В конце августа, когда немцы изготовились к штурму Ленинграда и когда разгорелись начатые наступлением наших войск синявинские бои (о которых речь впереди), немцы решили прервать единственную коммуникацию Ленинграда со страной, не допустить подкрепления Ленинградского фронта пополнениями и всяким снабжением. И крупные силы своей, вновь стянутой под Ленинград авиации они бросили на бомбежку портов и кораблей Ладожской трассы.

30 августа, в день полного окончания строительства портов на западном и восточном берегах Ладоги, немецкие самолеты совершили первый за лето массированный налет на Кареджи. Никто налета не ожидал. Привыкнув к летней сравнительной безопасности, люди здесь успокоились, ослабили бдительность.

В этот день работа шла, как и всегда. Десятки пароходов, тендеров, мотоботов и барж стояли у пирсов. Пассажирский пароход «Совет» выгружал на носилках раненых бойцов-инвалидов. Вдруг послышался гул самолетов. Никто не обратил на него внимания, думали, что это летят, как в это время дня ежедневно летали, наши транспортные самолеты, сопровождаемые истребителями. Их воздушная трасса проходила чад Осиновцом и Кареджи.

Но вот со свистом низринулись бомбы. Раздались оглушительные взрывы, столбы земли, дыма, огня взвихрились на берегу. Взорвался груженный боеприпасами железнодорожный состав. Одна из бомб упала на пирс, высадив часть правого борта парохода «Совет», где происходила выгрузка раненых. Другая упала на вагонетки, везущие к санитарному поезду отправляемых в тыл бойцов. На пятом пирсе бомба попала в гущу людей.

Все суда, стоявшие у пирсов, рассыпались по рейду веером. Береговые батареи открыли по вражеским самолетам огонь. Орудийный и пулеметный огонь открыли и тральщики, катера, морские охотники. На каждой барже к этому времени также был пулемет, обеспеченный расчетом из краснофлотцев. Они тоже открыли огонь…

Но было поздно. Совершив свое дело, вражеские бомбардировщики улетели… В тот же день немцы совершили и второй налет. Но люди уже были начеку: они дали такой мощный отпор, что, сбросив наудачу несколько бомб, вражеские самолеты поспешили убраться восвояси.

С того дня немецкие самолеты стали почти ежедневно появляться над пирсами Кареджи, других портов Ладоги и над вереницами судов, пересекавших озеро. Наше командование подтянуло сюда авиацию, немецких бомбардировщиков везде встречали советские летчики, навязывали им воздушные бои, отвлекали их от бомбежек, сбивали, гнали от трассы. Небеса наполнялись гулом моторов, трескотней пулеметных очередей. Команды пароходов, задрав головы, смотрели, как самолеты, делая удивительные фигуры, то кидались один на другого, то расходились, взлетая выше, снижаясь, чтобы вновь ринуться в схватку. Снизу казалось, что голуби или стая расшалившихся чаек, греясь в солнечных лучах, купается в воздухе. Изредка какой-нибудь самолет низвергался и камнем падал в озеро, а из воды поднимался большой столб oгня; или же, выйдя из строя, улетал по крутой, наклонной линии, обрывавшейся где-то вдали, а водная поверхность доносила издалека еле слышный звук удара… Сбит еще один самолет! Но чей? Этого никто не мог сказать – многие капитаны и матросы еще не могли распознавать своих самолетов в прозрачных глубинах воздушного океана. Часто какой-нибудь самолет стремительно пикировал на пирс, стремясь его разбомбить, но, встречая огонь зениток с кораблей и береговых батарей, показывал брюхо и, едва успев лечь на другой курс, улетал из поля зрения.

Во время воздушного боя команды судов ни на минуты не останавливали хода машин, непрерывно меняли курс, чтоб не попасть под бомбежку. Безбоязненно глядя вверх, люди знали, что в момент воздушною боя немцам не до маленьких пароходов. Но случайная бомба все же может попасть в пароход, – лучше дальше держаться от пирсов!

