Огнемётчики готовились не долго. Под прикрытием огня винтовок и дробовика Шейна дали вверх две коптящие струи. На втором этаже завопили. Капрал бросился к развороченным ступеням и забросал проёмы гранатами. Идти дальше не стал, напалм ещё не выгорел. С другим подъездом разобрались тем же способом, да оставшиеся огнемётчики с улицы по окнам прошлись.
— Капрал! — позвал капитан.
Джерс уложил капрала рядом с собой у самой дыры в стене и показал наружу рукой.
— Видишь сгоревший русский танк? Бери отделение и к нему. Там осмотритесь и ползком к вон тому БТРу. За ним укроетесь и поддержите штурм вон того жёлтого здания. Всё ясно?
— Так точно, мой капитан!
Капрал прикинул путь к развороченному БТРу и решился спросить:
— Нас прикроют, мой капитан?
— Естественно. Сейчас пулемётная команда подтянется и выдвигайтесь.
Куда делся их взводный лейтенант капрал спрашивать не рискнул. А потом Вилиам шепнул, что взводного в ногу ранило и теперь его санитары в тыл тащат.
К сгоревшему танку доползли под прикрытием пулемётов. Капрал долго пережидал, решаясь на перебежку. До БТРа, старого полугусеничного 'Оскара', было метров сорок. И метры эти простреливаются насквозь, укрыться негде. У корпуса танка ожидало его команды отделение. Точнее то, что от него осталось. Верный себе Шейн позаимствовал у обгоревшего трупа русского танкиста ППК. Рожок оказался полон, все тридцать 9-мм патронов на месте. А Вилиам попытался исследовать мёртвого мехвода, торчавшего из люка у башни. Но быстро сполз обратно, едва удержавшись от рвоты. Это только верхняя часть танкиста была целой, ноги сгорели и в нос Вилиаму ударила вонь горелого мяса. И может быть в танке ещё кто-то остался.
Выдохнув, капрал дал команду и бросился к БТРу. Добежать успели почти все. Последним бросился Вилиам. Пуля бросила его на землю на полпути. Ревя от боли и страха, он начал ползти обратно. Остальные беспомощно смотрели, как его расстреливали словно в тире. Вот пуля попала в руку, отчего Вилиам стал кататься по земле. Вот следующая чвакнула в ногу. Последняя милосердная оборвала его жизнь.
У разбитого БТРа была опознавательная эмблема 100-го моторизованного полка Велгонской Народной Армии и тактический значок первого батальона. Вокруг скрюченные тела мотопехотинцев, видимо их мгновенно всех и положили. К БТРу подползли ещё несколько солдат из третьей роты. Все рядовые и капрал принял их под своё начало.
Начинало темнеть. Вскоре стали бить русские миномёты. Ужасно воя на излёте, мины начали вспахивать всё вокруг, перемешивая с землёй и битым кирпичом тела живых и мёртвых. Взрывы были повсюду, капралу казалось, что следующая мина непременно угодит прямо в него. Или коварные осколки вскроют его беззащитную плоть как только что это сделали с одним из солдат.
Но вот миномёты замолчали. В небе заново разыгрался воздушный бой. А по окнам и пробоинам жёлтого дома начали работать 12,7-мм 2LMT. 'Жнецы', как их называли русские дикари. Капрал и остальные начали бить по дому из винтовок. Верные RV-30 опустошали магазин за магазином, пока к зданию бежали штурмующие группы. Патронов было много, о них капрал не беспокоился. Не стрелял только Шейн, его гладкостволка сейчас была бесполезна, а тратить патроны от трофейного пистолета-пулемёта, он не хотел. ППК пригодится ему потом при очистке дома. Этого или другого. Пусть пока 'Жнецы' работают.
Капрал огляделся. Вокруг штурмовали и другие дома. Штурмовали во всём квартале. Звуки боя доносились и из соседних улиц. Всё так же уносились куда-то вглубь русских позиций тяжёлые снаряды, в небе продолжался непонятный воздушный бой. Капрал скомандовал продвижение короткими перебежками к жёлтому зданию. Сидеть на приколе у БТРа не хотелось, да и в штурме помочь бы надо. Он сколотил из отделения и примкнувших бойцов новую штрумгруппу, разбив её на двойки и тройки.
Внутри дома рвались гранаты и бахали, трещали выстрелы. Первый этаж уже успели зачистить. Кажется, была рукопашная. Мёртвых здесь было много. Вповалку. И почему-то велгонцев больше.
