Керри скорчилась от стыда.

— Мне это действительно все равно, — поспешно успокоила ее Лилиана. — Единственное, что я знаю, — это что на вашу долю выпало больше трудностей, чем положено женщине, и что вы все это вынесли. Мы все видим, что Артур вас обожает, и я чувствую, что ему очень хотелось бы переложить на свои плечи ваше бремя.

— Но я не могу ему этого позволить, — жалобно пролепетала Керри.

— Помните, я рассказывала вам в оранжерее о повесах? — спросила Лилиана, опускаясь на диван напротив Керри. — Артур всегда отличался от остальных тем, что умел приспособиться к любым обстоятельствам. Он был рядом с Филиппом в самое тяжелое для него время, он помог Джулиану уладить отвратительный скандал, он был незыблемой опорой — как скала! — для Эдриена в течение многих лет. Если и есть кто-то, кто в состоянии помочь вам сейчас, так это Артур. Он любит вас, Керри. Он хочет вам помочь, и можете мне поверить — если вам будет помогать имя Сазерленда, вам, в общем-то, больше и желать нечего. И если быть откровенной, я просто не вижу, какой у вас есть выбор.

Керри откинулась на спинку кресла, пытаясь отыскать хотя бы один пункт, в котором Лилиана была бы не права. Но ничто не пришло ей на ум. Лилиана была, конечно, права — выбора у нее нет. Возможность выбирать отняли у нее в тот день, когда умер Фрейзер. Ей некуда обратиться, некуда пойти.

Разве что в Шотландию.

Беседа Артура с Эдриеном оказалась далеко не столь незамысловатой, как беседа Керри с Лилианой. Едва дамы вышли из салона, Эдриен вскочил и забегал взад-вперед, точно дикое животное в клетке. Он явно пытался собраться с мыслями. Артур терпеливо ждал, когда же начнется огневой шквал, и спокойно разделывался с превосходным сливочным пудингом.

Когда он отставил тарелку, Эдриен уже стоял у окна и тупо созерцал пейзаж, раскинувшийся перед его взором. Наконец он повернулся и ткнул в Артура длинным пальцем.

— Ты, разумеется, понимаешь, что лишился разума? — ровным голосом спросил он.

Артур пожал плечами и жестом велел лакею налить себе портвейна.

— Ты ведешь себя несерьезно, Кристиан! Ты хоть представляешь, какие скандальные слухи пойдут по Лондону? Неужели история с Кеттерингом ничему тебя не научила? Приехать в Лондон с какой-то женщиной из Шотландии! Свет заклеймит ее как шлюху! Она погибнет, ты не можешь этого не понимать!

Артур прекрасно понимал, и даже лучше, чем Эдриен, что вынужденный брак Джулиана и побег его сестры с возлюбленным были самыми крупными скандалами в светском обществе за последнее время. Но это другое дело. Он взял у лакея портвейн и выпил, потом посмотрел на Эдриена.

— А ты не хочешь сесть? От твоего рева у меня портится пищеварение.

— Мне очень хочется не ограничиваться одним ревом, друг мой! — прорычал Эдриен.

— Да, да, я вижу. Ну, сядь же и попытайся взглянуть на это дело с моей точки зрения. Со мной произошло страшное несчастье — я сильно привязался к этой женщине, а она ни в коем случае не может вернуться в Шотландию, по крайней мере, сейчас. Стало быть, передо мной стоит выбор — либо спрятать ее в Сазерленд-Холле, либо отвезти в Лондон — и пусть все узнают, что я ее нежно люблю. Если я оставлю ее в Сазерленд-Холле, я абсолютно уверен, что свет в ней погаснет.

— Этот свет, — бросил Эдриен, — очень быстро задуют в Лондоне! Подумай, Артур! Что ты собираешься с ней делать? — И когда Артур ничего не ответил и снова принялся за портвейн, Эдриен с сердитым видом подошел к своему стулу и уселся, не обращая внимания на портвейн, который поставил перед ним лакей. — Ты просто сентиментальный глупец! Послушай, я понимаю, что ты сильно увлечен ею, но нужно же смотреть на вещи трезво! Ты не сможешь держать ее на Маунт-стрит, не погубив ее жизнь! И видит Бог, ты не можешь на ней жениться. В результате остается одно — найти для нее какое-то подходящее место, такое, где ее репутации ничто не повредит, и чем, скорее, тем лучше. Но я бы предложил, чтобы она обосновалась не в Лондоне — каково бы ни было это место — и никак не была бы связана с твоим добрым именем! Подумай о своей семье, дружище!

