— Святая правда! — воскликнул я.

— Вот это и есть мое «новое слово в медицинской деонтологии» применительно к стоматологии. Понятно?

— Понятней быть не может, — сказал я и собрался в соответствии с новым этическим подходом поскорее удрать из этого кабинета, но тут вспомнил, зачем я сюда вообще пришел. — Док. Это еще не все, я должен сказать вам следующее: «У меня полный кирдык нижнего восьмого зуба слева».

— Все удалять к дьяволу, — произнес отзыв дока, пронзив меня оценивающим взглядом. — Мар-рыя! Повесь табличку «Прием закрыт» и проваливай на фиг! Завтра утром я тебе перезвоню.

Когда Мария ушла, доктор запер дверь на ключ, и мы расселись за стеклянным столом, сюда же перекочевала и бутылка коньяка с парочкой разовых стаканчиков. С тех пор, как я попал в этот мир, я только и делаю, что пьянствую. Вообще-то, это неплохой повод остаться здесь навсегда… в ближайшем ЛТП.

— Как там Ван-Ваныч? — спросил доктор Похмелини, потягивая коньяк.

— Напаривает майонез в Третьем рейхе… и рубаха у него розовая.

— Ничего не меняется, — усмехнулся дока, — он все так же склонен одеваться в модную дерьмовину.

— Мало того, он все так же склонен выполнить поручение Центра и ликвидировать Пронина, поэтому я здесь. Считается, что вы должны сообщить мне, где искать Пронина и доставите туда меня и мою подружку — гауптштурмфюрера СС.

— Фу, это пустяк. Пронин через день будет в Киеве и пробудет там, по меньшей мере, месяц, если у Иваныча есть план, то времени его осуществить хватит.

Я достал мобильный и позвонил Сика-Пуке, а док принялся наполнять стаканы.

— Это Ян, как майонез?

— Все в ажуре, мои ребятки уже разрабатывают гербовые упаковки, так что с меня бутылка! — довольным голосом ответил агент.

— Я у связного…

— У Похмелини? Как тебе этот экземпляр?

— Нормально, только он немного того… — Я покрутил пальцем у виска. — Слегка эксцентричный и методы его лечения, как по мне, чересчур прогрессивные.

— Не то слово! Информация есть?

— Есть, Пронин будет в Киеве через день, времени у нас — месяц.

— Отлично! Мы возвращаемся сегодня вечером.

— А как там Герда?

— Сыта рейхом по горло и задолбалась пить валериану, не понравился ей фатерлянд.

— С Похмелини-Перегаро поговоришь?

— С Пьяно-Муссолини? Зачем, сам с ним говори, скажи ему, чтоб к утру был готов везти вас в Киев. Пока.

— Давай-ка, волосатый, коньяку потребим! — резюмировал доктор.

— Давайте, док… за то, чтоб вас налоговая полиция не ухватила за «черный нал»!

— Хапко меня не ухватит… у меня фиксированный налог. Выпьем…

Я вернулся в гостиницу навеселе и подогретый радостным известием, что Похмелини, с которым я теперь на ты, завтра в семь утра повезет меня и Герду в мой родной Киев. «Туристы» с экскурсии по рейху еще не вернулись, и чем заняться, я не знал. Я взял и повертел в руках книгу «Устранение конкурентов». Слегка не ясно, чего такого сенсационного здешний Суворов мог сообщить в этой книге, ведь, как я понял, историю в этом СССР пишут правдиво, подробно и без прикрас. Я раскрыл книгу и поглядел в содержании на названия глав. Вот некоторые из них: «Зачем Сталин привел к власти Гитлера», «Зачем Сталин вооружил Германию», «Зачем Сталин разделил Польшу», «Зубастое миролюбие», «Как «Линию Сталина» превратили в непрогрызаемый фронт», «Про товарища Павлова и товарища Власова», «Почему Красная Армия не пошла в Берлин», «Как подставить Европу», «Как устранить конкурентов»…

Я хотел было приняться за чтение, но передумал и отложил книгу. Сейчас нагрянет Пука-Иванович с Гердой и почитать спокойно мне не дадут. Суворова я привык читать одним махом, за одну ночь, на кухне в компании кофейника и пепельниц…

В номер вошла Герда, вид у нее был угрюмый и раздавленный, мрачнее тучи. Из поездки в рейх Герда привезла не только дрянное настроение, но и пистолет. На поясе висела кобура и, судя по рукоятке, это был «Парабеллум Люгер». Она что — кого-то пристрелить собралась? Или кого-то пристрелила в турпоездке?

