступиша, избавлени от прелести диавола. И погибе память его с шумом, а Господь пребывает во веки, хвалим от Русских сынов — новии люди хрестьянстии, избраннии Богом!»
Владимир велел строить церкви по всем тем местам, где стояли идолы. На Перуновом холме, куда приходили князь и люди творить требы богам, поставлен был храм Святого Василия, имя которого получил он при крещении. Тогда же и по прочим городам и селам начали приводить людей на крещение и ставить церкви: рассылались священники, дети отдавались в ученье книжное.
Исполнилось пророчество в Русской земле: «в оны дни услышат глусии словеса книжная, и ясен будет язык гугнивых».
Так крестился Владимир и сыновья его, и вся почти земля Русская, мирно, беспрекословно, в духе кротости и послушания, не прияв в душу семян воздействия.
Владимир, пожив некоторое время в законе христианском, пожелал создать великолепную церковь, подобную той, какую видел в Корсуне. Место было избрано окропленное кровью мучеников. Шесть лет мастерами греческими строилась церковь, основание которой, скрытое в земле, удивляет до сих пор своим пространством и соразмерностью. Владимир отдал в нее все, что привез из Корсуня — иконы, сосуды, кресты, и поручил ее Анастасу Корсунянину, приставив попов корсунских, определил ей десятую часть от всего имения и всех городов своих. Освящение церкви было совершено с великим торжеством. Для бояр и старцев людских устроено было в тот день великое пиршество, а нищим роздана богатая милостыня.
Греция, и еще более соседняя, единоплеменная Болгария, уже давно просвещенная христианским учением, имевшая многих знаменитых учителей, преемников святых Кирилла и Мефодия, доставляли нам первых священников, пылавших огнем обращения, как бывало везде с первыми христианами. Они принесли с собой священные книги, Евангелие, Апостол, литургию, писания отцов церкви на родном языке, посредством которого как бы неким чудом раскрылся вдруг перед очами новообращенных христиан русских новый, прекрасный, удивительный мир любви, премудрости, святыни, — и души простые, добрые, смиренные, уготованные, приняли божественное семя со страхом и верою, и оно дало им плод со сторицей.
Таков был из первых сам Владимир, который вдруг как будто переродился и начал иную жизнь. Жестокосердый, сладострастный, кровожадный, преданный пьянству, он стал умерен, воздержан, кроток, человеколюбив. Всякое слово, им слышанное в церкви, проникало ему в сердце и оказывалось чудодейственным. Слышал ли он в Евангелии: «не скрывайте себе сокровищ на земле, идеже тля тлит и татие подкапывают, но скрывайте себе сокровище на небесах, идеже ни тля тлит, ни татие подкапывают», — и он приказывал всем нищим и убогим приходить на двор княжий и брать себе все, что нужно, пищу и питье, одежду и куны из скотниц. Распорядясь так, он все еще был недоволен, ибо больные и немощные не могут, говорил он, дойти до моего двора. Что же он сделал? Он велел пристроить возы, накладывать на них хлеба, мяса, рыбы, всяких овощей, квасы и меды в бочонках, и возить по городу. Из улицы в улицу разъезжали его слуги и спрашивали: «Где больные и нищие, не могущие ходить», — и раздавали всем, кому что надо.
Точно так же, получив понятие из Священного Писания о драгоценности человеческой жизни, он не хотел казнить смертью даже разбойников. Сами епископы насилу могли убедить его, чтобы усугубил строгость, ибо вследствие послабления умножились разбои. «Боюсь греха», отвечал он им. «Ты поставлен от Бога, объясняли священники, на казнь злым, а добрым на милость. Наказывать разбойника можно, только с дознанием», — и Владимир едва уступил их доказательствам.
И бранный дух Владимира, кажется, угас. В продолжение двадцати пяти лет остальной его жизни летопись упоминает в двух словах об одном походе его на хорватов (в 993 году), вероятно, по какой-нибудь особой причине; он жил в мире со всеми соседними государями: с Болеславом, королем ляшским, Андреем чешским, Стефаном угорским.
Только с печенегами война была беспрестанно. Эти варвары размножились в привольных степях Черноморских, принимали к себе единоплеменников из внутренней Азии, и постоянно нападали на русские владения из-за Днепра, Десны и Сулы.
Владимир, лишь только водворился в Киеве, как начал принимать против них меры и поставил множество городов по Десне, Остру, Трубежу, Суле и Стугне, населил их мужами лучшими от словен, кривичей, чуди и вятичей, чтобы преграждать их набеги до Киева; иногда принужден он бывал ходить в Новгород, чтобы нанимать оттуда верховных воинов, то есть норманнов.
О войнах печенежских ходили в народе разные повести; одна (993) кончилась, по преданию, поединком, предложенным от печенегов. Владимир послал бирючей по своим товарам (стану), вызывать охотников, но никто не являлся, что его весьма огорчало. Наконец, пришел один старик, который рассказывал, что у него остался дома сын меньшой, раздирающий воловью кожу руками, и никогда ни кем не осиленный. Князь велел привести его и спросил, может ли он побороться с печенежином. «Я не знаю, князь, могу ли, отвечал молодой человек, испытайте!» Выпустили на него сильного быка, разъяривши его каленым железом. Силач схватил его на бегу рукою за тело и вырвал кусок мяса с кожею «елико рука зая». Опыт ободрил русь. В назначенный день печенежин явился и посмеялся, увидев перед собою малорослого соперника: «бе бо превелик зело и страшен». Размерено место между полками. Бойцы сошлись и схватились крепко друг за друга. Русин удавил печенежина «в руку до смерти» и потом ударил оземь. Наши крикнули и бросились на печенегов, которые обратились в бегство. Владимир заложил город на броде том и назвал его Переяславлем, потому что юноша переял здесь славу, а его, равно как и отца, «сотвори мужем великим».
По прошествии трех лет печенеги вновь напали на Русь, причем сам Владимир едва избежал опасности: он вышел было против них с малой дружиной из Василева города, незадолго им основанного на реке Стугне, и не мог выдержать их натиска, бежал и едва успел скрыться под мостом. Трепеща за свою жизнь, он обещал поставить церковь Святого Преображения в Василеве (это было в день Преображения), если Бог избавит его от гибели. Печенеги проскакали мимо, и Владимир спасся; он сотворил праздник великий для бояр, посадников, старейшин и многих людей, на котором выпито триста вар меду и роздано убогим полтораста фунтов серебра. Пир продолжался восемь дней, после которых к Успенью князь возвратился в Киев, где начались новые празднества для бесчисленного множества народа. Церковь во славу Преображения Господня была построена немедленно в Василеве. Так он был рад своему нечаянному избавлению!