— Как, неужели ты думаешь, что мой брат откажется ее принять? Или моя мать побоится скандала? Господи, Эдриен, да моя матушка заставила Алекса разорвать помолвку с Марлен Ризи ради Лорен Хилл, а ведь Лорен была нищенкой! Алекс вот уже не один год проводит реформы, цель которых — помочь именно таким, как Керри! Как же он может упрекать меня за то, что я полюбил бедную женщину?

— Дело не в том, что Керри бедна, Артур. Дело в ее происхождении — она из простой шотландской семьи.

Эдриен произнес эти слова с таким видом, что Артур содрогнулся. Неужели Эдриен тоже судит о людях по их происхождению?

— Это тебя оскорбляет? — спокойно спросил он.

— Нет! Разумеется, нет! Я тоже знаю и трудности, и свет… Да, Боже мой, Артур, они скорее разорвут с тобой все отношения, чем примут ее в свой круг.

Наверно, Эдриен прав, подумал Артур. Но Эдриен — не Сазерленд, и Эдриен не знает Керри. Он не знает, что ради ее улыбки можно сдвинуть горы, или вспахать поле, чтобы только услышать ее смех, или несколько часов просидеть на одном месте и смотреть, как она танцует. Он надеялся, что Эдриен поймет все это, но, наверное, он хочет слишком многого.

Как и в тот день, когда он впервые встретился с Керри, все было неопределенным, нереальным, расплывчатым. Он больше не понимал того, что он — как ему казалось — знал. Последние недели он просто радовался каждому новому дню и надеялся на лучшее. И нисколько не сомневался, что его семья и друзья примут ее, черт бы побрал все эти классовые различия!

Он улыбнулся Эдриену. В ответ его друг тяжело вздохнул.

— Ты действительно не понимаешь, Олбрайт. Прошу, позволь мне еще раз тебе объяснить…

Они спорили всю ночь напролет, и виски повесы выпили при этом гораздо больше, чем следовало. Где-то к утру, дискуссия о том, что будет лучше для Керри, превратилась в мешанину обрывочных воспоминаний о происшествиях, которые составляли их жизнь. Артура страшно позабавило, когда он узнал, что Эдриен когда-то вбил себе в голову, что Филипп хочет вступить в морской флот офицером.

Он просто взвыл от смеха, неловко вытирая слезы.

— Ты, должно быть, шутишь, Олбрайт! Ротембоу ненавидел море! Помнишь, когда мы бежали во Францию, мы боялись, что он так и будет до конца своих дней стоять, вцепившись в поручни? Малого рвало так, что у него начался горячечный бред!

Эдриен погрустнел, вертя в руке пустой стакан.

— Теперь кажется, что это было в другой жизни, верно? Я почти не помню, каким был Филипп.

— Я помню. Я до сих пор часто вижу его во сне. — При этих словах Эдриен вскинул голову.

— Вот как? — тихо спросил он. — А мне он, слава Богу, перестал сниться с тех пор, как у меня родился сын. Я понимаю, что это звучит довольно странно, но мне часто приходило в голову, что рождение Ричарда как-то освободило его… или меня.

Артур ничего не ответил и молча выпил свое виски. Он отдал бы что угодно, лишь бы освободить свои сны от Филиппа, но у него было жуткое подозрение, что полностью этого никогда не произойдет.

— Итак, что бы я ни сказал, ты не изменишь своего решения?

— Прошу прощения?

— Это я говорю о глупом заявлении, что ты едешь в Лондон.

С тяжелым вздохом Артур поставил стакан на стол.

— Скажи мне, Эдриен, разве у меня есть выбор? Мой дом… моя жизнь — все это в Лондоне. Я сделал выбор в тот момент, когда решил увезти ее из Шотландии. И теперь встречусь лицом к лицу с последствиями этого решения. Мне просто нужно время, чтобы обдумать, что делать дальше, вот и все.

— Дай Бог, чтобы у тебя было это время, — вздохнул Эдриен. — Но может быть, уже поздно.

Англия, Лондон

Пэдди окинула Керри быстрым внимательным взглядом. Они стояли в уютной Утренней гостиной в доме Артура на Маунт-стрит. Кудряшки над ушами Пэдди весело подпрыгнули, когда она одобрительно кивнула по поводу нового платья, которое модистка примеряла Керри.