А с отцом Дан знаком не был. Он ушел так давно, что и мать о нем забыла. И правильно. Встреться Дан с родителем, морду бы набил. Уходя, отец забрал подаренный на свадьбу сервиз, оба обручальных кольца и мешок сахара. И велел спасибо сказать, что размена квартиры не требует. Квартиры матери и тетки Даши, в которую он, козел, примаком пришел. И три года прожил, ни потолка не побелив, ни гвоздя не забив. И ни копейки алиментов. Мать об этом рассказывала спокойно и даже как-то с удивлением, как некую сказку, которая вообще-то была явью.
Во сне было отчаянно жалко несчастных старушек, горло давило. Дан проснулся рано и долго таращил глаза в потолок. Надо что-то делать с этой жизнью. Если продолжать жалеть себя и оплакивать горькую судьбу старушек, долго человеком не останешься. Что нужно от него человеку по имени Фин Гласс? Знакомое словосочетание, кстати. Что хочет этот детектор лжи? Проникся сочувствием? Ага, и бескорыстно жаждет помочь. Так Дан, дитя перестройки, реформ и шоковой терапии, и поверил в бескорыстие сильного. Но сходить надо. Если нога позволит.
Весь день он провалялся на кровати. Зашел покаяться слопавший полпирога стражник, увидел перевязанную ногу с пятнами крови и притащил полкового лекаря и миску горячей каши с огромным куском масла. Лекарь рану осмотрел, перевязал, получил сотку на стакан хорошей водки, заметно подобрел, обещал и назавтра заглянуть. Каша была вкусная. Вечером он дотащился до ближайшего трактира, отказался от супа в пользу двойной дозы пирога, чтоб и на сластену хватило, и тот стал дановым другом по гроб жизни.
К назначенной встрече Дан почувствовал себя вполне сносно. Жалко было штаны. Он, конечно, дыру зашил, аккуратно, и шов в глаза не лез, да здесь и заплаты редкостью не были. Одежда была дорога, носили ее подолгу и не стеснялись латать и перелицовывать. А вот Дану казалось, что все глаз не сводят с этой штопки.
– Здравствуй, – сказал ему юноша, красивый, как гей, в широкополой шляпе и перчатках. – Что, не узнал?
– Гай? – не без труда узнав вампира, удивился Дан.
– Гай. А как зовут тебя?
В общем, до дома «детектора лжи» Дан хромал в веселой компании кровососа. Вампиризм не был ни болезнью, ни генетическим отклонением. Просто свойством расы. Расы не людей, от людей отличавшихся не внешне, зато принципиально. На клеточном уровне. Редкие браки и более частые связи между людьми и вампирами потомства не давали. Укушенный не становился вампиром. Помереть от геморрагического шока мог, если вампир не находил в себе силы оторваться. Люди их не любили, но жили рядом с ними, в том числе и потому, что были они, как ни парадоксально, непревзойденными лекарями. К ним не обращались разве что с открытыми ранами, чтоб не провоцировать.
Пили они любую кровь, но человеческая была не только вкуснее, но и нужнее. Убивали редко, и только бродяг, которых никто искать не будет. А так… пару глоточков… Совершенно безвредно для организма. Более того – незаметно.
За три привода вампира наказывали жестоко: выставляли к позорному столбу в одной только набедренной повязке… Женщинам еще грудь прикрывали. А для их кожи ультрафиолет был намного страшнее обычного огня. Ожоги заживали потом очень долго. Казнили, только если ловили на месте серьезного преступления, то есть убийства, или за частые злоупотребления. Но за этим поймать было трудно: при угрозе жизни вампир становился смертельно опасен и свидетелей оставлял редко… Докажи потом, что из полутора тысяч… А вот по мелочи… по мелочи они не сопротивлялись. Все равно достаточно было свидетельства человека. То есть если б Гай удрал (а это сделать легко, уж поверь), Дан мог просто его описать, и этого хватило бы для обвинения. Врать? Люди? Они, что, враги себе – оклеветать вампира? Ложь плохо кончается. Первый и второй приводы? Телесное наказание. Плети с серебряными нитями. Неприятно. Очень. А Фину Глассу доверять нужно с оглядкой. Увидимся. Пока.
Доверять Дан не спешил даже тезке. И Витьке Олигарху, которому натурально жизнь спас под пулями несознательных братков. Доверять? Просто так человека Олигархом не назовут. Так что доверчивость была свойственна Данилке Лазарцеву разве что в детском садике, да и то не позднее средней группы. Ему очень захотелось пописать, и он убежал с утренника, а по дороге с ужасом увидел, как Дед Мороз отрывает себе бороду и оказывается папой Вадика Климова… Ну как тут сохранишь наивность? Ладно. В худшем случае водки дадут.
