Постепенно Виктория осознала, что причина ее дикой нетерпимости коренится отнюдь не в Джиджи, которая так умело пользовалась своими женскими прелестями, дабы вытянуть из Бена Уинтропа побольше деньжат, а в Ангусе Колдуэлле.

Прошло уже почти полтора года с того дня, как Ангус уговорил ее перебраться в Калифорнию, а сам продолжает сомневаться, выискивать тысячу причин, почему сейчас не время уезжать из Нью-Йорка. И все же, как ни редко и мимолетно они виделись, каждое новое свидание с Ангусом лишь убеждало ее, что по сравнению с ним любой другой мужчина — а их у нее было теперь немало — тянет не более чем на третий сорт и в лучшем случае годится лишь для удовлетворения физиологических потребностей.

Порой Виктория ловила себя на том, что мысленно желает Ангусу смерти. Она так долго и так беззаветно любила его, что не сомневалась, что излечить от этой привязанности ее может только его смерть. Если бы его вдруг не стало, она продолжала бы жить своей жизнью, но, пока он жив и женат на ее матери, ей не светит ни секунды счастья. Со смертью Ангуса ее любовь бы не умерла, но перестала бы приносить такую боль, стала бы более тихой и спокойной, из каждодневной кровавой раны ревности и неутоленной жажды близости превратилась в источник бесконечной нежности и сладостных воспоминаний. И со временем она, быть может, обрела бы свою тихую гавань.

Ах, если бы только она могла прожить жизнь заново! Честное слово, уж тогда она бы, не мешкая, подцепила самого богатого парня из числа своих знакомых и, не раздумывая, вышла бы за него. Пускай в браке не было бы и намека на любовь — ей достаточно было бы знать, что он в ее власти. Тогда бы ей плевать было на карьеру. Она превратилась бы в молодую матрону, не ведающую никаких забот, кроме того, как обставить свой пятый по счету дом, какое имя дать третьему ребенку и какого любовника предпочесть. Она вела бы тот образ жизни, к которому готовила ее мать, и делала бы это неподражаемо. И даже не подозревала бы о том, как ей повезло, что она не влюбилась, страстно и безнадежно, в мужчину по имени Ангус Колдуэлл.

«Но заново прожить жизнь мне не удастся, — уныло подумала Виктория. — Мне тридцать два года, и у меня ничего, кроме карьеры, нет».

Близился сентябрь 1984 года, когда Зак Невски закончил подготовку к премьерному показу «Кейлиспеллских хроник» и тотчас приступил к работе над новым фильмом Вито под названием «Долгий уик-энд». Это была комедия из жизни киношников, место действия — Малибу и его окрестности. График съемок был рассчитан на двенадцать недель, и большая их часть должна была производиться в трех особняках, обнесенных глухим высоким забором, так называемой «колонии» Малибу.

— Аренда будет стоить нам таких денег, что можно было бы купить три летних дома на берегу, — посетовал Зак, когда они с Вито в первый съемочный день приехали на площадку.

— Да. Только не здесь. Сейчас клочок земли в Малибу с соседями с каждого боку обойдется в пять, а то и шесть миллионов. Здесь самая дорогая земля в мире.

— И никакого уединения, — констатировал Зак. — Все кому не лень являются на берег и прямо перед виллами устраивают пикники или запускают воздушных змеев.

— Побережье является собственностью штата Калифорния, и у населения тоже есть свои права, — прокомментировал Вито.

Снять меблированные дома для съемок было настоящей проблемой, им помогло только закрытие официального курортного сезона. В результате киногруппе удалось взять в аренду достаточно просторные виллы, а недостающие детали обстановки обеспечили бутафоры. Сейчас все было готово, но работа еще толком не началась, и Вито в равной степени томился ожиданием и был преисполнен радужных надежд в отношении будущего новой картины.

