Керри стояла на четвереньках, подняв вверх свою круглую попку и сунув голову под кровать, на которой он спал предыдущую ночь. Вот она вылезла из-под кровати, держа в руке маленькую жестяную коробку, и, сидя на корточках, открыла ее и вынула оттуда пачку писем. Развернув первое письмо, она машинально покосилась на дверь.

Ее крик заглушил звук жестяной коробки, покатившейся по полу.

— Господи, как вы меня напугали, — проговорила она, задыхаясь и прижимая к груди кулачок.

— Примите мои искреннейшие извинения. Я не знал, что вы… — он лениво кивнул на кровать, — здесь. Она мгновенно вспыхнула.

— Ой, да, — пробормотала она и принялась торопливо собирать письма, рассыпавшиеся по полу из сосновых досок.

— Я могу вернуться позже, если вам угодно.

— Да нет! — чуть не закричала она и, быстро запихнув письма в коробку, встала, и начала нервно отряхивать колени. — Я… я вспомнила, что у меня кое-что лежит в этой комнате, — пролепетала она, краснея.

— Ничего страшного. Это ведь ваш дом.

— Да. — Она внимательно оглядела комнату, сунула коробку под мышку и улыбнулась. — Ну и хорошо. Вы поели? Мэй приготовила…

— Куллен скинк. Да, я поел.

— Вот как. — Она опустила глаза. — Ваша одежда. Мы все привели в порядок, — произнесла она, кивая в угол.

Артур перевел взгляд туда, где находилась его одежда, вычищенная и отглаженная. При виде жилета он содрогнулся. Теперь ему нравилась свобода движений, которую давала одолженная ему льняная рубаха и кожаные штаны.

— Благодарю вас.

— Ладно. Вам, наверное, хочется спать? — робко проговорила она.

Спать. Да, хочется, но, глядя на эту женщину с толстой черной косой, перекинутой через плечо, меньше всего он мог думать о сне. Казалось очень странным, что женщина может выглядеть настолько влекущей в платье мягкого серого цвета, без всякой прически, с милым лицом, на котором нет никакой косметики. Керри Маккиннон влекла его, ужасно влекла, и в гораздо большей степени, чем ему хотелось бы в этом признаться.

Если забыть о том, что эта женщина так далека от его мира, как только можно себе вообразить.

К несчастью, это было даже смешно, что он неожиданно оказался в этой далекой маленькой долине в Шотландии и деревенская женщина пленила его сердце, — женщина, которая стояла, склонив голову набок, и с любопытством смотрела на него.

Артуру все-таки удалось оторваться от двери.

— Да. Мне нужно поспать, пока это возможно. У Маккиннона особые взгляды на то, в какое время следует вставать.

Услышав это, Керри мягко улыбнулась, глаза ее весело сверкнули.

— Он не причинит вам вреда, правда же. Учитывая, что он едва может шевельнуть рукой или ногой, Артур подумал, что эта тема открыта для обсуждений.

— Ну, я вас оставляю. Приятных снов, — пробормотала она и направилась к двери. Когда она шла мимо него, он уловил запах лаванды и, не успев подумать, стремительно схватил ее за талию и привлек к себе прежде, чем она успела отступить.

— Я буду спать лучше, вспоминая о прикосновении к вашим губам.

Ее красивое лицо опять вспыхнуло; улыбка стала нежнее, и она посмотрела на его руку, обвивавшую ее талию.

— Это неразумно.

— Все равно мне хочется этого, Керри Маккиннон, и я уверен, что и вам тоже. Она рассмеялась.

— Какой бесстыжий.

Да, он бесстыжий — она и понятия не имеет, до какой степени. Он привлек ее к себе и коснулся губами ее волос.

— Полностью и непоправимо бесстыжий, — бормотал он, осторожно подталкивая ее в комнату, подальше от открытой двери, и теперь она оказалась прямо перед ним.

Он прижал ее к себе так крепко, что ощутил все ее легкое тело, выпуклости ее грудей на своей груди, изящный изгиб живота у своих чресел. Керри вздохнула, откинула голову назад, и Артур прижался к ее губам, наслаждаясь, поцелуем, точно изысканным деликатесом. Ее тело изогнулось, зашевелилось рядом с ним, тем самым лишая его джентльменского благоразумия.

