По слухам, крейсирующим уже только в пределах семейства Бюроса-Ута, карьера дяди была не столь безоблачной и стремительной. Конечно, между собой и не в присутствии дяди и папа, и даже сестра-мама обзывали Дареста этим плохим словом «карьерист». Еще они перемывали ему косточки в том плане, что он «удавится за знакомство с тем или с этим». И вообще, готов «родную мать и сестру, и племянника, и всех прочих продать на дыбу за то, чтобы…» Маленькому Бюросу, конечно, не сильно хотелось, чтобы его с прочими продали на какую-то дыбу, потому не сильно стремился оставаться с забредающим поужинать дядей наедине. Из-за этой мании, возможно, он упустил еще несколько великолепных партий в «танко-шахматы» или даже битв с бумажным корабликом в ванной комнате. Но то, конечно, дела личносемейные.

В большом мире тогда еще не «Дядя», а просто Дарест-Хи строил свою карьеру постепенно и бережно. Примерно так, как на устойчивом столе возводят башню из доминошек. Ну когда дышать в стороны башенки не рекомендуется, а подносить руки с очередной доминошкой надо со скоростью «волосинка в час». Понятно, что вначале дядя Дарест получал какое-то образование. Одно, второе, вроде бы третье. Правда, как подозревал уже повзрослевший Бюрос, образование само по себе дядю Дареста занимало мало. Гораздо больше его интересовали связи, которые можно завести, обучаясь в том или ином учебном колледже, университете или академии. И в общем, надо думать, план удался на все сто.

То есть, еще до того, как распахнуть двери в филиал Генерального штаба Его Величества Королевских военно-бомбовозных сил, Дарест-Хи прошел огонь, воду и медные трубы. Ну, или там в некой другой последовательности. Начал он с военно-промышленной палаты и общества ООН. Или, пожалуй, нет. Начал он с военных институтов. Каким-то путем, с помощью знакомых и блата везде и всюду, он умудрился заполучить допуск во всякие закрытые для простых смертных и даже для некоторых генералов лаборатории. Естественно, он не тренькал о секретах, ужиная у сестрички. Он переваривал все в собственной голове долго и тщательно.

Не исключено, что дядя Дарест искусственно развил в себе некий дар предвидения. Досконально взвесив то и это, он как бы чувствовал, какое из только лишь нащупываемых научных направлений разовьется во что-то путное. Потом он мысленно соединял его еще с чем-нибудь, ему известным. При этом абсолютно тайным для тех ученых-изобретателей, которые делали первичное нечто. Короче, дядя Дарест мысленно комбинировал то «нечто» с этим «что-то», потом накладывал на них еще «кое-что», а в результате получал такое, что Массаракш-и-массаракш.

Кто знает, быть может, он перебрал в голове тысячу возможных комбинаций? Не исключено, он выводил это на салфетках во время ужина. Правда, правила секретности он соблюдал четче некуда. Ныне, вспоминая светлые дни детства, Бюросу почему-то мнится, что дядя всегда ходил с карандашиком, а после ужина утаскивал со стола изрисованную между делом салфетку. Мама-то, конечно, злилась, что братец «даже салфетку со стола прихватывает на халяву».

Сам дядя Дарест никаким конструктором, инженером или, упаси Мировой Свет, математиком не был. Особых поползновений к наукам у него никогда не имелось. Но вот прожектер он был, видимо, отменный. Тот, что надо. И на каком-то тщательнейше выверенном этапе он сделал решительный маленький шажок. Как в «танко-шахматах». Двигаешь, двигаешь себе какую-нибудь «танко-туру» на дальнем фланге, а потом – хрясь! И это уже и не тура вовсе. Это уже «ядерно-ракетный ферзек»!

Вот и дядя Дарест таким же образом.

Родина снабдила эскадрон тяжелых бомбовозов атомными движками. Тут есть, конечно, свои отрицательные стороны. И какой-нибудь не в меру обюрократившийся лейтенант мог бы при случае накатать наверх толстую жалобу, что, мол, так и так, из-за этой урановой кастрюли на борту и из-за постоянных полетов наметились нелады с женой, потому как… ну там, простатит, а также… Все враки! И правильно, что подобного паникера тут же направляют… Нет, не к гинекологу какому-нибудь, а к психиатру. Потому как быть не может.

