И № 62. Здесь идет подбор просто.
Материалы по делу.
Из статьи Гелия Шмелева «Церковь, общество, государство и экономика»: «Уже в 1948 году началось новое наступление на церковь. Происходит массовое изъятие церковных зданий под клубы, склады и другие цели. В 1949 году постепенно прекращаются службы вне стен храмов, отменяются крестные ходы, кроме пасхальных, несмотря на нехватку священнослужителей не допускается обслуживание одним священником нескольких храмов. Усиливается экономическое давление на церковь. Растут налоги, с 1951 года ими облагаются причтовые отчисления в пользу епархии и подарки духовенству. Многие монастыри должны были делать обязательные поставки государству продуктов животноводства». «Новая и новейшая история», № 6. 2001.
Гелий Шмелев — член-корреспондент РАН.
Маленькое послабление, сделанное церкви, очень быстро закончилось.
Горинов: Оно не закончилось. Оно закончилось после смерти Сталина. А новая волна гонений — это хрущевская эпоха.
Млечин: С 48-го года.
Горинов: Простите. Одно дело урегулирование. Действительно, ряд церквей был закрыт…
Млечин: И больше не открылось ни одной, с 48-го года не открылась больше ни одна церковь.
Горинов: …А до 48-го года — 1400.
Млечин: Я и говорю, послабления быстро закончились.
Горинов: Они не закончились, рост дальнейший прекратился. Эти церкви не закрыли.
Сванидзе: Спасибо, Леонид Михайлович, Вам слово.
Млечин: Если можно, Лев Константинович Дуров, народный артист России, горячо нами любимый. Вот эта вот атмосфера того времени?
Дуров: Вы знаете, я тогда ещё был пацаном. Это по сегодняшнему времени гораздо всё взрослее. Я могу только сказать с точки зрения визуальной, чувственной.
Победа — она же кратковременна. Это праздник короткий, а потом начинается отрезвление, начинается похмелье послепобедное. И вот тут начались сложности. Они были на бытовом уровне. Приходил человек, у него — вот такой иконостас, весь в орденах. И говорят «демобилизация». Он приходит в военкомат, ему говорят, снимай, ты свободен. Как, я — герой, я взял одну высоту, потом был рядовым, повел батальон, даже не был комбатом, потом взял вторую высоту. А теперь я кто? Кем Вы были до войны? Ассенизатором. Так ты — ассенизатор. Как? Это не возможно!
И вот это одна из страшных вещей. Война — противоестественная вещь для человечества и порождает такие противоестественные вещи. И человек теряется, он не знает, куда ему деться, потому что с одной стороны он герой истинный, настоящий, а с другой стороны он возвращается к мирной профессии, которая для него сейчас ничтожна, никакая. Вот это одна беда.
Потом зажужжали по всей Москве шарикоподшипники, поехали обезноженные инвалиды. Через некоторое время они исчезли. До сих пор никто не знает, куда они исчезли. Остров Валаам, отправили людей тяжелейших ранений, о которых говорить просто невозможно, это страшные ранения. Где они все — никто не знает. Остров Валаам с этими ранеными тоже исчез.
Зашуршали опять шины «эмочек», потому что я помню это ощущение, когда подъезжала машина к дому, все просыпались. К тебе или не к тебе? За папой или за братом?
И голод, тот же жмых в кармане, те же оладьи из очисток, пропущенных через мясорубку и пожаренных на рыбьем жире, который назывался витаминизированный. Такая вонища чудовищная! Всё осталось тоже самое.
Было ли разочарование. Конечно, да! Всегда надежда есть. Сейчас вот это случилось, мы победили и начнется что-то новое. А новое не случилось. Всё продолжалось по-старому.
Я сейчас рассуждаю с точки зрения того пацана, который тогда был там, понимаете? Вам судить гораздо острее и серьезнее, чем я.
Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы.
