— Нужно! — эхом утомленно выдохнул Пауль.

Но любой путь рано или поздно подходит к концу. Солнце уже готовилось нырнуть за горную гряду, когда путешественники наконец достигли своей цели. То было небольшое селение, прилепившееся к краю плато. В отличие от предыдущего, это селение было совершенно серо-серые силуэты, по неведомой людской прихоти выросшие из безжизненного сердца пустыни. Внушительная каменная стена отделяла Обитель праведности от любопытных взоров. По правую сторону тянулось обозначенное невысокой насыпью кладбище, слева был глубокий овраг.

Путники приблизились к воротам, и Симон решительно постучал кулаком в окованную жаркой медью створку.

— Кто тревожит покой сынов Света?

— Сыны Света! — откликнулся Зелот.

— Но как вы докажете это? Может, вы — сыны Тьмы? — грозно вопросил невидимый голос.

— Верую в Свет, проклинаю Тьму! Я Симон, брат отмеченного Богом.

Скрипнул металл, и в щелке, столь узкой, что Пауль поначалу не заметил ее, объявился глаз.

— Я узнаю тебя, но кто рядом с тобой?

— Новообращенный брат, слуга Света, враг Тьмы.

— Что ему нужно?

— То же, что и мне. Мы принесли послание Учителю праведности.

— Ждите. Я иду за советом.

Прошло немало времени, прежде чем голос объявился вновь.

— Он должен поклясться, что служит Свету и ненавидит Тьму! — объявил настырный страж.

— Клянусь! — ответил Пауль со всей искренностью, на какую был способен. Он устал настолько, что едва держался на ногах, и потому искренности оказалось предостаточно.

После этого ворота заскрипели и соизволили отвориться. Путники прошли на небольшой двор, вымощенный камнем. Перед ними возвышалось неказистое двухэтажное здание, справа и слева располагались пруды, дальше виднелись стены и крыши других построек.

Страж, чье лицо скрывала обычная для обитателей здешних мест повязка, внимательно изучил гостей, задержав внимание на Пауле. Необычная внешность юноши вызывала неизменное подозрение.

— Он не из наших, — бросил страж.

— Он гой. Он принадлежит к другому народу, но принял нашу веру и стал нам братом, — в очередной раз, с плохо скрытым раздражением, сообщил Симон.

— Ждите! — велел страж.

Он исчез в доме, откуда вернулся в сопровождении человека, высокого по положению, о чем позволяли судить более добротная одежда и горделивая осанка.

— Симон? Здравствуй, — поздоровался человек.

Зелот узнал заговорившего с ним по голосу.

— Здравствуй, Амасия.

— Ты пришел к Учителю?

— Да. У меня послание к нему.

— Этот человек с тобой?

— Да, брат принял его в число учеников. Он бывший раб, бежавший от римлян.

— Ему можно доверять?

Симон сделал паузу, выразившую его недоверие к Паулю.

— Брат считает, что да. Мы не проверили его в деле, но покуда он не совершил ничего предосудительного. В противном случае его бы здесь не было!

Человек, названный Амасией, внимательно изучил лицо юноши. Паулю почудилось, что тот улыбается.

— Хорошо, мы верим вам, а значит, должны верить и ему. Он может пройти, но не должен осквернять своим прикосновением святость Обители. Объясни ему наши правила, после чего приходи в зал Совета. Учитель будет ждать тебя там.

Кивнув на прощанье, Амасия ушел. Симон взял Пауля за руку и повел его мимо главного здания, за ним, среди других построек, был разбит крошечный садик из нескольких деревьев и кустов. Под одним из деревьев была вкопана низенькая скамеечка.

— Садись здесь! — велел Симон. — А теперь слушай. Ты не посвящен в сыновья Света, и потому ты принес с собой скверну. Чтобы не вызвать их гнева, ты должен неукоснительно придерживаться правил, которые я тебе перечислю. Ты не должен ходить по Обители без особого разрешения, ты не имеешь права разговаривать с детьми Света, если только они сами не заговорят с тобой. Ты ни в коем случае не должен прикасаться к ним, чтобы не осквернить их. Ты не имеешь права ополаскивать тело, руки и даже лицо в бассейнах с водой. Ты не должен громко говорить, плевать, испражняться.

— Как же мне быть?

— О тебе позаботятся. Кроме того, тебе принесут воду для омовения. Также тебе принесут еду. Нужно только немного подождать.

