Более того, Иисусу выделили солидную сумму на, как ему объяснили, непредвиденные расходы, на путь до Кашмира и на покупку в Сринагаре дома. Весьма щедрый дар. И благородный.
Не оставался Иисус и без общения с Сарманскими братьями. Некоторые из его уст познавали суть идеи о Царстве Божьем на земле; не отказывались выслушивать его сомнения в правильности избранного пути Иерусалимской общиной последователей его учения: полная общность имущества, полноправие всех без исключения. Великие Мудрые не имели свое мнение на этот счет: да, путь действительно еще неведом, потому непредсказуем и, стало быть, не может однозначно оцениваться как ложный.
В глубине души Иисус признавал логичность постулата Великих Мудрых, но все же его сомнения и тревоги за будущее начатого им обновления религии праотцев не уменьшались. И неудивительно, ибо Иисус был значительно проницательней Мудрецов Сарманского братства, и к тому же он имел перед глазами собственный опыт.
Их было всего двенадцать, равных перед лицом его, но каждый из двенадцати стремился стать к нему ближе остальных, а значит, авторитетней, более уважаемым, и каждый добивался этого своим способом, в силу своих способностей и возможностей. Он-то, Иисус, знал, каких сил стоило осаживать всех и каждого, убеждая в равенстве их и перед ним, их учителем, и перед Отцом Небесным. В состоянии ли Иаков остепенить жаждущих первенствовать? Тем более что в общине далеко уже не двенадцать, а люди — есть люди, и никто не чужд человеческих слабостей. Ко всему прочему апостолы обязательно станут претендовать на непререкаемое лидерство в общине. А они — тоже люди. Особенно захотят властвовать Петр и братья Заведеевы. Они вполне могут оттеснить Иакова на задворки, держа его лишь как флаг, как имя, прикрываясь которым можно делать свои дела, вести свою линию. Значит, не миновать недовольства, не избежать раздоров, и станет первая община уверовавших в него, Иисуса, не привлекательной своей идиллией, а наоборот, отталкивающей своей склочностью и неуютом.
А общая касса? Да, она была у них, у двенадцати. Великая, однако же, разница между тем, что было, и тем, что есть. Вернувшиеся из Иерусалима посланцы Сарманского братства совершенно недвусмысленно рассказали, что вступающий в общину отдает в нее все свое имущество, апостолы же ничего не отдавали, они лишь пошли за ним, Иисусом, оставив свои дома за собой. Касса же полнилась от подаяний, от щедрот излеченных; но даже при том, что проповедовал, обретая своих сторонников, лечил и воскрешал в основном он, Иисус, к общей кассе интерес проявляли все, настороженно следя, чтобы никому не перепало лишнего. К Иуде, казначею, относились с подозрением, не прилипают ли к его ладоням общие деньги.
Иисус видел, что Иуде завидуют и что каждый из двенадцати хотел бы стать казначеем.
Если же встать на место тех, кто, вступая в общину, лишился всего своего имущества, нажитого пусть даже неправедно, то можно, без всякого сомнения, предположить, что они вправе требовать полной честности в расходовании внесенных ими в общину денег, а любое бытовое ущемление, пусть по недогляду, без злого умысла, станет восприниматься с горькой обидой.
Чтобы понять это, ни к какому ворожею ходить не нужно. Отчего же Иаков избрал остролезвейный путь? По неумению глубоко осмыслить задуманное или по предложенному кем-то из апостолов? Либо соблазненный внешней привлекательностью общинной жизни, когда все отвечают за всё и никто ни за что конкретно. Так, видимо, Иаков посчитал жить легче и спокойней.
Неустанно тормошили мысли Иисуса проблемы Иерусалимской общины, и он не единожды, не боясь казаться навязчивым, высказывал Марии свою тревогу. Для чего? Не отдавая себе отчета, надеялся, возможно, что она успокоит его. Увы, она подливала масла в огонь, отвечая искренне, без задних мыслей:
— Брат твой сам к своему боку шило подставил. Ему сподручней молиться, как назарею, а не хитроумничать. Так он все на свете загубит. Самое бы время тебе появиться в Иерусалиме, направить все в нужное русло. Можно прийти лишь с посохом в руке. Тайно. Тайно и уйти. Слуг не нужно. Только мы с тобой.
Он понимал несбыточность совета любимой и любящей женщины, и все же мысль о возвращении в Иерусалим, хотя и временном, все настойчивей пробивалась в главенствующую. Иисус в конце концов решился на разговор с Главой Сарманского братства.
— Нет! — твердо ответил Глава братства. — Ни явно, ни тайно. Так решил суд нашего братства, и никто, даже я, не вправе его отменить или хоть немного отступить от его решения.
— Можно вновь собрать Великих Посвященных.
— Нет! — с такой же категоричностью отрубил Глава Сарманского братства. — Новый суд может решить твою судьбу не в твою пользу за настойчивость твою. И не в пользу тех, кому надлежало наставлять тебя, кому велено было привести в исполнение волю Великих Посвященных, изъявленную на объединенном Соборе в пещере Авраама.
