Траития была, естественно, монархией, слова «конституция» в здешнем лексиконе не имелось, и власть самодержца была абсолютной. Когда он желал ее проявить. В целом картина была уже знакомая: благородные жили, как хотели, остальные – по внятным и действенным законам, и эти линии шли параллельно, пересекаясь крайне редко. Конечно, выходя из внутреннего города, благородный мог безнаказанно (с точки зрения официальных властей) сотворить что угодно, например, продырявить мечом вампира или человека, но и сам рисковал быть продырявленным стрелой из-за угла. И этот контраст между благородными и остальными был посильнее контраста между людьми и прочими расами.

Эльфы жили компактно, но небольшими поселениями. Резервации, причем из серии «больше трех не собираться». Самый огромный эльфийский город насчитывал аж восемь тысяч населения. И это было, пожалуй все, что знали об эльфах Гай и Руд. Что-то такое они сказали типа «ну, ясно, что эльфы…», и Аль вдруг озлился:

– Ясно, что эльфы? – взвился он. – Почитали хорошо отредактированные учебники истории? Тщательно переписанные хроники? Наслушались сказок и страшилок? Сколько эльфов ты видел за свою короткую жизнь, человек? Хотя бы издали? Со сколькими эльфами говорил ты, вампир? До чего охотно вы все верите всякой чуши! Пройдет еще сто лет, и из нас сделают чудовищ. На моей памяти одна только история Альрика изменилась до неузнаваемости…

– Безумного мага Альрика? – оживился Руд, подзабывший «дыкать» и «чавокать». Аль только выразительно посмотрел на Дана: вот, мол, тебе и пример. Эх, ребята, подумал Дан, оказывается не одна есть в мире стране с непредсказуемым прошлым, и начал рассказывать о России. Чтобы утешить эльфа? Забавно.

Они проторчали в «убежище» десять дней, ошалели от безделья и всяких игр «на интерес». Предусмотрительный и осторожный Дан не любил играть на деньги и, даже сопровождая Олигарха в казино, больше смотрел, чем ставил.

На пятый день с лица эльфа сошли синяки, на седьмой пропали рубцы на торсе, а вот пробитая гвоздем ладонь заживать не желала. Даже ключица беспокоила его меньше. Гай злился на себя, но доставалось и окружающим. Кода Руд с хохотком посоветовал ему поплевать на руку эльфа – говорят же, что слюна вампира способствует заживлению ран, – Гай оскалился так, что неробкого детину прямо отмело к стене.

– Брось, – утешающе сказал Аль, разглядывая кровоточащую и опухшую ладонь, словно она и не ему принадлежала. – Дело не в твоем мастерстве. Ты, несмотря на молодость, очень хороший лекарь. Но разве ты учился лечить эльфов? На вас плохо действует серебро, на нас – железо. Может, гвоздь был из чистого железа. Я не умру от этого и даже калекой не останусь. Рано или поздно заживет.

– Нешто не больно? – спросил Руд. Эльф подал плечами.

– Больно. Сильнее болит, чем сломанные кости. Покричать, чтобы ты поверил?

– Ну как-то совсем уж, – смущенно пробормотал Руд, – будто и не твоя рука.

– Будто и не моя. Один из способов бороться с болью – отделить от себя больной орган. Становится намного легче.

Решил проблему Шарик: просунулся, обнюхал руку эльфа, чихнул и взялся зализывать совсем по-собачьи. И ведь кровь идти перестала, а к следующей перевязке рука выглядела уже прилично, прошла гангренозная чернота, спал отек. За это Руд насыпал дракону овса (тот с аппетитом умял), а Дан долго чесал ему все подставляемые места, приговаривая всякую чушь, как Тяпе, когда она млела, оказавшись у него на коленях. Шарик тоже млел, складывая башку куда придется, лишь бы на Дана, жмурился и клекотал.

Эльф отличался от Дана меньше, чем Руд. Гай даже пошутил, что Дан при желании мог бы сойти за эльфа. Аль улыбнулся.

– Нет. Мы разные. Я имею в виду – мы, эльфы. А отличают нас от людей не только уши или зубы. Например, цвет глаз. У нас не бывает, как у вас, красновато-коричневых или серо-голубых. Чистые и яркие: зеленые, синие, голубые. Без примесей. Хотя, конечно, Дан больше похож на эльфа, чем Руд.

