- О чем думаешь? - спросила Катя.

- О тебе. - соврал я даже не глядя в ее сторону.

- Вот только не ври. - безапелляционно сказала она. Повернувшись к ней я сказал:

- Хорошо. Я понял… Все равно мне никуда от такого не деться. В Европе говорят еще круче гайки завернуты. А в Америку, я как ты на Луну - даже под пулеметами не поеду. Значит, выбора нет особого. Или бороться, или принимать правила. Бороться не хочу. Я сейчас понял, что общество буквально в экстазе от того, что оно массовым порядком снимается для «сто дней на глазах». Остается только принять. - Я посмотрел на Катю и, забывшись, уронил пепел на пластик пола. Посмотрев на меня хитрым взглядом, Катя спросила:

- Что, вот так взял и принял? Я пожал плечами, мол хочешь верь, хочешь нет.

- Ну и хорошо. - сказала Катя. - Тогда завтра ты будешь учиться жить ничего не зная и не вспоминая о КП энергетиков. То есть мы с тобой даже говорить об этом не будем.

- А о чем мы будем говорить? - сказал тоскливо я. - О твоем отъезде?

- И об этом мы ни сегодня ни потом говорить не будем. Только за сутки до отъезда я тебе скажу. Хорошо? Я подумал и кивнул.

Усыпал я в половину пятого. Спать оставалось несколько часов. А с утра еще надо было домой заскочить. Я даже надеялся, что обойдется без снов. Не обошлось.

- Вам не надоело умирать? - спросил меня строгий господин. - Здесь умираете, там умираете. А если бы в трех или пяти мирах? Может хватит уже?

Я вскинул голову и посмотрел в его противные болотные глаза. Ну что ту еще скажешь.

- Я в который раз повторяю что не понимаю о чем вы. И мне это вот точно надоело. Очень надоело. Я уже спать боюсь. Ложусь и думаю, господи, спаси меня от параноика.

Мужчина рассмеялся и заявил:

- Значит не надоело. - он поднялся и хотел даже куда-то отойти, но вдруг вернулся резко в кресло и спросил: - А может вам это нравится? Ну вот так вот. Может вы себя так к смерти готовите? Умирая в своих снах?

Я покачал головой, но вместо уже привычного возмущенного срыва спросил:

- Ну, а вам-то какое дело? Ну, ладно бы я сознательно… так ведь нет. Но и в этом вы видите какой-то умысел. Вы просто действительно повернуты на слежке.

Хозяин кабинета, в котором я уже проводил далеко не первый сон, все-таки поднялся и прошелся вокруг стола. Встал за моей спиной. Я даже искренне пугаясь того, что он может меня ударить, не стал поворачиваться. Пусть. Пусть делает что хочет, лишь бы быстрее проснуться.

Но он меня не ударил. Он даже наверное впервые сочувственно, именно сочувственно спросил у меня:

- Вы ведь так долго не выдержите. Сердце однажды не выдержит. Не сейчас понятно, но когда будете старше. И умерев во сне умрете и в жизни. Я принял его правила игры и спросил:

- И как вы мне предлагаете бороться с этим?

Вернувшись в кресло напротив меня он сказал, низко склонившись и смотря мне прямо в глаза:

- Раскаянье спасет вас. И только раскаянье!

Я взревел, пугая даже самого себя:

- Да в чем раскаянье?! В чем?! В чем Я еще виноват!?

Отпрянув от моего выкрика в лицо мужчина откинулся в кресле и тихо сказал:

- В слабости. В трусости. В малодушии.

- Это я-то?! - изумился и возмутился я. - Это я-то трус? Да пошел ты идиот!

Мужчина расстроено сказал:

- Да я-то уйду. Это вам уйти некуда. Куда бы вы не бежали прячась, как полевая мышь, ваша совесть все равно найдет вас и вопьется беспощадными когтями ночного хищника. хотя мне кажется вы уже забыли это ощущение. Или еще помните?

Я передернулся от всплывшего воспоминания, как что-то пронзает мое тело во многих местах и, отрывая от земли, уносит к темнеющим небесам.

- Помню. - огрызнулся я. - Не помню откуда но помню.

Покивав мужчина движением руки выгнал меня из моего сна.

