Вообще на мне висело какое-то жуткое количество обязанностей. Не совру, если скажу, что всех я и не помнил. Помощник коменданта лагеря, я был подчинен даже не Василию, а очень озабоченному своей тучностью пожилому офицеру глядящих. Комендант видно и, правда слишком думал о себе, а не о своей работе и мне в полном объеме приходилось исполнять и его и свои обязанности. Приходя, домой я без смущения изливался Насте о своем незавидном положении. Тучный боров даже вопрос о получении новых кирзовых сапог для заключенных не хотел решать самостоятельно и спихивал все на меня. И именно мне приходилось идти к снабженцам и уговаривать их поехать в районный центр на склады, где наш груз уже, наверное, с недели две томился в ожидании, пока его заберут.

И если это был так сказать единичный пример, то вопросы с охранением работ внутри лагеря можно было сразу решать самостоятельно, чем ждать бреда оторванного от реалий коменданта. Последний раз, когда он пытался руководить рытьем траншей для канализационных сливов в новом бараке, так на пятерых работающих заключенных он выделил ровно столько же бойцов охранения, которые, наверное, скурились от ничего неделания и скуки. А вопрос с засыпкой старых уличных выгребных ям он отказывался решать без вызова в лагерь грейдера. Я, конечно, тогда покивал, понимая его озабоченность, но потом сам пошел в бараки и, выбрав нескольких крепких мужиков, и придав им в качестве подкрепления, мимо пробегающих двух молодых глядящих засыпал ямы за сорок минут, вместо суточного ожидания грейдера из района. Когда же грейдер пришел я бросил его на разравнивание полевых дорог, что после уборочной были в абсолютно беспросветном состоянии.

Настя, слушая мои грустные, но не без ехидства рассказы про подполковника коменданта, считала своим долгом при каждом появлении Василия рассказывать ему, справедливо считая, что я не стану говорить тому о безнадежной ситуации с начальством. Василий смеялся и говорил, что он не первый день знает коменданта и вполне верит, что эта толстая скотина работать не желает, а когда желает, то лучше чтобы не работала. Прося меня потерпеть и дождаться пока комендант таки проколется и его можно будет сменить, Василий, кажется, не понимал, что невозможно ничего не делая совершить ошибку.

- Понимаешь, - уже в сердцах сказал я ему однажды. - Кто не работает, того не едят… Ты коменданта, никогда не съешь. Поговори с ним, может быть, они поменяются с начальником снабжения местами. Я готов под майором пахать, пахать и пахать. Он хотя бы не делает вид, что все вокруг дебилы, а вот он такой классный.

- А ты всерьез считаешь самого начснаба идиотом? - с насмешкой спросил меня Василий. - Никакая полковничья должность не вытянет эту заразу с его обеспечения. Да и глупость это откровенная… как ты себе вообще такую замену представляешь? Понимая бесперспективность своих мучений, я спросил:

- А можно я болт забью на работу? Такой здоровый. Объемный болт… может хоть тогда комендант шевелиться начнет?

- Вот уж не надо. Пусть толстячок сидит, как сидит. - Сказал Василий, и Настя засмеялась с его напуганного лица. А мне полковник пояснил: - Неработающий комендант, безопаснее работающего.

Я, конечно, уныло покивал, мол, да, согласен. Видя мое состояние, Василий сказал:

- До холодов надо построить лазарет. Завтра буду с комендантом говорить. Если не осилите, то подам на него рапорт в район. Ну, а чтобы вы не осилили, сам думай, как это сделать. Это все что я могу. Но учти, тебе пришлют нового коменданта.

- Да все равно! - сказал я. - Хуже уже не будет. Василий засмеялся и сказал:

- Ничего ты Тёма в службе не понимаешь. Радоваться надо, когда командование болт забило. Слишком работящее командование дурно сказывается на здоровье подчиненных.

В тот вечер когда, наверное, решилась судьба моего бывшего начальника, мы еще долго играли втроем в карты, изъятые у заключенных, и обсуждали жизнь лагеря. Только глубокой ночью, Василий покинул вообще-то свой дом и, оставив нас одних, кажется, опять отправился к своей пассии в женскую часть лагеря.

Какие у него на самом деле были отношения с Алиной, мы тогда только догадывались. Он никогда без пыток с пристрастием не рассказывал о ней нам. Только шутливые удары по плечу Насти могли его растормошить и заставить говорить.

- Она такая же заключенная, как и другие. - Вяло отвечал он нам.

