Колеса чистенького, новенького, как игрушка, “роллс-ройса-1931” сэра Уилфреда захрустели по гравию длинной подъездной аллеи, и машина остановилась, подъехав к воротам, за которыми виднелся дом, весь точно составленный из отдельных, никак не связанных друг с другом частей. Главное его очарование состояло именно в этой беспорядочности и хаотическом смешении стилей, – казалось, будто архитектор возводил здание без всякого плана, поддаваясь лишь минутному порыву вдохновения или полету фантазии.

Навстречу им через лужайку уже шла сухощавая, жилистая женщина неопределенного возраста и с ней две девушки лет двадцати пяти.

– Думаю, вы не будете скучать здесь, Николай, – заметил сэр Уилфред. – Хозяин, правда, изрядный осел, но он вряд ли тут появится. У жены его с головой малость не в порядке, зато дочери чрезвычайно милы и услужливы. Последнее качество принесло им уже, по правде говоря, некоторую известность. Как вам нравится дом?

– Учитывая вашу чисто британскую склонность к бахвальству наоборот – к примеру то, что вы называете ваш “роллс” таратайкой, – я бы не удивился, если бы вы описали мне его как пастушескую хижину.

– Добрый день, леди Джессика! – обратился сэр Уилфред к старшей из женщин; на ней было легкое летнее платье, все в рюшечках и оборочках, какого-то неопределенного цвета, который сама она называла “пепел роз”. – Вот гость, о котором я предупреждал вас по телефону. Николай Хел.

Она вложила свою влажную ладонь в его руку.

– Мне очень приятно принимать вас у себя. То есть, я хотела сказать, познакомиться с вами. Это моя дочь, Бродерик.

Хел пожал руку невероятно худой девушке; глаза ее казались огромными на истощенном, почти прозрачном лице.

– Я знаю, это довольно необычное имя для девушки, – продолжала леди Джессика, – но мой муж очень хотел мальчика – я имею в виду, он хотел мальчика в том смысле, чтобы у него появился сын, только в смысле отцовства, и ни в каком другом, – о, боже милосердный, что вы могли бы о нем подумать? Но вместо этого у него – вернее, у нас – появилась Бродерик.

– В том смысле, что вы стали ее родителями? – Хел пытался отлипнуть от руки изможденной девицы.

– Бродерик – манекенщица, – объяснила мать. Хел и так об этом догадался. Пустой и бессмысленный взгляд девушки, вялая, расслабленная поза, особый изгиб спины – все выдавало в ней тот тип манекенщицы, какой был моден в настоящий момент.

– В общем-то это так, пустяки, – отмахнулась Бродерик, пытаясь вспыхнуть под густо наложенным слоем макияжа. – Просто случайная работенка для нерегулярно выходящего международного иллюстрированного журнала.

Мать кокетливо ударила ее по руке кончиками пальцев.

– Ах, не говори, что ты занимаешься “случайной работенкой”! Что может подумать о тебе мистер Хел?

Легкое покашливание, донесшееся с той стороны, где стояла ее вторая дочь, заставило леди Джессику вспомнить наконец и о ней.

– Ах, да! А это Мельпомена. Вполне вероятно, что в один прекрасный день она выйдет на сцену.

Мельпомена оказалась плотной, крепко сбитой девушкой с большой пышной грудью, толстыми руками и лодыжками. Розовощекая, с чистыми, ясными глазами, она смотрела жестко – казалось, ей недостает только хоккейной клюшки. Ее пожатие было твердым и резким.

– Зовите меня просто Пом. Меня все так зовут.

– А… Не позволите ли вы нам немного освежиться и привести себя в порядок? – обратился сэр Уилфред к хозяйке дома.

– Ну конечно же! Разумеется! Девочки сейчас все вам покажут – я, естественно, имею в виду, они покажут вам, где ваши комнаты и все такое. Надеюсь, вы не подумали ничего дурного?

Хел как раз выкладывал из рюкзака свои вещи, когда сэр Уилфред постучал к нему в дверь и вошел.

