— Да.

— Ты проповедуешь святость женщины, виновницы в грехопадении Адама?

— Да.

— Ты проповедуешь не только избранному Господом народу, но также многобожникам и идолопоклонникам?

— Да.

— Значит, ты соблазняешь против закона Моисеева? Признаешь ли ты это и отрекаешься ли ты от этого?

— Не признаю. Не отрекаюсь.

— Ты предопределил приговор себе. Пошли! Тебя ждет суд синедриона!

А Иисус в этом не сомневался: приговор давно уже вынесен, надежды, однако, на свою победу не терял. Вошел в «зал суда» твердой походкой и сел на отведенную для обвиняемого скамейку, едва сдерживая улыбку от чопорности, царившей в зале.

Все, как и полагается, на своих местах. На возвышении, за столом, — первосвященник номинальный Каиафа и первосвященник действительный Ханан. Справа и слева от них, на скамьях, словно распахнутые крылья хищней птицы, — члены синедриона и старейшины. Все в пурпуре, от которого рябит в глазах.

Лицом к синедрионцам, на отдельных скамейках, перед каждой из которых высится кафедра, — обвинитель и защитник. Не глядят даже друг на друга, словно давние и непримиримые враги.

После того как Иисуса ввели в зал, его начали заполнять стражники и служки, и это вполне устраивало Иисуса: услышавшие его разнесут, с приукрасами, его слова в защиту Живого Глагола Божьего.

По знаку Каиафы за свою кафедру встал обвинитель. Заговорил так, словно выплевывал изо рта камни:

— Я обвиняю Иисуса Галилеянина в смертных грехах, главный из которых — отступничество от заветов Господа нашего, от законов Моисея и соблазнение к этому других! Этому есть свидетели. Я готов представить их высокому суду!

Каиафа к адвокату:

— Возражает ли защита?

— Нет. Против допроса свидетелей — нет.

«Хорошо бы и в дальнейшем отмахивался. Я сам защищу себя», — подумал Иисус и стал ждать привода свидетелей. Ввели первого из них. Каиафа вопрошает:

— Иисус из Назарета, ты знаешь, кто свидетельствует на тебя?

— Нет. Я проповедовал в синагогах и в поле при множестве народа и знаю лишь тех, кто уверовал в меня, несущего тем, кто имеет уши, Живой Глагол Божий.

Обвинитель:

— Но свидетель утверждает, что он слышал и видел тебя.

Иисус хотел бросить в ответ: «Через перегородку при горящих свечах», но передумал. Все происходившее предписано Талмудом, а спорить с ним себе дороже. Ответил поэтому с покорностью:

— Пусть свидетельствует, — и чуть уверенней: — Я ничего не делал тайного. Слово мое к народу открытое и не вопреки Закону, а по его истинной сути.

Ханан насупился, старейшины покачали головами, Каиафа угрожающе хмыкнул и повелел свидетелю:

— Говори.

— Он грозил разрушить Храм Иеговы! Он обещал на его месте построить новый! Я свидетельствую об этом.

Обвинитель:

— Так ли это? И почему ты намеревался разрушить Храм, захватив его?

— Это говорит свидетель, это говоришь ты. Я говорю о Храме Божьем в душе каждого. Я говорю: отторгни от себя лицемерие, ханжество, жадность, злобство, зависть и создай в себе храм Любви, храм благочиния, храм милосердия. Вот какой храм я хочу разрушить, а какой создать, ибо не Господь ли наш заповедал нам, говоря Моисею: объяви сынам израилевым и скажи им: святы будьте; чтите мать свою и отца своего; не крадите, не лгите и не обманывайте друг друга; не обижай ближнего твоего и не грабительствуй; не злословь глухого, и перед слепым не клади ничего, чтобы протянуться ему; не делай неправды в суде, не будь лицеприятен к нищему, не угождай лицу великого, по правде суди ближнего твоего; не восставай на жизнь ближнего твоего, не враждуй на брата твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Не то ли самое проповедую я, говоря о Храме Божьем в душах и сердцах каждого, отрицая лицемерие и ханжество, отрицая лишь внешнюю обрядность, но не веру в Отца нашего Небесного?