Катя уехала в мае, когда даже погодные генераторы выключили, но тепло нежным покрывалом накрывшее город не рассеивалось даже ночами. К нашему общему удивлению в такую рань к поезду попрощаться с дочерью приехал и ее отец. Она с ним встречалась на моей памяти всего несколько раз. Причем предпоследний я сидел в машине возле министерства и наверное пачку скурил ожидая ее возвращения. Она никогда не рассказывала об их разговорах. А я и не спрашивал. Я принял эти тупые правила этой глупой игры. Так что впервые воочию я увидел ее отца там на вокзале. Почти не похожий на свои портреты и без телевизионного грима и монтажа он казался невероятно уставшим человеком. Жесткость, конечно, была заметна больше, но и усталость не укрылась от моих глаз.

С дочерью он разговаривал тепло и долго. Так получилось что он сожрал все время которое мы рассчитывали провести с ней вдвоем. Только перед самым отправлением поезда отец позволил мне подойти и телохранители пропустили меня в ним.

- Ну, все дочка. - сказал он глухим, совсем не телевизионным голосом, и поцеловал Катю в лоб. - Помни, что мы с мамой тебя очень любим. Береги себя. Оглядев меня с ног до головы просто кивнул не протягивая руки и сказал:

- Катя очень хорошо о тебе отзывалась. Если будет нужна работа у нас скажи ей. Она знает как тебе помочь. Я, пытаясь пошутить, сказал:

- Да мне сказали, что у вас там люди за бесплатно работают. Я как-то привык за более весомые ценности. Он даже не улыбнулся говоря:

- За наше «бесплатно», люди готовы сутками, семь дней в неделю, круглый год работать. Это мы их отдыхать заставляем. Иначе бы и не выходили бы из-за рабочего места.

Его шутка получилась удачнее. Хотя, как позже оказалось, что и не шутка это вовсе. Он тактично оставил нас вдвоем и в сопровождении охраны покинул перрон.

Мы, оставшиеся несколько минут просто целовались, ничего не говоря. Все было сказано уже ночью. Все было решено и продумано. Каждый из нас пообещал друг-другу нечто важное, и мы собирались сдержать эти, немного детские для нашего возраста, клятвы.

Зайдя в вагон и поднявшись на второй спальный этаж, Катя оттуда долго махала мне рукой. Когда поезд с шумом гидравлики закрыл двери и немедленно тронулся Катя спряталась, и я больше не видел ее лица в окошке.

Я не спешил уходить с вокзала, смотрел на людей спешащих к своим поездам. Посмотрел, как словно космический корабль в док в пустоту между перронами вполз новый поезд. Точная копия того, который увез Катю. Я даже подумал что это поезд вернули, но на панно высветился совершенно другой маршрут этого нового состава и я усмехнувшись своей наивности побрел прочь.

Сев в машину оставленную мной на стоянке возле вокзала я не медля больше, поехал к Кате домой. Квартира скоро должна была перейти другому сотруднику, ввиду предстоящего длительного отсутствия Катерины и я хотел просто на последок убедится что там не осталось ни ее ни моих личных вещей.

Я ничего не обнаружил и просто сел на диван в ее кабинете, стараясь запомнить это ощущение такого ставшего мне родным дома. Скоро туда должны были приехать уборщики и за ними въехать новые хозяева. Они наполнят квартиру другими запахами, звуками… мыслями. А пока там пахло Катей… Там даже в пустой квартире я слышал ее тихий голос, что ночью обещал мне так мало, но так много для наших обстоятельств. И везде чувствовался буквально спертый воздух так и не сказанных, но таких, наверное, нужных слов. Не до конца открытых тайн и мыслей. Не полностью понятых мной идей. А главное душивших так меня в последние дни… наверное все-таки слез. Я сдержался, только помня ее слова о ненависти к плачущим. Но она сама не выдержала накануне и расплакалась у меня на плече. Успокаивая, ее я успокаивал и себя. И мне удалось даже ее рассмешить, как это не странно. А может просто у нас у обоих нервы разболтались за это время таких острых переживаний грядущей разлуки. Мы смеялись, хохотали над какими-то пустяками совершенно не думая о том, что завтра мы расстанемся и может быть не увидимся.