— Что там в рейхе, спрашивать не стану, — сказал я, — по твоему лицу видно, что с ним явно что-то не так…

— Ето есть ушясно! Лучши я фернюсь в мой Дойчленд умьереть ф бою! Ето нье мой рейх! — сокрушенно ответила она, расстегнула кобуру и вытащила пистолет. — Ето есть отльичний дойче пистольет, но смотрьи… он изхотофлен ф городье Туля. Какой позор длья мой фатерлянд!

Герда села в кресло и начала демонстративно страдать, можно было бы плеснуть ей валерьянки, но к такому лечению нервов у меня веры нет, поэтому я поставил перед ней полный бокал мартини без льда, а себе плеснул коньяка.

— Незачем так страдать, ты забыла — это вообще не наш мир. На кой черт убиваться из-за здешних частностей?

— Тёчно… ето глюпо.

— Завтра утром за нами заедет дока Похмелини и мы отправимся в прекраснейший город Киев… А куда делся Иван Иванович?

— Он уше отпряфилься ф путь, разрябатифать плян операцион.

— Выпьем! Все прекрасно, Герда, завтра мы уедем, а ничего лучше для обретения душевного покоя, чем смена обстановки, не существует.

— Ньет, есть кое-шьто ечё… — промурчала Герда самым недвусмысленным романтическим тоном.

— Яволь, намек понял… К эксплуатации готов! Как писал величайший поэт человечества Джон Китс, я буду «вечен и неистов»! — сказал я, стягивая футболку. — И, как говорит доктор Похмелини: «Начинай дрожать»!

В шесть утра я проснулся, растолкал мою фашиствующую любовницу, взбодрился холодным душем, побрился, снова натянул перчатки и по привычке протер полотенцем все поверхности, которых касался руками. Вообще-то всюду таскаться, не снимая перчаток, не очень удобно; я где-то слышал, что есть специальный лак, которым можно покрыть пальчики, и они не оставят отпечатков, но где его брать, я не знаю, поэтому и не снимаю перчаток, дурацкая привычка, но в моем ремесле полезная…

Покончив с утренними процедурами, я занялся сборами. Пистолет за спину, в карман запасную обойму, собрал в рюкзак свои пожитки, а также сунул туда купленные книги, бутылку коньяка, бутылку мартини и бутылку водки, затянул шнуровку и застегнул ремешки. Делов-то, путешествовать надо налегке, а жить — легко. Герда тоже долго не ковырялась, сразу чувствуется военная выправка.

Без пяти минут семь мы спустились в холл, и я объявил консьержу, что мы отбываем, а счет пускай пришлют Ивану Ивановичу Додику, Минск, концерн «Провансаль», пускай порадуется дядя…

Мы вышли из отеля, Пьяно Похмелини нас уже поджидал, усевшись на здоровенный капот… катафалка. Красивый, но неприветливый ЗИЛ, точно такой же, как в голливудских фильмах про живых мертвецов. Как этот гроб на колесиках должен называться в моем мире, я точно не знаю. Похож на «Линкольн», но как его не назови — приятного в этом мало. Я по своей наивности думал, что на подобной машинке мне придется прокатиться всего один раз в виде бездыханного тела…

— Чего-то я недоразберусь, — не понял я. — Мы что, на катафалке поедем? Куда ты собрался нас везти? В ближайший крематорий? Это в мои планы не входило…

— Невоспитанный ты человек! — ответил док. — Познакомь меня с дамой.

Я быстро представил их друг другу. Забавная сцена. Интересно было наблюдать, как Герда рассматривает Похмелини. Дока выглядел точно так же, как вчера: в тех же сапогах, галифе, турецкой феске, но теперь он напялил еще и гимнастерку с портупеей, отчего его сходство с Бенито Муссолини стало просто невероятным.

— Я думаю, вы споетесь, вы ж оба — фашисты. — Я поглядел доку в глаза. — Не по должности, так по сути… Все стоматологи в душе фашисты, а учитывая, что пресловутый приветственный жест «hеil» придуман в Италии, то ваша дружба должна быть нерушимой!

— Поехали! — сказал док, распахивая перед Гердой дверцу.

— Куда едем? — спросил я. — На вокзал или в аэропорт?