Что-то есть магическое в этом нелегком, подчас жестоком деле, называемом кинематограф. Кто любил его, вживался в него, становился пленником на всю жизнь. А пока Вито сидел на пляже, наслаждался сияющим сентябрьским утром и издалека наблюдал за тем, как Зак работает с членами группы. Предстояло снять сцену вечеринки, в которой главные исполнители еще не были задействованы. Сегодня, по крайней мере, Вито мог позволить себе не болтаться непосредственно вблизи съемочной площадки, действуя на нервы режиссеру. Бьющая через край энергия заставляла Вито всюду совать свой нос, по-хозяйски наблюдая за происходящим. Его интересовало все — приготовлен ли для актрисы-вегетарианки надлежащий ленч, какого цвета ее парики, сколько страниц сценария удалось отснять за каждый конкретный день работы.

Вито понимал, что нервирует режиссера, но это его мало волновало. Не нравится стиль работы продюсера — не снимай с ним. Однако на этом фильме Вито решил по возможности держаться в сторонке. Когда Зак впервые появился в Голливуде после своих театральных постановок, то на протяжении всех съемок «Честной игры» Вито буквально дышал ему в затылок. Однако теперь Невски вырос в такого блистательного и мощного режиссера, что Вито, уважая его профессионализм, нежился на солнышке, словно ему ни до чего нет дела — ему, продюсеру, человеку, на которого возложена вся полнота ответственности, ибо не кто иной, как он, снял помещение, пробил финансирование и нанял актеров и весь персонал, включая и самого Зака.

«Но если я так уверен в Заке, — подумал Вито, — тогда почему целый час только и делаю, что наблюдаю за ним?» Он сделал над собой усилие, повернулся спиной к съемочной площадке и стал смотреть вдаль.

Океан в Малибу, как обычно, был спокойный и оттого навевающий уныние, пляж — пустой, не видно даже ребятни, которая могла бы внести какое-то оживление. «Наверное, все уже приступили к занятиям в школе», — подумал Вито, поглядывая то на актеров, то в сторону единственного человека, находившегося, кроме него, на всем пляже, — женщины. Обычно за работой киношников наблюдает толпа зевак. Уже завтра их здесь будет полным-полно, а к среде толпа достигнет такого размера, что ее придется отсекать каким-нибудь барьером. Вито взглянул на часы. Скоро обеденный перерыв, он планировал провести его вместе с Заком, вот и узнает, как прошло первое рабочее утро.

Поднявшись, Вито направился в сторону незнакомки. Надо чем-то заняться, иначе он не сумеет устоять перед искушением и подойдет к съемочной площадке, а ему хотелось хотя бы первые полдня ни во что не вмешиваться.

— Можно присесть рядышком? — обратился он к женщине, которая, как и он, была одета в джинсы и легкую куртку.

— Конечно, это же не частный пляж, — рассеянно ответила та, не повернув головы, так как была увлечена происходящим на площадке.

Вито опустился на песок и посмотрел на незнакомку, потом быстро отвернулся и украдкой снова взглянул на нее. «Разве можно влюбиться с первого взгляда?» — с недоумением подумал он.

— Славный сегодня денек, — машинально изрек он. Может, она наконец повернется к нему лицом, и тогда он рассмотрит ее хорошенько и видение исчезнет — обернется элементарным обманом зрения, игрой света и тени; если же нет — тогда это та девушка, которую он искал всю жизнь, сам того не понимая.

— Да, это уж точно. — Она опять не повернула головы — ни на четверть дюйма. Волосы у нее были темные, небрежно собранные на затылке ярко-желтой шерстяной лентой; такими же темными были глаза и брови; ненакрашенные губы имели нежно-розовый цвет. Кожа у нее была очень белая и матовая, как лепестки гардении, легкий загар тронул только скулы и кончик носа. «Сколько в ней благородства, чистоты и печали, — подумал Вито. — Какая скотина стала причиной этой печали?» — мысленно возмутился он, переполняемый желанием защитить незнакомку.

— Вы обгорите на солнце, — заметил он. — Будьте осторожны.

— Я намазалась кремом, — ответила она, не шелохнувшись. — Спасибо за беспокойство. — Она слегка улыбнулась в знак признательности, и эта улыбка заставила сердце забиться сильнее.

— Похоже, вас заинтересовала съемка? — только и смог он сказать.

— Не просто съемка, а именно эта. Не знаю почему, но никогда прежде не видела Зака на площадке.