– А вдруг мы сможем? – сказала Лири неожиданно. Кай, не открывая глаз, поправил:

– Мы должны.

– Я знаю. Я имею в виду другое, вдруг мы сможем выжить. Неужели никто и мысли такой не допускает, кроме Франка? Думаете, он просто утешает нас?

– Не-а, – отозвался Илем, развалившийся на собственной кровати. – Он говорит чистую правду. Вопрос в том, что именно он говорит.

Лири вопросительно подняла бровь. Илем отхлебнул из своего стакана, блаженно прижмурился и продолжил:

– Он говорит, случается, что доходят все. Доходят. А это не значит, что выходят из пещер.

– То есть у нас нет будущего?

Голос Лири стал совсем тоненьким. Кай сказал мягко:

– Ты и сама это знаешь.

Лири помолчала, тоже отпила вина и кивнула.

– Знаю. Знаю, что это кара, расплата за то, что мы совершили. Но почему так несоразмерно? Почему всем одинаково?

– Ты хочешь сказать, что больше виновата? – удивился Илем. – Надо же, признаешь…

– Признаю. И всегда признавала. И я не знаю, что делать. Этого не искупить, потому… потому я готова выполнить то, что должна. И вы понимаете, что должна именно я. Только разве это что-то изменит? Я навсегда останусь принцессой Лирией, из-за которой разразилась война. Войду в историю. – Она горько усмехнулась. – Когда я была маленькой, очень хотела войти в историю. Стать великой королевой, быть мудрой, великодушной и справедливой.

– А чего сбежала? – лениво осведомился Илем. – Шанс был.

– С Райгуном? Я бы в лучшем случае присутствовала на пирах, где такие же, как он, нажираются до беспамятства, и рожала каждый год по ребенку, совершенно ему не нужному.

Кай бросил на нее короткий взгляд, но промолчал. Похоже, он знал короля Райгуна куда лучше, чем его неудавшаяся невеста.

– Я не очень плохо знаю историю, – сообщил Илем. – И не помню славословий героям, победившим Сарефское зло. Так что в историю ты попадешь, но не как спасительница мира, а как причина войны. Да. Я не знаю, почему второе перевесит первое.

– Потому что плохое помнится сильнее, – тихо сказал Диль. – Человек так устроен, что зло помнит долго. Простое близкое зло, а не непонятное Сарефское. Я очень плохо знаю историю, но понимаю, что нас она перемелет, не заметив. Разве это важно?

Лири передвинулась поближе и переложила голову со своих коленок на плечо Диля.

– Я маленькая была. Все мечтают о подвигах, славе и величии.

Диль промолчал, потому что мечтал разве что о славе. О том, чтобы стать знаменитым акробатом. Ни подвигов, ни величия, только красивые трюки.

– Ты помечтать хочешь? – проницательно спросил Илем. – А почему не попробовать? Давай.

Лири подозрительно на него посмотрела и не увидела насмешки. Помедлив, она начала:

– А правда, давайте представим, что мы выжили. Закрыли эту проклятую брешь, выбрались из пещер. Что будет?

Все молчали. Лири растерянно переводила взгляд с одного на другого, пока Кай не произнес:

– Я – вряд ли. Эта миссия отличается от остальных, потому что впервые враг обозначил себя. Франк встревожен, хотя идет шестой раз. Ну, а я единственный воин, если не считать самого Франка. Воины не выживают. И скажу честно: меня это только радует. Вы все понимаете, почему. Я устал нести свой груз. Каждую ночь я вижу лица своих друзей. Никто из них не упрекнул меня, никто из их родственников не упрекнул. Меня сочли правым.

– Все, кроме Ракайена Тиэррела, – согласился Илем. – Ты не хочешь выжить. Нашел удобный способ избавиться от своей вины – благородно умереть, защищая никчемных спутников. Лири, погоди испепелять меня взглядом. Кай, я большая скотина и неисправимый циник, но в твоем благородстве ничуть не сомневаюсь. Способ не из худших. И вообще… ты это заслужил.

– Спасибо, – совершенно серьезно поблагодарил Кай. Илем раскланялся лежа – не за что, мол, и допил вино. Диль встал и разлил по стаканам содержимое кувшина.