Бой шёл за второй этаж. По пути капрал наткнулся на взятого на штыки русского в нелепой чёрной шапке. Потом порезанных солдат, кажется, из четвёртой роты. В проёме прямо на выбитой двери лежал заколотый премьер-лейтенант в окровавленной саблей в руке. Рядом стонал капрал Флавер, с которым довелось оканчивать одну и ту же учебку. Служить их отправили в один батальон, но виделись они редко. У Флавера не было обоих кистей и скоро он умрёт от потери крови, если срочно не помочь. Капрал не успел распорядиться о помощи, как Шейн пристрелил Флавера, пробубнив о последнем милосердии. Капрал чуть самого Шейна не застрелил в спину, но одумался. Слишком много свидетелей вокруг. Ну ничего, потом с гадом расчёт будет.
Они залегли по центру этажа, держа круговую оборону. Левое и правое крыло дома осталось за русской пехотой. Все попытки выкурить противника ни к чему не привели, только раненых добавилось. Так и лежали, время от времени обмениваясь выстрелами. Гранаты у всех кончились. Очень скоро стемнело. В сумерках к дому попыталась прорваться помощь. Снаружи поднялась жуткая стрельба и никто не пришёл. Наверное, если бы не станковые пулемёты, периодически бьющие по крыльям здания, русские взяли бы их в штыки.
Самым жутким страхом для капрала ночью стал соблазн поспать. Он и Шейн ревностно следили, чтоб никто не уснул и это, не смотря на сильную усталость, удалось. Так и лежал капрал, ожидая утра и надеясь на подмогу. Вспоминал родной город, чёткие коробки аккуратных домов, идеально распланированные улицы, детский приют, друзей, считал до ста и обратно, да каждые четверть часа делал перекличку.
От приятных воспоминаний его отвлекла возня сзади. Опять кто-то тишину нарушает, вместо вслушивания. Капрал повернулся и в свете луны разглядел совершенно седого незнакомца. Молодого, но уже седого и рожа у него была жуткая. Незнакомец вынимал кинжал из перерезанного горла Шейна, а за ним лежали другие солдаты. Видимо уже мёртвые. Испугаться толком капрал не успел. Схватился за винтовку, но тут кто-то сбоку нанёс удар по голове…
Очнулся капрал утром, по крайней мере уже рассвело. Руки и ноги связаны, рядом ещё трое из его отделения. Какая-то комната. Они связанные в одном углу. А в противоположном в два ряда валялись мёртвые велгонские солдаты. Стена забрызгана кровью и иссечена пулями. Значит их расстреляли. Судя по всему, та же участь ждёт и их, всё ещё почему-то живых. Это не удивляло, разве могут дикари поступить по другому? Мысли о смерти капрала не испугали, настолько он устал морально, да и голова болела просто неимоверно и кружилась. Иногда накатывала тошнота — верный признак сотрясения мозга. Чем же его так по голове двинули? А ведь в каске был!
В комнату вошёл русский и что-то выкрикнул на своём диком языке. Потом капрала и остальных заставили подняться и выволокли в другую комнату. Какой-то хлипкий на вид русский, в очках и с ополовиненным ухом тыкнул на его капральские нашивки. Наконец, до него как из-под земли донеслись исковерканные акцентом слова:
— Ты из какой части?
Капрал молчал, выдавать военных секретов он не желал, да и выдать было нечего. Но и такую малость он не скажет!
Очкарик ударил его по лицу и просунул руку за отворот шинели, потом грубо ковыряясь, долез до нагрудного кармана кителя. Ну вот и конец стараниям капрала.
Вольноопределяющийся Лучко развернул книжку капрала. Полистал, хмыкнул.
— Что там, Юра? — спросил Масканин.
— Триста первый пехотный полк. Это не про него разведчики говорили?
— Про него, — Масканин вошёл в комнату, желая посмотреть на велгонцев, отметившихся недавним уничтожением деревни.
— Что делать с ними? К стенке? — спросил Лучко.
— Зачем? Муранову сдадим.
— Да нахрена они ему? — отозвался с наблюдательного поста Гунн. — Вшивый капрал и трое рядовых. Ценности — ноль. В расход и все дела…
Гунн был прав и поручик знал это. Муранов их не примет. Если б офицер попался, желательно из штабных, ротмистр попотрошил бы на совесть. Но не в привычках штабных в атаки ходить. Но имеем то, что имеем.
