— Пока займитесь марионетками, — сказал Исаак. — Мне надо будет сочинить причину для Риббентропа, для чего мне понадобятся люди из его охраны. Подождём первых результатов розысков, что ведут твои братья, Мельхиор, и будем отталкиваться от них в своих дальнейших действиях.
Совсем иначе прибыл в Токио один из самых загадочных работников НКВД, а именно начальник Специального отдела, известный в своё время как Кузьма, Дядя и Максим Иванович. Естественно, его давно уже никто так не называл, партийные клички были забыты ещё в восемнадцатом, теперь для всех он Глеб Иванович Бокий. И никак иначе. Однако с тех пор прошло немало лет, организация, сменившая несколько названий, работала теперь как хорошо отлаженный механизм, и Глеб Иванович решил заняться немного вопросами, которые интересовали, можно сказать, его одного. Такими были Тибет, оккультные науки и, конечно же, кристаллы духа. Так как последние могли иметь применение в военной технике, если верить разведданным иностранного отдела, Глеб Бокий решил заняться именно ими. С тех пор, как расстреляли Блюмкина, ему некого было отправить с подобным поручением, поэтому приходилось всё делать самому — другого столь же надёжного человека у него во всём отделе не сыскать.
Для этого Глеб Иванович нелегально, в трюме французского сухогруза, прибыл в Токио. Ночью он спустился с его борта, не без дрожи нырнув в ледяную воду. Пришлось проплыть полсотни метров, что было не так и легко, ведь уже пятьдесят седьмой год ему пошёл. Когда Бокий выбрался на берег у ряда пакгаузов, он всерьёз задался вопросом — а стоило ли в его возрасте заниматься такими глупостями. Давно уже не мальчик, в конце концов. Это в восемнадцатом можно было так развлекаться, сейчас пора бы и здоровье поберечь. Его, конечно, вагон, как считал сам Глеб Иванович, да только разгружен тот вагон едва не на две трети. И это Бокий понимал ничуть не хуже.
В пакгаузе, отмеченном иероглифом «тэцу», что значит «железо», Бокий нашёл пакет с сухой одеждой и крепкой обувью. Она была самого простого покроя из грубого, но прочного материала. Такие обычно носили рабочие, среди которых было достаточно много эмигрантов из Китая и особенно из оккупированной Кореи. При своей внешности Бокий вряд ли мог с первого взгляда сойти на одного из них, но, с другой стороны, раскосые глаза и высокие скулы могли ввести в заблуждение кого угодно. Да и актёрское мастерство у товарища Бокия имелось — куда же без него профессиональному революционеру.
Переодевшись, Бокий сложил мокрую одежду в пакет, сунул в него пару чушек из металлолома, что хранился в пакгаузе, и утопил пакет в море. Кроме одежды, Бокий стал обладателем документов на имя Ви Мин Цоя, уроженца юга Корейского полуострова. В разрешении на работу значилось, что он первоклассный специалист-механик. Профессиональный революционер Глеб Бокий не имел гражданской профессии, учился, правда, в Петербургском Горном институте, да давно уже всё позабыл. Однако работал же он механиком на Путиловском заводе, ведя попутно большевистскую пропаганду, на хорошем счету был. Вот только когда это было, сколько лет прошло с тех пор. Оставалось верить, что руки не забывают былых навыков.
Заночевал Бокий в том же пакгаузе, а утром, быстро смешавшись с толпой одетых почти так же докеров, покинул порт. Он легко скользил против общего течения рабочих, идущих в основном в сторону складов и пакгаузов. Когда же покинул территорию порта, то остановился, глядя на лежащий вокруг него огромный город.
Задача перед ним стояла нелёгкая. С одной стороны, найти русского эмигранта в столице Японии вроде бы легко, скорее всего, он такой один на всё Токио. С другой же, как искать одного-единственного человека в шестимиллионном городе, пусть даже и настолько приметного? Ну да и не такие задачки щёлкал Глеб Бокий ещё в бытность свою Кузьмой и Максимом Ивановичем.
Накадзо вызвал к себе Ютаро сразу после тренировок. Он вполне понимал, что отнимает у юноши краткие минуты отдыха, которые остаются у того после всех занятий и репетиций. Однако новости, сообщённые контрразведкой, были весьма важны, и он просто не мог не посвятить в них Ютаро, как командира отряда «Труппа».
