Раскин покосился на сигареты, а затем на бутылку. Как он ни хорохорился накануне перед полковником, выкурить больше одной сигареты и выпить больше ста граммов у него не вышло. И то потом уснул, как младенец, хотя спать не планировал. Теперь же во рту горько, под черепом мерзко, а на душе еще поганей.

Нужно было признаться, что он теряет контроль над собой. Над своим телом. Над рефлексами. Рефлексы-то, как цепные псы, всегда рады услышать команду «фас!». А вот то, что отдает команды…

Нет. Нужно сказать себе твердо: «Нет!»

Возвратиться к остальным ушельцам. В общий барак. Вместе со всеми сдавать анализы и позволять докторам и биологам копаться в своих органах. Бог даст, внутри него не найдут Грибницы. Тогда можно будет получить какую-никакую отдельную комнатку (с буферной планеты-то все равно не скоро выпустят), заняться овощеводством, если позволит климат или если на Восьмой есть гидропоника. На День работника Дальнего Космоса выступать перед молодежью в клубе; хвастать, хвастать, хвастать… Кичиться своим уродством. Как здорово, что больше таких, как он, не производят! Новое поколение штурмовых колонизаторов и десантников с минимальным коэффициентом изменений будет иметь все шансы адаптироваться к нормальной жизни, когда придет время отправиться на покой.

Он не сможет вернуть Землю для себя, как советовал полковник. Нет для него там места. Совсем недавно он прибыл туда с мыслью остаться; но Земля отторгла его, словно инородное тело.

Раздался стук. Дверь отъехала в сторону. Раскин обернулся и увидел старого знакомого — краснокожего блондина.

— Как вам наша комната отдыха? — поинтересовался молодой человек. Раскин отметил, что блондин забыл про панибратское «ты». — Здесь, — он обвел помещение рукой, — нужно будет много чего с делать, например заполнить бар бутылками, но в целом вполне по-домашнему. Как вы считаете?

— Вы пришли рано, — неожиданно для самого себя ответил Раскин, — мне еще нужно время, я не успел принять решение.

Блондин кивнул и вполголоса проговорил:

— Полковник вас ждет. Извините, конечно, но идти придется.

Раскин вздохнул и наклонился за ботинками.

Молодой десантник, вопреки ожиданиям, повел его не в комнату для допросов. Они довольно долго блуждали по коридорам. Сквозь запертые двери с обеих сторон слышались голоса ушельцев. Испанский язык, английский, румынский… Смех, крики ссоры, плач и даже веселые песни… Такая себе Земля в разрезе. Человеческие страсти в ассортименте.

За очередной дверью оказалась кабина лифта. Блондин прикоснулся к голографической панели, и кабина двинулась вверх.

— Зачем это? — удивился Раскин, когда блондин прикрепил к его нагрудному карману пластиковый бейдж.

— Наша клубная карта.

Раскин повернул бейдж к себе.

«Федор Раскин, — прочитал он, — эксперт».

Эксперт?!

— Куда мы направляемся?

— На верхний уровень. Меня, кстати, зовут Пол Картер. Я родом из Великобритании.

Они обменялись рукопожатием.

— Я не знаю, в области чего я могу быть экспертом… — начал было Раскин, но Картер не стал его слушать: лифт остановился, нужно было идти дальше.

А дальше они попали в просторный холл. В отличие от всех остальных помещений, которые доводилось видеть Раскину на Восьмой, холл был полностью завершенным. Каблуки застучали по бирюзовой мраморной плитке пола; справа и слева светили сиреневым цветом стройные параллелепипеды строгих колонн; бросалась в глаза зелень карликовых пальм — такая неуместная в контексте технократического дизайнерского решения. Раскин посмотрел вверх и раскрыл рот от удивления. Сквозь прозрачный свод он увидел нависающую над ними черную металлическую конструкцию. Узкие окна-щели, рифленые бронированные плиты, подсвеченные голубыми огнями мачты антенн, застывшие параболы локаторов.

Это же командная рубка десантного корабля! — догадался Раскин.

