Мы запускаем голосование нашей телевизионной аудитории. Номера телефонов Вы видите на экране.
Обвинитель на процессе — политолог, президент международного общественного фонда «Экспериментальный Творческий Центр» Сергей Кургинян.
Защитник на процессе — писатель Леонид Млечин.
Сейчас прошу вывести на экран материалы по делу.
Материалы по делу.
В 1959 году в Москве впервые прошла национальная выставка США. Среди экспонатов был дом в разрезе, который показывал быт американской семьи. Посетители, которые еще толком не успели познакомиться с телевизором, с открытым ртом смотрели на шикарные холодильники, посудомоечные и стиральные машины. Не понравился дом только одному человеку — Первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву. На встрече с президентом США Никсоном он заявил, что подобный быт чужд советскому народу. Зачем строить коттедж для каждой семьи, если можно возвести пятиэтажку и обеспечить жильем сотни людей? В экономике Хрущев призывал догнать и перегнать Америку. Но большинство историков и экономистов склонно считать, что сделать это было нереально. Однако призыв принес свои плоды. На рубеже 50-х — 60-х годов в Советском Союзе наблюдается бурный экономический рост. Национальный доход страны за семь лет вырос на 50 %, а производственные фонды — почти на 100 %. При этом рост доходов населения выглядел куда скромнее. Ряд реформ привел к упадку сельского хозяйства. А задача перевыполнить план — к истощению ресурсов. До сих пор социально-экономическая политика Никиты Хрущева вызывает бурные споры.
Сванидзе: Начинаем второй день слушаний по политике Никиты Сергеевича Хрущева.
Вопрос сторонам: Каков характер и результаты хрущевских преобразований в сфере идеологии, в экономике и в социальной сфере?
Пожалуйста, сторона защиты. Леонид Михайлович, Вам слово. Ваш тезис, Ваш свидетель.
Млечин: Благодарю. Если позволите, я начну с Георгия Михайловича. Скажите, пожалуйста, Вы были, я думаю, одним из тех, кто получил квартиру благодаря Никите Сергеевичу, а?
Георгий Гречко, советский космонавт: Да, когда я пришел на работу к Королеву, мы с женой жили в разных общежитиях. Когда у нас появился ребенок, нас из общежития выгнали. Мы пошли, сняли частный сектор, хозяйка говорила: Здесь не ходи, здесь музыку не заводи, здесь не приглашай гостей. И вот так мы жили, пока не появились то, что … так сказать, противники называют «хрущобами». Я счастлив, потому что я получил однокомнатную квартиру. Не очень высокий потолок, совмещенный узел, но я там слушал музыку, я там не слушал хозяйку, я принимал гостей, когда мне с гостями удобно, а не когда разрешит хозяйка. Причем я ее получил бесплатно. И я ее получил так, что там и сантехника была, и кухня была, можно было просто войти, пальто положить на пол и жить. А вот до этого, если бы не Хрущев, я бы ждал очень много лет: 7–8–9 лет мы ждали своего…и жили бы вот у этой хозяйки. Вот сейчас мы купили дочке квартиру, влезли в долги на много лет. Когда я вошел в эту квартиру, то я вспомнил, что там я вошел в квартиру, а здесь я вошел в помойку. Потому что грязные кривые стены, я могу сквозь стену с соседом по квартире поздороваться, и вместо пола — грязная яма. Вот прошло с тех пор, когда мне вручили ключи, там прошел час — и я уже жил, здесь прошло 2 года, мы еще не можем достроить эту квартиру.
Млечин: Спасибо большое. Борис Анатольевич, встреча тогда у Вас с Никитой Сергеевичем была вообще говоря пугающая. Вы тогда, конечно, были чуть-чуть моложе, но… но не страшно было? И какие у Вас воспоминания остались? И как вы сейчас к Никите Сергеевичу относитесь, вот скажите?
Борис Жутовский, художник: Конечно, страшно. Конечно, страшно. Сейчас мне 80, а тогда было 30, чуть раньше. Я все равно ему благодарен.
Млечин: Почему?