Юноша вошёл в кабинет антрепренёра, Накадзо отметил, что Ютаро сильно возмужал за месяцы, проведённые на своей должности. Лицо стало твёрже, рот сжался в тонкую линию, плечи, правда, слегка ссутулились — тяжесть ответственности всё же велика.
— Садись, Ютаро-кун, — указал ему на кресло Накадзо. — Разговор у нас будет не особенно долгий, зато совершенно секретный.
Ютаро опустился в кресло, с удовольствием вытянув ноги и откинувшись на мягкую спинку кресла. Накадзо отлично понимал, как чувствует себя человек, не один час просидевший в жёстком кресле пилота доспеха духа. Сам сиживал когда-то, хоть и недолго. Именно поэтому он предложил Ютаро мягкое кресло, чтобы молодой человек мог расслабиться во время их разговора.
— Итак, Ютаро-кун, — сказал Накадзо. — Сегодня к нам прибыл преинтереснейший тип из Германии. Исаак Фердинанд фон Кемпфер с небольшим отрядом. Он — оперативник Аненербе, окультист и прочее. Ты, конечно, хочешь задать вопрос, какое отношение он имеет к нам? Вопрос вполне закономерный и ответ у меня на него готов. — Он сложил руки в замок и положил на них подбородок. — Дело в том, что фон Кемпфера и его начальников из Аненербе у нас, в Токио, могут интересовать, наверное, только кристаллы духа. Наша контрразведка сообщила об активизации германской разведки в районе добычи кристаллов и на корейском полигоне. Вполне возможно, что немцам удалось проследить путь лучших образцов, которые поступают нам. По крайней мере, до столицы. Появление тут фон Кемпфера косвенно на это указывает.
— И что нам делать в связи с этим? — поинтересовался Ютаро, не очень понимая, к чему этот разговор.
— Вот фото фон Кемпфера и его отряда, — Накадзо выложил на стол несколько снимков людей в одинаковой чёрной с белой отделкой одежде. — К сожалению, из соображений секретности я могу сообщить это только тебе, а фото и вовсе не имею права показывать никому. Но подписки о неразглашении я с тебя не беру, а потому можешь сообщить эту информацию тому, кому сочтёшь нужным.
Накадзо подтолкнул к Ютаро фотографии. Тот начал внимательно разглядывать их, стараясь запомнить лица и особые приметы каждого члена отряда Исаака фон Кемпфера. На каждой из них была подпись с именем и фамилией, похоже, кроме этого о них ничего известно не было. Вернув фото Накадзо, молодой человек поднялся.
— Теперь мне надо поговорить с отрядом об этих людях, — сказал он. — Скверно только, что фото вы мне дать не можете, чтобы мы могли опознать их. После инцидента с Юримару, который встретил Сатоми-кун улице, а она просто не знала, как он выглядит, и приняла у него тот чёртов колокольчик, прорвавший нашу защиту.
— Верно, — согласился Накадзо, — но я уже и так нарушил условия подписки о неразглашении, которую давал, в отличие от тебя. Усугублять не стоит.
На репетиции Ютаро попросил нас с Мариной отойти с ним и поговорить о неких весьма серьёзных делах. Пока отрабатывали сцены, где мы трое задействованы не были, мы ушли в тёмный угол зрительного зала, где нас из-за отличной акустики помещения слышать в первых рядах не могли.
— Что случилось, Ютаро-кун? — спросила у него Марина, оглядываясь на освещённую сцену, ведь её режиссёр могла вызвать в любой момент. Ведь в отличие от нас с Ютаро у неё была одна из ключевых ролей.
— Сегодня Накадзо-тайса сообщил мне о том, что в Токио прибыл Исаак фон Кемпфер из Аненербе с отрядом из пяти оперативников этого немецкого института, — сообщил он нам то, что я и так знал от Мадзаки-тайсё. — Он считает, что они интересуются кристаллами духа. Я пока сообщаю это только вам, чтобы не будоражить остальных. Ещё думаю, что надо рассказать Наэ-кун, ведь она имеет самое непосредственное отношение к кристаллам. Собственно, Наэ-кун лучше всех нас разбирается в них, если об этом станет известно фон Кемпферу, нам придётся следить за каждым её шагом.