– Ну, как вам нравится это местечко? Мы очень мило проведем тут пару деньков, пока хозяева будут раздумывать над единственно возможным выходом из создавшегося положения, а? Я связался с ними по телефону, и они мне сказали, что решение будет принято к завтрашнему утру.

– Скажите, Фред, ваши парни следили за сентябристами?

– За вашей мишенью? Разумеется.

– На тот случай, если ваше правительство согласится с моими предложениями, мне хотелось бы получить весь материал, касающийся этого дела, все, что у вас на этот счет имеется.

– Я в этом и не сомневался. Кстати говоря, я заверил своих хозяев, что вы можете чисто провернуть это дельце – в том случае, конечно, если они примут соответствующее решение, – так что никому и в голову не придет подозревать нас в сговоре или сваливать на нас хоть какую-то долю ответственности. Это ведь так, не правда ли?

– Не совсем. Я могу выполнить работу так, что, каковы бы ни были подозрения Компании, она не сможет доказать факт сговора.

– Я полагаю, это почти то же самое.

– К счастью, вы захватили меня прежде, чем я успел пройти через паспортный контроль, так что сообщение о моем прибытии не поступило в ваши компьютеры, а соответственно – и в их тоже.

– Ну, на это как раз не стоит особенно рассчитывать. У Компании миллионы глаз и ушей – они везде.

– Вы правы. Кстати, вы действительно уверены, что это надежное место?

– О, да! Конечно, дамы не обладают тем, что можно было бы назвать изысканностью или утонченностью, зато у них есть другое, не менее прекрасное качество – они абсолютно невежественны. Они не имеют ни малейшего представления о том, что мы здесь делаем. Не знают даже, чем я зарабатываю себе на жизнь. А хозяин этого дома, если, конечно, его можно так назвать, – просто пустое место, ничего больше. Мы, видите ли, редко позволяем ему заглядывать сюда, да и вообще пересекать границу страны.

Сэр Уилфред стал объяснять, что лорд Биффен живет в Дордонье, где предводительствует группой престарелых налогонеплательщиков, буквально наводнивших эту часть Франции, к величайшему неудовольствию и раздражению местных крестьян. Биффены являются представителями совершенно определенной породы людей; это выходцы из ирландской аристократии, каждое следующее поколение которых укрепляет свое пошатнувшееся финансовое положение, подыскивая себе какого-нибудь жирного американского борова, и его кровь вливается в жилы их худосочных потомков, а капиталы – в их изрядно отощавшие кошельки. Наш джентльмен превзошел самого себя в своем неуемном стремлении избежать уплаты налогов и пару раз оказался замешанным в каких-то темных махинациях в открытых портах Багамских островов. Таким образом правительство получило власть над ним и над его капиталами, вложенными в английские банки, что сделало его более покладистым; он выполняет все указания и не выедет из Франции до тех пор, пока не получит на это разрешения; там он разыгрывает из себя ловкого дельца, обманывая местных женщин и по дешевке скупая различный антиквариат, старинную мебель или автомобили; при этом он всегда настороже и вовремя успевает просматривать корреспонденцию своей жены, следя за тем, чтобы она, не дай бог, не проведала о его маленьких шалостях.

– В общем, обыкновенный напыщенный старый тюфяк. Вызнаете этот тип – экзотические заморские галстуки, шорты и грубые ботинки, из которых высовываются длинные – до самых лодыжек – носки. Однако жена и дочки вместе со всей здешней обстановкой время от времени бывают нам весьма полезны. Как вам понравилась старшая?

– Немножко чокнутая.

– Хм-м. Я понимаю, что вы имеете в виду. Но если бы вы прожили четверть века, получая от старика только жалкие подачки, думаю, вам бы тоже моча ударила в голову. Ну что, пойдем к ним?

На следующее утро после завтрака сэр Уилфред отослал дам и развалился на стуле, допивая последнюю чашку кофе.

– Сегодня утром я разговаривал по телефону со своими шефами. Они решили пойти с вами на соглашение – само собой разумеется, с некоторыми условиями.

– Лучше бы они вели себя поскромнее.

– Во-первых, они хотят, чтобы им дали гарантии, что эта информация никогда больше не будет использована против них.