Значит, верхние уровни Восьмой представляют собой посадочно-стартовый комплекс. Смелое конструкторское решение. Но интереснее было то, что над антеннами корабля клубилось нечто серо-зеленое, наводящее мысли о ведьмовском котле и о смерти от ботулизма. Атмосфера газового гиганта. Так так! Значит, буферная планета, по сути, является луной. Раскин хмыкнул: еще со времен освоения Солнечной системы спутники планет-гигантов вызывали интерес исследователей. Как оказалось, некоторые из них — но не в Солнечной системе — были пригодны для жизни людей. Например, Бастион был луной. Вот только о естественных спутниках с такой силой тяжести, как на буферной планете, Раскину слышать не приходилось. Это каких же размеров должен быть газовый гигант, чтобы «пасти» столь неподъемный объект? Сверхгигантских? В десять-двадцать раз превышающих размеры Юпитера?

Повсюду сновали люди в штурмовых комбинезонах. Раскин заметил валькирию Скарлетт; она тащила на плече законсервированный скафандр. Женщина тяжело отдувалась и время от времени отрывала одну руку от груза, чтобы стереть со лба испарину. А вот какой-то парнишка, совсем еще юнец, тянул завернутую в целлофан хрупкую мачту непонятного предназначения, как муравей соломинку.

— Федор! — окликнули Раскина. Ушелец обернулся и увидел спешащего к нему полковника Шнайдера. — Нужно поговорить, Федор! — перепончатые пальцы полковника крепко сжали локоть Раскина. — Пойдемте в «курилку»!

— Полковник, я поразмыслил над вашим предложением… — начал было Раскин. «Отказаться от всего, что бы ни предложили! Какие бы блага ни сулили! — стучало в его голове. — Отказаться, пока не поздно! Пока еще не по уши в дерьме!»

— Сейчас-сейчас, Федор! — приговаривал Шнайдер, волоча, словно трактор, упирающегося ушельца. Картер шел следом за ними.

Полковник втянул его в туалет. На крошечной площадке между умывальником и кабинками он вынул позолоченный портсигар. Раскин заметил, что на его крышке выгравирован герб Колониального командования — голубь, несущий в клюве оливковую ветвь на фоне планеты с кольцом. Под гербом бликовала надпись, выполненная готическим шрифтом. Ее Раскин прочесть не успел. Наверняка что-то вроде: «За прилежную службу и личный вклад в освоение Трезубца Посейдона».

Пришлось взять сигарету. Картер также, повинуясь молчаливому приказу командира Восьмой станции, сунул руку в портсигар. Шнайдер щелкнул зажигалкой.

— Условия нашего договора меняются, — выпуская дым, сказал он Раскину.

— Мы еще ни о чем не договорились, — напомнил ему ушелец.

Полковник дернул головой.

— Федор, шутки в сторону. У нас наконец появилась возможность подразнить Грибницу. Загнать ее обратно на ту помойку, откуда она выбралась. Впервые за долгие годы! От вас, Федор, требуется выполнить миссию, и затем вы вольны требовать любое вознаграждение…

Вот оно! Раскин глубоко затянулся, затрещал дымный светлячок на конце сигареты. Как он и предполагал. Просто так уйти на покой ему никто не позволит. Сволочи! Чудовищное существо, жертва программы освоения Дальнего Космоса, последний нелюдь среди человеков, — почему он не может зарыться в какую-нибудь нору и просто дожить свой срок? Потратив столько лет на работу во внеземелье, он перевыполнил свои обязанности перед человечеством. Но они, выдающие себя за представителей того самого человечества, продолжают преследовать его и на Земле, и в космосе. Пытаются сделать должником его — его! — пожертвовавшего свою человеческую сущность ради будущего людей; пытаются зажать в тиски неких высоких целей; и не дай боже, он решится снять с себя ошейник раба!

Конечно, как и любой другой человек, у которого мозги еще не поросли Грибницей, он ненавидит инопланетную тварь, что без войны завоевала его планету. Конечно, дернуть тигра за хвост — соблазнительно, особенно если вас разделяет решетка. А если для этого требуется войти в клетку?.. Да, он пошел бы в клетку, зная, что этот рывок поможет кому-то стащить со зверя шкуру. Но… бред! Грибница — идеальный паразит, и если она уже распустила петли гифов, то избавиться от нее нет возможности. Разве что разнести на кварки к чертям собачьим вместе с планетой!