Они тронулись в путь свежим солнечным утром. Розоватый снег, которого не коснулся никакой технический прогресс, слепил глаза. Гай нахлобучил шляпу поглубже, закрепил под подбородком шнурок, обмотался шарфом и стал очень похож на мультяшного персонажа, весь в черном, на темной лошади, лица не видно. Дан натянул купленную в Изумрудном городе вязаную шапочку, чувствуя себя идиотом из-за того, что из-под шапочки по-детски вились локоны. Куртка папы-вампира оказалась весьма теплой, особенно в сочетании с плащом. Руд тоже украсился шапочкой и выглядел довольно забавно с этой кудлатой бородищей и рыжими лохмами. Эльф же был в легкой куртке, плащ свисал за спиной, грея, скорее лошадиный круп, чем его самого. Холода он словно не ощущал. Часа через два они выехали на дорогу, еще через час оказались на перекрестке, на обочине стоял столб с целой кучей прибитых сикось-накось табличек. Некоторые указывали вообще в чисто поле. Аль собрался было дальше топать пешком, и они насилу уговорили его доехать до постоялого двора или городка, чтоб хоть лошадь купить, долг, если уж такой принципиальный, вернуть просто: в вампирском банке на имя Дана Лазарцева – запомнил?

Постоялый двор, до которого они доехали еще засветло, был убог, предлагавшаяся к продаже лошадь была ненамного моложе Дана, зато стоила всего три сотки, и утром Аль уехал на ней по левому ответвлению дороги, попрощавшись очень холодно и высокомерно. Ну и фиг с ним, подумал Дан. Встретились – разошлись. Зато на костре он не сгорел, и то приятно.

Дан седлал свою кобылу, когда в шею сзади уперлась сталь. Чуть-чуть – и нету Дана. Не в шею – в то самое место, где кончается позвоночник, надави слегка – и прямо в мозг.

– Напутешествовался, пришелец? Пора возвращаться. Герцогиня скучает.

Зашипел, припадая к земле, Шарик. И вдруг свистнул жалобно и замер. Резко обернулся Гай и тоже застыл.

– Лишнее движение, вампир, и твой друг – покойник. Тебя герцогиня тоже хочет видеть. Можешь и улететь, но тогда твое место на костре займет пришелец.

– Улетай, – сипло произнес Дан. Руд, входя в конюшню, остановился и раззявил рот.

– Я сдаюсь, – тихо сказал Гай. – Не убивайте его. Я возьму свое решение назад, если вы это сделаете.

– Мы должны доставить вас герцогине по мере возможности живыми, вампир. По мере возможности. Даже из-за Лита вампиры не начнут войны.

– Не начнут… войны, – выразительно согласился Гай, и Дан представил, как на светское общество пикирует папа Лит, подхватывает кавалера, а потом роняет…

– Шевельнешься – убью, – пообещал Дану голос сзади, – насчет тебя особых распоряжений не было. А тебя, вампир, никто не собирается убивать. Даже герцогиня.

Дан подумал: «Может, лучше шевельнуться?», но помешали инстинкты; он так и стоял, почти не дыша, пока не его шее закрепляли холодный металлический обруч.

– Сейчас, пришелец, я покажу тебе, как работает ошейник.

И показал. Стоя на четвереньках, Дан сквозь вату и орудийную канонаду слушал все тот же голос.

– Теперь ты будешь вести себя разумно, я думаю. Но на всякий случай советую тебе отдать мне оружие. Ты получишь его обратно, если придет время.

Не осознавая себя человеком и вообще кем-то мыслящим, Дан автоматически отстегнул кинжал и снял перевязь с мечом. Что такое сотворил с ним ошейник? Это была даже не боль, а что-то еще похуже. Крепкая рука поставила его на ноги. Шарик сочувственно посвистывал, но с места не сходил. А ведь и в его ошейник, наверное, вмонтировано что-то подобное…

В голове наконец прояснилось. Гай отступал к стене. «В серебряных кандалах», – вспомнил Дан и взмолился:

– Не нужно, нам же черт-те сколько времени ехать, зачем его мучить?

На сей раз он простоял на карачках намного дольше, а потом его просто закинули в седло.

Скакали сурово: быстро и подолгу, останавливаясь только на обед и ночлег. Дан первые два дня думал, что попросту помрет, а потом, видно, набил на заду мозоль и привык. Вел он себя разумно, все больше молчал да сочувственно косился на Гая, лицо которого ничего не выражало. Он сидел на коне, словно так вместе с ним и родился, мрачный, почти зловещий в этой своей черной экипировке. Поводья он держал обеими руками, и иногда между перчатками и рукавами мелькало серебро кандалов. На вид они были изящные, почти декоративные: тонкие браслеты соединялись цепочкой затейливого плетения. Герцогиня ценила красоту.