Косяком пошли странности. Фин Гласс был по-домашнему расслаблен, подливал водочку,. расспрашивал о былой Дановой жизни, периодически посматривал почерневшими глазами, когда думал, что Дан этого не видит. Дан добросовестно изображал захмелевшего, потому что «соточка» означала не сто граммов, а микроскопический стаканчик на два глоточка, прямо как в амеровском кино. А Дан был русским мужиком, отслужившим в десантуре, отучившимся в институте, отработавшим грузчиком, и даже отбегавшим свое в компании начинающего Олигарха. Чтобы основательно закосеть, ему нужно было принять на грудь пяток русских соточек. То есть поллитру. А здесь такая доза считалась, наверное, смертельной, как в Европе. Да и водка была замечательная.
В итоге Фин начал стукаться головой о стол намного раньше Дана. Пришла заметных размеров баба, которую Фин нежно звал доченькой, без труда складировала папеньку на кровать, вытряхнув его из одежды и обуви, а Дана хотела выгнать, но он старательно захрапел, и женское сердце смягчилось: ему позволили остаться там, где он был, на коврике у камина, даже подушку подсунули, едва не оторвав ухо, и чем-то сверху укрыли. А так как Дан был хотя и вменяем, но хорош, то он сладко заснул, и было ему весьма уютно.
Было у Дана одно замечательное свойство, которому отчаянно завидовал Олигарх и благодаря которому он, Дан, едва не спился в юном возрасте. Он не был тесно знаком с абстинентным синдромом, сиречь с похмельем. Ну, побаливала после пробуждения голова, поташнивало, ощущалась некая разбитость в теле, но никакого желания немедля умереть или хотя бы высосать бутылку пива. И если Олигарх потом какое-то время смотрел на спиртное с ужасом, то Дан готов был продолжать. Но и правда вовремя остановился.
А эта водка была так хороша, что проснулся он с ясной головой и в хорошем настроении. Собутыльник страдал на кровати. Дан на всякий случай тоже изобразил страдание, но помощь ближнему оказал: поддерживал его голову, пока он пил холодную воду. Русское ноу-хау внедрить? Дан взял со стола миску, в которой вчера плавали огурчики, глотнул рассола – класс! – и выпоил остатки Фину. Эффект это произвело – через четверть часа его мутные глаза перестали бессистемно наливаться чернотой.
Хромая к себе в казармы, Дан думал не о том, что хотел от него Гласс, а о том, кого он представляет. Не Гильдию магов. Все эти вопросики можно было и без расхода водки задавать. Узнать, как Дан сумел справиться с драконом, все равно не удалось. Дана трудно было расколоть, потому что он не был хитрецом, он просто автоматически о чем-то умалчивал. О Ладане и Лазаре (о первом, похоже, можно забыть, а жаль, недурной был хакер). О десантуре. О годе особо близкой дружбы с Витькой, тогда еще не Олигархом. О десяти годах беспрерывных занятий с Коброй, не шибко юным отставным майором, в рукопашной играючи справлявшимся с тремя бывшими ведевешниками. Потом с двумя, когда Сашка Симонов навсегда остался в Чечне.
А может, потешить себя мыслью, что Сашка тоже стал участником эквивалентного обмена? Хоть какая-то надежда. А то ведь ни похоронки, ни требований выкупа… ни свидетелей. Был Сашка – и нет Сашки. Если рассуждать логически, Сашку захватили чехи, но он не сказал им адреса семьи. Сашка был стойкий парень. А с семьи взять было нечего, кроме убогой «двушки» в бараке довоенной постройки.
Дан дружил с Сашкой. Молча. Без слов и объяснений. Хотя все кругом думали, будто лучший его друг – Олигарх. Витька постоянно требовал проявлений дружбы и давал их сам: приглашал в рестораны, клубы, домой, на отдых. Заботился о нем по мере своих представлений. Когда Дан устроился в банк, Олигарх перевел туда большую часть своих денег, и начальство могло корчить любые рожи, однако Витька был из крупнейших новосибирских бизнесменов, а его криминальное прошлое (прошлое?) нигде доказательно зафиксировано не было. Начинал он обыкновенным бандитом и мораль сейчас имел соответствующую, бандитско-бизнесменскую. Дан был уверен: если бы за Сашку потребовали выкуп, Олигарх без слов бы заплатил. Несмотря на мораль.