Весь личный состав «Принцессы Кардо» сидит закупоренный в свинцовой капсуле, и никакой паршивый нейтрон или там гамма-квант ни за что эту стену не проломит. Зубы обломает свои, а ни в жизнь не справится. Хоть взорвись тот реактор… Не, так сразу не стоит. Но вот если какая труба парогенератора там прорвет и бухнет наружу охлаждающая пена, то все равно, до лампочки экипажу в капсуле вся ее радиоактивность. Им главное – Мировой Свет в свидетели – всю тяжелющую бандурину на специальную полосу все-таки посадить, а уж потом пусть техники. У них там освинцованные наплечники, а также висюльники, берегущие производительность семенной жидкости. Им, в конце концов, бесплатно красное винцо наливают. Чего не ковыряться после стакана-двух в том парогенераторе? Тепло, жидкость вытекающая сама себя подсвечивает… Ладно, то дело аварийное. Ну этот массаракш подальше.

Короче, десять членов экипажа шестивинтового бомбовоза защищены как полагается. Тут вам не тырым-бырым. Ну и в остальных «Принцессах» бомбовозного эскадрона в плане личной гигиены от альфа-излучения тоже все чин-чинарем. Впрочем, в данном полете имеется один дисбаланс. И из-за него – с эйфорией некоторые проблемы. Одной из «Принцесс Кардо» на спину навьючен некий летательный причиндал. Оно, конечно, что здесь такого? Другим из эскадрона в отсеки напихали и тоже вроде летуче-парящее. В смысле, когда сбросишь, планирует вниз на пяти парашютах, а шелка в каждом столько, что можно трусы пошить на два полка благородных девиц.

Тем не менее наличествует жесткое отличие. Груз в трюмах «Принцесс» – это просто штатные атомно-слоеные дуры. Такое для разминки и привыкания бомбовозы таскали над океаном или до экватора Сферы Мира не один десяток раз. А вот то, что закреплено на «Принцессе» с бортовым номером «восемь», это нечто принципиально новое – гиперзвуковой управляемый снаряд. Со всего эскадрона «наблюденцы» взяли подписку о том, что никто из летчиков или пулеметчиков в глаза такую штукенцию не видел и знать не знает, о чем речь. «Как вы сказали? „Гипеперо…“ Как-как? Никогда не слышал столь мудреного слова».

И в общем, оно бы и массаракш с ней, с той титановой железякой. Мало ли какие железки время от времени вытаскивают из своих голов наружу яйцеголовые умники из Его Величества королевской Академии наук. Уж Бюросу-У ту-то и не знать? Если просто в океан сбрасывать подальше, топить, так и то – атомному эскадрону год кряду возить – не перевозить. Но здесь другая фишка. В заточенной под жуткую скорость титановой «массаракш знает чего» помещен живой пилот. И радист-пулеметчик Бюрос, и все остальные в экипажах прекрасно наблюдали, как этого беднягу запеленали поначалу в жуткий блестящий скафандр с десятком цветных трубок, потом в кресло – «ни шевельнись, ни пукни», а затем еще и в саму капсулу. Проверили его там… Ну, как обычно эскадронные авиамеханики проверяют укладку и готовность бомбовой загрузки. Проверили, значит, а после запаяли. В самом деле запаяли – жутким, в целый кузов грузовика, сварочным аппаратом. Ну а после приподняли краном сам гиперзвуковик и нахлобучили на «Принцессу» «восемь» вместе с двумя ракетными ускорителями. Причем поместили парня точнехонько над самым утолщением в фюзеляже. Аккурат над тягловым реактором. А ведь мужик хоть и в капсуле, но отнюдь не свинцовой. Пожалуй, вот у кого будут отныне и простатиты, и прочее в комплексе. Но, к сожалению, не будет. Или там, к счастью. Запутаться можно с этими – массаракш! – критериями истины.

Словом, именно наличие столь не спрятанного от реакторных нейтронов с электронами живого пилота и портит всю эйфорию наслаждения безопасностью полета. По крайней мере, Бюросу-Уту. Остальных он не расспрашивал, но и им наверняка тоже не совсем уютно.

И ныне вроде можно бы вздохнуть с облегчением. Выйдя в нужную точку и удалившись на безопасное расстояние от остального эскадрона, «восьмерка» умудрилась избавиться от оседлавшего ее гиперзвуковика. Осуществить запуск. В смысле тот парень наверху, по имени Уксун-Бу, нажал там, у себя в гнездышке, что положено, воспламенил свои ракетные ускорители и с ходу махнул куда-то вверх. Шепчутся, что в окрестности Мирового Света.