Кургинян: Я согласен со всем тем, что Вы говорите. Естественно, что когда люди возвращаются с войны, это вообще чудовищная трансформация. Человек там был героем, лучшим из лучших, теперь ему нужно заново (и это называется проблема социализации) искать место в новой жизни. Не всегда это место находится. Потерянное поколение. А там в тылу сидят какие-то чайники, которые начинают тобой командовать. Но это ведь всеобщая проблема послевоенной социализации.
А вот не прокомментировали бы Вы вот такие факты. Пожалуйста, доказательство № 30.
Материалы по делу.
Из высказывания писателя Федора Абрамова: «Опьяненные победой, зазнавшиеся, мы решили, что наша система идеальная… И не только не стали её улучшать, а наоборот, стали еще больше догматизировать». Е. Ю. Зубкова. После войны: общество и власть (1945–1952). М. 2001.
Из высказывания писателя Виктора Некрасова: «Победителей не судят!.. Увы! Мы простили Сталину всё! Коллективизацию, тридцать седьмые годы, расправу с соратниками, первые дни поражения». Виктор Некрасов. Через сорок лет. Лондон. 1988.
Из беседы Шарля де Голля с российским послом Владимиром Виноградовым: «Честно говоря, непонятно, почему вы так поступили со Сталиным, умаляете его заслуги, отрицаете его роль. Это, по-моему, был выдающийся человек, и он много сделал для обшей победы, дли возвышения России». В. Ерофеев. Дипломат: книга воспоминаний. М. 2005.
Шарль де Голль — 18-й президент Франции.
Ещё доказательство № 31 сразу. Оно затронет круг проблем и всё.
Материалы по делу.
Из лекции Каролин Жиро: «Во Франции в 1905 году появился закон, согласно которому не имевшие определенного меси жительства инвалиды должны были находиться в приюте. /…/ Когда после Первой мировой войны период нехватки рабочих рук закончился, инвалидов стали считать „обузой для предприятий“ (показательны в этом смысле дебаты по подготовке закона от 24 июня 1924 года об обязательной занятости инвалидов. /…/ В 1968 году вышел закон, ставящий под вопрос юридическую правоспособность инвалидов, что усилило их социальную отъединенность».
«ТумБалалайка», № 7, июнь-декабрь 2000 г.
Каролин Жиро — представитель правозащитной организации «Репортеры без границ».
Из информационной справки радиостанции «Голос России»: «Уже после войны во Вьетнаме по различным причинам (самоубийства, криминал, наркотики, последствия ранений, психические расстройства и др.) потери среди ветеранов составили более полумиллиона человек». 31 июля 2009 г.
Кургинян: Я хочу сказать только об одном, что очень многие проблемы, которые Вы здесь обсуждали, совершенно справедливо, они ведь носят общий характер. Всегда после возвращения с войны есть разочарование, везде есть странная проблема, что делать с инвалидами без рук, без ног, вообще не могут себя обслуживать.
Кантор: Я могу прокомментировать?
Кургинян: Везде существует очень много проблем. Везде есть этот вьетнамский синдром…
Дуров: Меня не интересует везде, меня интересует у меня! Какое мне дело до везде? Что Вы говорите тоже?
Кургинян: Всё, понял.
Дуров: Какое мне дело до везде? Везде они разберутся. Слова де Голля для меня ничего не стоят, а слова Астафьева для меня стоят. Вот и вся правда.
Кургинян: А слова Абрамова?
Дуров: И Абрамова тоже самое!
Кургинян: Чем Астафьев отличается от Абрамова?
Млечин: А чем Абрамов противоречит Астафьеву?
Кургинян: Абрамов говорит о том, что «мы были в восторге».
Млечин: Да догматично он говорит.
Кантор: Сергей Ервандович, а в следующий раз он говорит о том, что произошло потом.
Кургинян: Правильно.
Кантор: Да, в 46-м году ему, Сталину…
Кургинян: А потом они разочаровываются, конечно.
Кантор: Он говорит, что они простили ему в опьянении. Эта цитата, приведенная Вами честно.
Кургинян: Да, да.
Кантор: Насчет инвалидов во Франции. Вы случайно не помните, где размещались инвалиды Первой и Второй мировых войн во Франции?