– А я бы не возражал еще пожить, – вдруг сказал Илем. – Несмотря на вину. Я ведь начинаю забывать, как выглядела Силли, она не является ко мне по ночам, ни такой, какой была при жизни, ни такой, какой я увидел ее последний раз. Только я ее все равно помню. Так странно… Хожу, ем, умываюсь, с девками развлекаюсь, убиваю – и помню. Как будто она все время рядом, за плечом, и я это чувствую. Оглядываюсь – нет…

– Ты готов жить с этим дальше?

– Готов, Кай. Я-то готов, но понимаю, что не придется. Потому что я следующий – за тобой. Вояка из меня, конечно, тот еще, но я не только жить готов, я еще и убивать ради этого готов. Не ради священной миссии, это, простите мою приземленность, сопутствующее и неизбежное. Такой вот парадокс: я понимаю, что не выживу, но дерусь за то, чтобы выжить. Диль, а ты?

Диль неопределенно пожал плечами. Вино тянуло за язык.

– Не знаю. Мне все равно было, жить или умереть. Я за свою жизнь драться не стану. Но я хочу, чтобы миссия была завершена… чтобы Лири выполнила свое предназначение. Любой ценой.

Губы принцессы прижались к его щеке. Что за глупости я несу?

– Я здесь самый бесполезный. Кай, не возражайте, это ведь очевидно. Вы готовы умереть в том числе и за меня. Мне больно из-за этого, но я ничего не могу поделать. Я ничего не могу поделать с собственной жизнью, потому что я слишком маленький человек. Если я и мечтал о славе, то лишь о славе акробата. Я мечтал об аплодисментах, восторженных криках детей, радости в глазах взрослых. Я хотел радовать. И даже этого не сумел. Я не хочу умереть, но не хочу думать о том, что случится, если я вдруг выживу. Акробат Диль Ванрел все равно уже кончился. Я боюсь думать о будущем. О ближайшем и далеком. Я его не вижу. Не хочу снова становиться… сломанной веткой.

Почему он повысил свой ранг, он не понимал. Если Франк видел его именно так, то пусть… Опавший лист – совсем уж никчемно, а ветка может и сгодиться. Пусть и для костра.

Лири обняла его и прижалась.

– Я очень хочу, чтобы выжил именно ты. Простите, я пьяная и потому говорю что думаю… в том числе и глупости.

– Трезвая ты их говоришь не меньше, – утешил Илем. – Так что не стесняйся.

– Ладно, – покладисто согласилась она. – Ну вот представим себе, что каким-то чудом мы сделали все и вернулись. Что тогда я должна делать?

– Ну, например, вернуться домой, – предложил Илем. – Раскаяться и выйти замуж за Райгуна. И нести свой крест… рожать каждый год детей и стараться, чтобы они были мудрее своих родителей.

– Это ничего не изменит, – глухо проговорил Кай, глядя в глаза Дилю. – Она все равно войдет в историю, как Лирия Кандийская – причина войны.

Лири заплакала, и Диль обнял ее, начал утешающе гладить отросшие непослушные волосы, бормотать ничего не значащие слова и думать, что же означает этот прямой взгляд синих, как небо, глаз. И, конечно, ничего не придумал. А спрашивать постеснялся.

Когда Франк решил, что пора трогаться в путь, в городе появился Сандурен. Диль увидел его у входа в их гостиницу, возвращаясь из лавки с грузом припасов. Под ложечкой предательски засосало, хотя маг не начал швыряться в него молниями, а наоборот, слегка поклонился, вежливо и даже уважительно.

– Здравствуй, Дильмар.

– Зачем вы здесь?

Голос дрогнул. Ну и ладно, вряд ли Сандурен подозревает в нем героя.

– Надеюсь уговорить… дракона – вряд ли, он не может не исполнять того, что считает своим предназначением. Но люди отличаются от драконов свободой воли.

Диль прислонился к столбу, не выпуская из рук тяжеленной корзины.

– Нас никто не заставляет идти с ним. Правда.

– Правда? Разве ты не боишься? Разве не хочешь жить? Разве ты хочешь умереть, как умер Ори-тал?

– Так не получится, – усмехнулся Диль, внезапно успокоившись. – Я боюсь, господин Сандурен. И, наверное, не знай я, к чему приведет ваш план, мог бы и сбежать.

– Ты же не можешь всерьез полагать, что сыграешь особо важную роль в этой миссии. Ты не воин…