— И как долго я должен здесь сидеть? — раздраженно поинтересовался Пауль.

— Не знаю. Но я постараюсь к ночи найти место, где ты сможешь поспать. А на рассвете мы отправимся в обратный путь. Тебе все ясно?

— Да, ты оказался прав, здешние жители еще менее гостеприимны.

Зелот усмехнулся:

— Это верх гостеприимства, большего они не могут оказать незнакомцу, пришедшему к ним из мира Тьмы. И постарайся не нарушать здешних правил. Наши хозяева порой раздражительны и непредсказуемы.

— Но они кажутся мирными. — Пауль кивнул в сторону появившихся неподалеку людей, двое из которых несли глиняные сосуды, а третий — связку металлических инструментов.

Новая усмешка тронула губы Симона.

— Сыны Света не носят оружие, но это не значит, что у них его нет. Так что веди себя пристойно.

— Я постараюсь, — пообещал Пауль. — Но позаботься, чтобы мне принесли воду и пищу.

— Хорошо, я попрошу Отцов.

С этими словами Симон ушел, оставив Пауля одного. Юноша привалился спиной к стволу дерева и принялся наблюдать за местными обитателями. Вскоре он убедился в справедливости слов своего спутника. Хотя в Обители и проповедовали мир и согласие, оружия здесь было предостаточно. Сначала появился мужчина, тащивший под мышкой целую связку дротиков, напоминавших римские пилумы. Затем из той же двери вышел другой, подпоясанный мечом. Третий появился в полном вооружении — копье, меч и щит, да еще тяжелый доспех. Обитель праведности представляла собой странный симбиоз между монастырем и военным лагерем.

Симон явился лишь перед закатом солнца и отвел Пауля в дом, где было дозволено переночевать гостям. Симон вскоре захрапел, тогда Пауль поднялся и, осторожно перешагнув через Симона, вышел во двор.

Обитель была залита лунным светом. Он был столь ярок, что могло показаться, будто его исторгает не ночное светило, а мощный морской прожектор, рыщущий по волнам в поисках суденышка контрабандистов. И тишина. Она была густой, ощутимой. Не пели птицы, не лаяли собаки, не трещали цикады, ибо ни птиц, ни собак, ни цикад здесь просто не было. Были лишь крадущиеся шаги да ломкая тень, нерешительно цепляющаяся за стену.

Пауль огляделся по сторонам. Ему не мешало бы пополнить свои скудные знания о том странном месте, куда его занесла судьба. Именно так поступила бы Шева, а Пауль считал себя должным следовать ее примеру. Для очистки совести он еще раз попытался связаться с Охотницей, но та безмолвствовала. Тогда Пауль решительно оторвал тень от спасительной твердыни стены. У него не было четкого плана, у него не было вообще никакого плана, и потому он просто ткнулся в ближайшую к нему дверь. В помещении, в котором он очутился, стояла непроглядная темень. Выждав, пока не привыкнут глаза, Пауль осмотрелся. Несомненно, это была комната для собраний, о чем свидетельствовали длинные скамьи и небольшое возвышение, видимо, для ораторов. Осторожно пройдя между двумя скамьями, юноша достиг противоположной стены, где виднелась еще одна дверь. За ней оказалось другое помещение, столь же длинное, но намного уже. Большую часть его занимали соединенные в одну линию столы, к которым были приставлены невысокие скамьи со спинками. На столах помещались письменные принадлежности: приземистые баночки для краски, перья, странной формы кисти. На маленьком столике у стены лежала груда пергаментных свитков. Здесь же, на полу, валялись клочки испорченных рукописей. Из любопытства Пауль нагнулся и поднял пару кусков. К одному из них пристала тонкая нить, весьма похожая на ту, которой Иисус обвязал послание в Обитель. Это могло пригодиться Шеве. Пауль поспешно собрал с пола клочки, благо их оказалось немного, и сунул добычу за пазуху.

В тот миг из соседнего помещения донеслись негромкие шаги, и Пауль поспешно юркнул за стол, теша себя надеждой, что в кромешной тьме его нелегко рассмотреть. Так и случилось. Неизвестный заглянул в комнату и, никого в ней не обнаружив, прикрыл дверь. Спустя несколько мгновений до юноши донесся слабый скрип другой двери. Пауль перевел дух. Пора было возвращаться, а то, не ровен час, мог пробудиться Симон. Юноша крадучись покинул свое убежище и вышел во двор.