Он старался удержаться на поверхности этого поцелуя, устоять перед зовом желания, которое грозило втянуть его в мощный водоворот. Очень осторожно, очень неохотно он прервал поцелуй. Керри так и осталась стоять с закрытыми глазами, прижавшись к нему; губы ее, влажные и сочные от его поцелуя, были слегка приоткрыты. Наконец она неохотно открыла глаза.

Они долго стояли так, молча, глядя друг на друга, и он обнимал ее, а она и не пыталась вырваться из его объятий. И Артур подумал, что они могли бы простоять так всю ночь, молча, глядя друг на друга. Но Керри выскользнула из его рук, ничего не сказав, только улыбнувшись нежно и влекуще, и вышла в коридор, все еще прижимая к себе жестяную коробку и поправляя одной рукой волосы на виске. Испустив долгий вздох, он повернулся и посмотрел на кровать.

Он отдал бы все на свете, чтобы утро уже настало и прошло, потому что уснуть он не сможет.

Еще бы — после такого поцелуя!

Когда наутро Керри пробудилась от своих снов — эротических снов об Артуре Кристиане, — мужчины уже ушли на работу.

Сны эти пробудили в ней живущее, дышащее существо, алчущее его прикосновений, заставили ее чувствовать приятную слабость, когда она вспомнила ощущения его рук и губ на своей коже, снова и снова воображать на все лады, как и где, могли бы эти руки к ней прикасаться.

Эти мысли сильно отвлекали ее, и Керри провела утро за прополкой маленького садика перед кухней, чтобы спрятаться от вопросительных взглядов Мэй. Она сражалась с густой путаницей лоз, на которых можно было бы повесить взрослого человека, и с растениями такого странного вида, что не сразу решилась прикоснуться к ним. Когда же сад успел так зарасти?

Работа не смогла ее отвлечь.

Пока она дергала и тащила упрямые сорняки, ум ее блуждал, переходя от снедающей ее тревоги за долину к жарким мыслям об Артуре, и его образ витал перед ней, обещая мучительные любовные ласки, от которых все тело ее пылало. Она перестала думать о любовных утехах задолго до смерти мужа и, честно говоря, почти не могла вспомнить, как это бывает, когда тебя обнимает мужчина. Но Артур… Артур разбудил в ней что-то такое, о существовании чего она никогда толком и не знала. То была глубоко запрятанная жажда мужских прикосновений.

Керри опустилась на корточки, потрясенная непристойностью своих мыслей, прижала к лицу грязные руки, чтобы охладить пылающие щеки. Неужели она превратилась в шлюху, обуреваемую такими непристойными, похотливыми… замечательными мыслями?

Да, это замечательные мысли — мысли, от которых ей делалось тепло, а в животе появлялся трепет, которого она не знала столько лет. Мысли, которые изгнали из головы все остальное, даже остатки здравого смысла. Мысли, от которых она тает, чувствуя себя очень хорошенькой, и мечтает о том, чтобы он снова и снова смотрел на нее и прикасался к ней.

Везде.

Керри смятенно погрузила руки в черную землю, откапывая, круглый корень какого-то крупного пурпурного растения. Нужно сосредоточиться на насущных проблемах, а не мостить дорогу в преисподнюю.

И видит Бог, ее проблемы требуют всего ее внимания.

Без всякой охоты и с изрядной долей усилий она заставила себя снова обдумать свое затруднительное положение, как уже делала это тысячу раз в поисках выхода. Ничего не изменилось. Впрочем, нет — вчера вечером она снова перечитала те письма, тщетно надеясь — а вдруг она что-то не так поняла в письмах мистера Реджиса. Но она все поняла верно — мистер Реджис выражался весьма точно: их сгонят с земли, и каждый проходящий день — это еще один день, который она потеряла, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации.

И все же она была охвачена ошеломляющей и безумной решимостью выжить в этой катастрофе. Ее поездка в Дании и обратно пробудила у нее поразительную веру в себя. Впервые в жизни она ощутила, что в состоянии жить без мужа, без матери или отца. Она всегда думала о себе или как о несчастной дочери своей матери, или как о жене и сиделке мужа. Даже когда Фрейзер уже не мог заботиться об их скромном хозяйстве и за хозяйством старого клана Маккиннонов присматривала Керри, она все равно считала, что это он заботится о них.