Передохнув немного, чтобы перейти ко второй части обвинения и определяя с чего начать: со слов ли Господа Соломону или с действий Неемии и его молитвы — определившись, Иисус заговорил вновь:

— Что изгнал я из Храма менял и торговцев, не осудительно то, ибо сказал Господь Соломону: Я освятил сей Храм, который ты построил, чтобы пребывать имени Моему там вовек; и будут очи мои и сердце Мое во все дни. И если ты будешь ходить перед лицом Моим, как ходил отец твой Давид, в чистоте сердца и в правоте, исцеляя все, что Я заповедовал тебе, и если будешь хранить уставы Мои и заветы Мои, то я поставлю царский престол твой над Израилем, вовек не прекратится у тебя сидящий на престоле Израилевом. Если же вы и сыновья ваши отступите от меня и не будете соблюдать заповедей Моих, то истреблю Израиль с лица земли, которую Я дал ему, и Храм, который Я освятил имени Моему, отвергну от лица Моего. Не исполнил ли сего Господь, наказав Израиль за грехи его, за отход от заповедей Господа? И с чего начал Неемия, определивший себе вернуть могущество Израиля? Придя в Иерусалим, изгнал из него всякую нечисть, велел выбросить все, что нарушало священство Храма, а затем в молении своем Господу Богу поведал об этом и попросил Господа: «Помяни меня за это, Боже мой, и не изгладь из усердных дел моих, которые я сделал для Дома Бога моего и для служения при нем». Не вознести ли и мне подобную молитву Отцу моему Небесному? Каиафа — защитнику:

— Твое слово.

— Я хотел говорить это же, что сказал Иисус Галилеянин в свою защиту. Добавлю: по этой статье он не отступил от Священного Писания и не может быть обвинен в соблазнительстве.

— А как быть с тем, что Галилеянин именует себя то Сыном Человеческим, то, а это еще кощунственней, — Сыном Божьим? — сурово вопросил Ханан и — к свидетелям: — Вы свидетельствуете об этом?

— Да! Он говорил: Отец мой Небесный, имея в виду Господа нашего, Сыном же Человеческим называл себя каждый раз. Он же именем Отца своего благословлял людей, отпуская им грехи их. А кто это может делать кроме первосвященника и священнослужителей-левитов Дома Божьего, Храма Иеговы?

И не успел еще закрыть рот свидетельствующий, как к кафедре своей встал обвинитель:

— Се недопустимо! Назаретянин виновен в кощунстве и в отступничестве от законов Моисея! Он заслуживает определенной по такому обвинению кары — побитию камнями до смерти! И еще один страшный грех на нем: он исцелял в субботу! Он, как утверждают праведные, в Вифании в субботу же воскресил Лазаря! Не это ли отступничество?! За это тоже — смертная кара.

Защитник встал к кафедре своей, собираясь сказать свое слово, но Иисус опередил его.

— С позволения первосвященников я отвечу сам, — склонил голову перед столом председательствующего в суде. — На все вопросы, на все свидетельствования.

— Разрешается, — снизошел Каиафа, чем вызвал явное недовольство своего тестя, который даже шепнул что-то Каиафе на ухо, и мимо Иисуса это не прошло. Он больше решил не играть с огнем, испрашивая разрешение на свое слово, а начинать говорить в свою защиту сразу же, как его обвинят свидетели. Не заткнет же первосвященник рот силой. Не пойдут же Ханан и Каиафа на прямой подлог. Однако на сей раз поблагодарил первосвященников за якобы добрый жест и лишь после этого перешел к сути.

— Бог, создав человека по образу своему и подобию, вдохнул в бренное тело Дух. Он и есть единственная бессмертная субстанция в бесконечном пространстве и времени. Тело же наше смертно, изменчиво, мимолетно. Душа же человека в руках самого человека, если он покоряет ее, поднимается над ней, следуя заповедям Великого Творца: наполняйте землю и обладайте ею, и властвуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся на земле. Вот, человек троичен, несущий в себе мир божественный — Дух, мир человеческий — душу, мир естественный — тело. Он, созданный по образу и подобию Великого Творца, есть тело Бога, Всемирного Разума, соединяющий в себе Отца, Мать и Сына, — сущность, субстанцию и жизнь. Вот почему человек, образ и подобие Бога, может стать его Живым Глаголом. С благословения Бога. А Бог благословил меня во чреве матери моей, посвятившей меня Ему.