Жутовский: Потому что дома, в квартире, с 37 года по 57-й стоял вот этот чемоданчик, у двери. В нем была … было полотенчико вафельное, мыло завязано в тряпочку, не в мыльнице, зубная щетка с деревянной палочкой, обязательно, потому что пластмассовую в тюрьме можно о цементный пол пошуршать, и ею зарезаться, до того как тебя осудит власть. И этот чемодан лежал 20 лет. В 57-м мама его убрала на антресоли. Я его держу там. Пока. Что касается встречи с Никитой Сергеевичем Хрущевым в Манеже, то должен Вам сказать, что… ну, когда вы встречаетесь, каждый из вас по своей профессии не с профессионалом, вы или отказываетесь, или терпите. А посмотрите, кто на сегодняшний день в нашей культуре — кусок? 60-е годы. И кино, и художники, которые по всему миру у нас теперь уже покупаются за миллионы…
Сванидзе: 10 секунд у Вас осталось.
Жутовский: И книги, и всё остальное.
Млечин: Спасибо. Можно я за счет моего финального времени попрошу профессора Орлова…
Сванидзе: Хорошо. 30 секунд.
Млечин: …сказать, оценить социальную политику Хрущева.
Игорь Орлов, доктор исторических наук, профессор ГУ-ВШЭ: Вы знаете, если убрать всякие «измы», я свято уверен, что это была попытка, может быть, даже на примере соседней Германии, построить социальное государство. Но просто оно строилось так, как умели. Вот они умели так строить дом, а мы строили — да, с косыми балками, но все равно строили. Произошла реабилитация быта — это видно по цифрам, даже официально опубликованным — по росту количества, там, химчисток… вроде бы мелочь, да? Количество детских садов, химчисток, количество пивных автоматов — вообще, новинка для хрущевского времени — и первый гриль-бар…
Сванидзе: Время. Завершайте.
Орлов: …и все остальное. Поэтому в данном случае это, еще раз повторюсь, была попытка создать общество, в котором человеку будет более-менее комфортно.
Млечин: Благодарю Вас.
Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Можете задать вопрос свидетелям защиты.
Кургинян: Вот насчет социального комфорта. Вы считаете, что это такой вот сдвиг в сторону, ну, такой вот системы вот социального государства, где у граждан больше возможностей с личной инициативой и так далее. Да?
Орлов: В данном случае я говорю о попытке построить социальное государство как государство, ну, так скажем, условно, социального благоденствия. Тогда единственный человек — это Людвиг Эрхард, — который мог выйти за рамки, ну, условно, скажем так, «желудка и быта». Ну, это был… это было… ноу-хау немцев.
Кургинян: Ну, вы там… о гриле, гриль — он уже не выходит за рамки «желудка и быта»? Давайте перечислять тогда черты.
Орлов: За рамками быта уже лежит культура, то есть…
Кургинян: Как вы оцениваете культурные сдвиги? Вот не на уровне — люди там… Великие художники были, как мы знаем, в каждую эпоху.
Орлов: Конечно.
Кургинян: А вот в чем тенденция? Новый нарратив, большой сдвиг вот этого культурного языка, возник какой-то новый культурный язык при Хрущеве?
Орлов: Ну, если только обогатившийся за счет вернувшихся из лагерей, вот. А…
Кургинян: Это очень смешно, но…
Орлов: Это с точки зрения языка. Но мы… когда вы говорите о нарративе, но дело даже не в том, чтобы создать что-то новое. Главное было — сохранить вот тот… некий заряд «оттепели»… То есть надо из этого исходить. Не надо строить идеальных моделей, нужно говорить о том, что…
Кургинян: Понятно.
Орлов: …было сделано.
Кургинян: Я все понял. Вы не прокомментируете тогда, поскольку я для себя не получил ответа, я вот считаю, что, так сказать, хрущевская культура повернулась в сторону интимной личной жизни, вот. Она открыла какой-то такой частный мир, и при этом она похоронила все те великие тенденции классицизма, которые были в предшествующую эпоху и связаны с великими именами, которые я не буду перечислять — они известны. Но дело не в этом. Скажите, пожалуйста, а как Вы оцениваете все, что было сделано с приусадебными участками?