Удивляясь, Настя спрашивала, почему же он такая скотина свою подружку не вытащит жить из барака. Отмахиваясь от претензий, Василий пояснял:

- Мне что проблем мало? Думаю, через пять минут полетит депеша о моем аморальном облике. Причем ваш любимый комендант и настрочит. Он мне никогда не простит, как я его на воровстве краски поймал и пальчиком погрозил. Мелкий пакостник…

- И как вы бедненькие мучаетесь? - спросила Настя.

- Да не мучаемся мы. - Отмахнулся Василий и предложил в очередной раз «замять тему».

Но замять ему не давала любопытная Настя. Она теребила и теребила, прося рассказать нам о ней.

- Она красавица. - С тяжелым вздохом сказал Василий. - Я таких, никогда раньше не видел. А уж повидал я на своем веку, дай бог каждому. И она… не такая, как остальные. Нет не гордая какая-то особенно. Не зазнается. Просто… просто с ней хочешь, не хочешь, а ведешь себя так… словно она, не знаю… принцесса что ли. Стараешься не ругаться, сдерживаешь язык. Вообще… и не только со мной такое происходит. Девчонки что служат в той части лагеря перед ней разве, что реверансы не делают. Непонятное обаяние.

- Пропал полковник. - Сказал с похожим вздохом я, а Настя только улыбалась, исподлобья разглядывая новую, влюбленную личность Василия.

Я эту Алину лично в глаза никогда не видел. Просто не доводилось. Все работы, которые проходили под моим руководством в женской части поселка в основном сводились к благоустройству, но никак не к внутренним отделочным работам, которыми в бараках занимались сами женщины. А на полевых работах, в которых женщины принимали самое активное участие, одну от другой было проблемно отличить. Одни и те же черные или темно-синие робы похожие одна ну другую длинные юбки, из-под которых выглядывали мужские тяжелые ботинки. Да на головах платки или банданы, как они их сами называли. В общем зрелище не вызывающее к этим женщинам никакого возвышенного чувства. По первому времени, я, вообще, не отличал их одну от другой, пока не считывал номер на груди. Память на номера развилась удивительная. Зато как-то имена и лица не запоминались…

Только перед холодами, занимаясь утеплением бараков и установкой в них железных печек, мне представили эту Алину, но я так и не разглядел ее занятый своими делами. Зато вот мои солдаты и охрана вполне оценили ее красивое лицо, размеренность движений и довольно долго обсуждали, что у полковника губа не дура.

К моим обязанностям относилось еще тепличное хозяйство лагеря. Двадцать четыре длиннющих теплицы, в которых надо было подготовить все к наступающим морозам. Котельная уже несколько месяцев протапливающая теплицы не нуждалась в каких-то дополнительных работах, зато вот сами сооружения требовали много внимания. Зная по рассказам, как в прошлую зиму даже мощностей котельной не хватало для поддержания необходимой температуры, я принимал все возможные меры по утеплению сооружений. Работы было проделано огромное количество, и когда на общем сборе Василий устроил показательный разнос коменданту за то, что не построен и не подготовлен лазарет, толстяку не удалось спихнуть на меня мол, это я не справился со своими обязанностями. Я подробно отчитался перед Василием и коллективом о проделанной работе и к своему удовольствию заметил одобрение не только своего друга и нашей команды, но и даже противников нового начальника лагеря. Комендант, видя общее недовольство его ленью, клятвенно обещал за неделю поднять сарай и, утеплив его превратить в лазарет. Но грамотное умыкание из-под носа его работников стройматериалов пущенных на приоритетные задачи подготовки бараков к зиме не дали ему выполнить обязательства. Василий вызвал коменданта к себе и уведомил того, что вынужден подать на него рапорт в район. Коменданта отстранили от должности и меня назначили временно исполняющим его обязанности. Вот тогда мне пришлось реально попрыгать пытаясь доделать то, что было необходимо. Лазарет я тоже за неделю не поднял. Но за три недели не только собрали его из сколоченных из досок щитов, не только установили в нем несколько печек, но и даже вооружили его необходимыми койками, кабинетом осмотра и даже душевой, вода в которую подавалась от совсем недалекой поселковой котельной. Убогое строеньице, если признаться честно, но вполне готовое под свои задачи. Персонал в лазарет из заключенных подобрали быстро. Два практиковавших до Последней ночи терапевта и к ним две медсестры, одной из которых, по странному стечению обстоятельств оказалась Алина. Это все что мог сделать для своего объекта воздыханий наш влюбленный полковник.