— А если послать Фому из Эдессы с моим словом, полученным через видение?
Не сразу ответил Глава Сарманского братства Иисусу. Надолго углубился в себя. Очень надолго. До утомительности. Но вот разверзлись уста его:
— Когда молодое вино бродит, уместно ли мешать ему? Нет, если не желаешь испортить все. Пусть, я вполне уверен в этом, перебродит оставленное тобой. Чтобы стало притягательным не на годы, а на века, чтобы подняло дух народов на противостояние рабству римскому и на победу над оскалом волчицы. Ну а если закваска не та, не имеет нужной силы, значит, то, что ты оставил после себя, после мучительной смерти и чудесного исцеления, то и оставил.
Иисус напряг свою волю до предела и одолел Главу Сарманского братства: проник в его мысли и понял, что тот о многом умалчивает, не хочет раскрывать всего того, о чем знает, но не из желания скрыть, а по неуверенности своей. Решил подтолкнуть его на большую откровенность.
— Обо всем ли поведали мне посланцы твои, посетившие Иерусалим? Не обошли ли молчанием существенное, посчитав его за незначительное?
Пронзил взглядом Иисуса Глава Сарманского братства, и нечто похожее на улыбку сдобрило его постное лицо.
— Я еще раз подтверждаю: ты воистину величайший из великих. Никому еще не удавалось проникнуть в мои мысли. Ты — первый. Я склоняю перед тобой голову.
Он вновь умолк, но на этот раз лишь на малое время. Начал с вопроса:
— Не запамятовал ли ты учение Героклита? О логосе? С учением этим тебя знакомили наставники твои в нашем тайном центре.
— Не забыл, — отвечал Иисус с некоторым недоумением. — Но причем здесь Героклит? Да, он заложил краеугольный камень диалектики, он утверждал, что Вселенная находится в постоянном возникновении и уничтожении, что все течет, все меняется, все прогрессирует, источниками же прогресса является борьба противоположностей. Но эта борьба не создает хаоса. Наоборот, существует твердая закономерность. Героклит назвал эту закономерность «логосом» или Всемирным Разумом. Он вечный, независимый даже от богов. Логос — основа всех вещей. Великая мысль, но с какого бока она липнет ко мне?
— Даже, Иисус, не с боку, а со всех сторон пристает. Ведомо же тебе, что учение Героклита развивали Платон и Аристотель, затем стоики, приняв логос душой мира. Теперь вот один из крупнейших мыслителей, эллинизированный еврей Филон Александрийский, пишущий только по-гречески, открыл новую страницу восприятия логоса. Логос — слово Бога. Излучение его Духа. Орудие формирования материального мира и управления им. Логос — разум и начало всех вещей.
— Начинаю улавливать смысл. Я не утверждал так, но нес Живой Глагол Божий, слово Отца Небесного.
— Я не закончил, — упрекнул тактично Иисуса Глава Сарманского братства. — Позволь продолжить? — и без всякой паузы развивал свою мысль. — Филон придает логосу новое понятие и в самой физической основе: логос — Сын Божий. Или — Первородный Сын Бога.
Помолчал. Пусть слушающий поймет великую важность для него именно этой части учения Филона. Продолжил:
— Филон, ко всему прочему, самый уважаемый и самый авторитетный представитель аллегорического толкования Торы. Он не признает прямого смысла фраз Священного Писания. По его утверждению, слова Библии — тени, за которыми скрывается Истина, а описанные там люди — суть символы, которые выражают те или иные понятия. Адам — земной ум; Ева — чувственные ощущения; Исаак — благодать. Я не стану высказывать по этой точке зрения своих мыслей, я перейду конкретно к тому, что непосредственно относится к тебе, Иисус. Так вот, Савл-Павел, который утверждает, что ты самолично определил ему апостольствовать и проповедовать именем твоим, не вернулся в Иерусалим. Его путь — Дамаск. Затем — Таре, где он родился и имеет большой авторитет. Его проповеди основаны на филоннизме. Он открыто утверждает, будто ты — Логос Бога, а значит — сын его. Отсюда вытекает и дальнейший вывод: ты есть Бог. Не Богочеловек, но Бог. У Павла уже появились последователи. Павел и его сподвижники проповедуют именем твоим о благодати Божьей, спасительной для всего человечества, но он одновременно именует тебя Богом — спасителем народов, Иисусом Христом. Не Иисусом из Назарета, но Христом, отдавшим себя на казнь ради того, чтобы избавить людей от всякого беззакония, творящегося на земле, от всех грехов. Вторит Павлу его не менее авторитетный и уважаемый соратник Аполлос Александрийский, доказывая на основе Писания, что ты есть Христос. Увы, брат твой Иаков не разделяет суть этих проповедей. Он требует, чтобы Павел прибыл в Иерусалим для определения единомыслия, единословия, единодействия.