После нескольких безуспешных бомбежек береговых объектов немцы направили свои удары на пароходы и баржи, пересекающие озеро. Началась борьба невооруженных водников с вооруженными немецкими самолетами. Начались и осенние штормы, с туманами или с пронзительными ветрами, требовавшими от моряков тяжелой, еще более напряженной работы…

Время от времени немцы, однако, не оставляли в покое и пирсы портов. Один из сильнейших налетов на восточный берег немцы совершили, например, 8 сентября Вновь был взорван железнодорожный состав с боеприпасами, сгорело много вагонов с зимним обмундированием, нанесен был ущерб портовым сооружениям и грузившимся там баржам.

Но остановить поток грузов и воинских пополнений немцы были не в силах.

Что же в эти дни среди десятков других делал маленький пароход «Батурин»?

Когда на пароходах начинался и когда кончался рабочий день, никто не мог бы оказать. Жизнь на пароходе можно было сравнить с работою часового механизма, чтобы часы не останавливались, их надо заводить, когда завод кончается Чтобы пароходы не останавливались, им нужно было только одно: вовремя снабдить машины горючим и смазкой. Так было и на «Батурине».

Во время бункеровки угля команда выходила на берег, часов по шести грузила вагонетки, толкала их, загружала углем пароход. На борту «Батурина» неотлучно находились три человека: капитан – в рубке, механик – в машине, на палубе – кок. Все трое находились в ежеминутной готовности – отвести пароход от пирса, если случится налет немецких бомбардировщиков.

Едва издалека доносились выстрелы, это значило: враг приближается. Бархударов командовал:

– Дуся, отдай концы.

Кок Дуся отдавала концы, механик давал машине сразу полный ход, и пароход, с места набирая максимальную скорость, покидал пирс и уходил на рейд, подальше от берега. Рядом с «Батуриным», впереди, позади него таким же ходом резала волны целая флотилия – десяток, а то и два десятка судов, зорко следя за соседями, чтобы избежать столкновения. Выйдя на рейд, пароходы, рассредоточиваясь, раскидывались по озеру веером. Если бы не ожесточенная стрельба из береговых и судовых орудий и пулеметов, если бы не взрывы бомб, сброшенных наспех самолетами, то можно было бы залюбоваться армадой разнотипных пароходов, полным ходом снующих по неспокойной водной поверхности, – каждый пароход, тральщик, тендер, катер и мотобот своими немыслимо быстрыми циркуляциями, казалось, стремился взять приз в каком-то необыкновенном соревновании… А в небесах советские самолеты сражались с вражескими, крылья истребителей поблескивали на солнце, и водники со своих кораблей жадно следили за их удивительными, понятными только летчикам фигурами высшего пилотажа.

После вражеского налета, тихим ходом, словно нехотя, пароходы возвращались в порт, швартовались у тех же пирсов, с которых санитары уносили раненых и убитых, а матросы шлангами и ведрами скатывали еще теплую кровь…

А в эти минуты потрясенный воздух доносил гул с озера: там шла бомбежка пароходов с людьми, продовольствием и боеприпасами. Высоко поднимались столбы воды и огня, закрывались дымом суда, находившиеся посередине озера. Было видно, как самолеты пикировали, как едва уловимые глазом черные точки отрывались от них, а затем снова озеро потрясали взрывы. Раскидывая от бортов буруны, к месту происшествия от горизонта неслись по воде морские охотники, высоко под солнцем начинался воздушный бой… И, наконец, становилось тихо: вражеские самолеты улетали. Кто из знакомых, кто из друзей погиб или ранен там, на озере, водники еще не знали: об этом расскажут люди первого вернувшегося в порт уцелевшего парохода…

А команда «Батурина» все грузит и грузит уголь. И опять налет, и опять все то же…

Но вот бункеровка угля кончается. Остается разгрузить последнюю вагонетку. Бежит с приказом от диспетчера оператор. Он уже раз десять прибегал узнать, когда же кончится бункеровка, и торопил, и ворчал, и ругался. В приказе сказано: забуксировать от четвертого пирса баржу, подвести ее к первому. Часть команды убирает палубу, другая готовит буксир, и пароход направляется к барже.