— Тебя охраняю!
Усмехнувшийся Лацис, проходя мимо разложенных на брезенте инструментов, нагнулся, поднял гаечный ключ и ловко швырнул его прямо в руку странному заключенному.
— Спасибо, гражданин начальник…Вася, готов? Тогда все от винта!
Машина взревела еще сильнее… А потом, вдруг ненамного приподнявшись в воздух, развернулась вокруг своей оси и плавно, очень медленно, как во сне, поплыла мимо нас…
— Что это? — ошеломленно спросил я чекиста.
А… — махнул он рукой. — Это катер на воздушной …э-э… перине, что ли? Конструкция инженера …[3]
(Дальше в рукописи пропущена, видимо, целая страница текста. Вообще, время от времени автор использует вполне метафизические образы, ничего не имеющие общего с действительностью. Прим. Редактора.)
5
…пускать не велено! Совещание у них! — голос перекрывшего нам дорогу охранника был сер и скучен, однако совершенно непреклонен.
— Э-э…давно совещаются? — с надеждой спросил Лацис.
— Уж третий час, как почали! — солидно ответствовал могучий, как цирковой борец, вохровец, несокрушимой трупердой[4] стоящий у притолоки …
— О чем хоть речь-то?
— Да-а…мабудь, сызнова про ушаковскую ЛПЛ толкуют.
— У-у-у… — с сожалением протянул чекист. — Тогда, это надолго! Пойдемте, что ли, Владимир Иванович, я Вас чем-нибудь займу…
Когда мы шли вдоль длинного ряда дверей, совершенно не похожих на двери тюремных камер, я осмелился и спросил:?
— А что это такое — ЛПЛ?
— Это Летающая Подводная Лодка, конструкции воентехника первого ранга Ушакова, вредителя …[5] — как видно, пошутил в ответ мне чекист. Очень надо! Не хочет говорить, его дело…меньше знаешь, дольше будешь.
Внезапно слева от нас неслышно отворилась дверь, и в коридор вышел из неё сухощавый, подтянутый мужчина, на котором синий халат сидел, как гвардейский парадный мундир, то есть как лайковая перчатка на холеной руке…
— А! Вершинин! — обрадовался чекист. — А что же Вы не на совещании?
— Виноват, гражданин начальник! — щелкнул каблуками Вершинин, поприветствовавший нас четким кивком головы, совершенно по-уставному отдавая честь без головного убора. — Но по моей части вопросов там нет, сейчас там все больше моряки и летчики спорят, какие именно двигатели на лодку ставить: АМ-34 или подождать уж авиадизелей Чаромского, АЧ-2? Летчики стоят за карбюраторные, а моряки кивают на то, что у них с соляркой дела гораздо проще…
— Ну и ладушки… а ведь я вам командира орудия привел! — радостно стказал Вершинину чекист. — Ловко, да? Горвоенком в голос рыдает, что у него таких военспецов нет, а в НКВД, как в Греции, всегда всё есть! Держите!
И, заметив, как вытянулось у меня лицо, участливо спросил:
— Что, не по Сеньке шапка?
— Так точно… — с легкой презрительной гримасой ответил я. — Фейерверкер — это унтерская должность, ну, в крайнем случае, крутом как пшенная каша, фельфебельская…
— Ошибаетесь. Были и такие орудия, которыми подполковники командовали!
— Я таких орудий не знал-с! — парировал я.
Вершинин внимательно посмотрел мне в глаза и спросил на манер Остапа Бендера, посетившего собрание «Союза Меча и Орала»:
— Вы в каком полку служили?[6]
— Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Тяжелый Артиллерийский Дивизион. — с достоинством ответил я.
— Какая система?
— Шестидюймовая осадная пушка обр. 1877 года в 190 пудов, модернизированная, с компрессором Дурляхова.
— Того самого, который хер потерял? — по-артиллерийский пошутил Вершинин (Русский генерал Дурляхер, с началом Великой войны, изменил фамилию на Дурляхов, что в очередной раз подчеркивает врожденную ксенофобию «ruski». Прим. Редактора) — Что заканчивали?
— Два курса Университета, физмат. Потом — Михайловское, ускоренный выпуск, с отличием. Выбрал Гвардию..
— Последнее звание в старой армии?
— Штабс-капитан.
— Не слишком ли Вы были молоды для четырех звездочек?
Я пожал плечами:
— Немцы помогли! Пришел на КОВ,[7] а как убили СоБа[8] — стал СоБом…(непонятные слова. Прим переводчика).
— Награды?
— Как у всех «Клюква» (Орден Св. Анны четвертой степени. Прим. Переводчика), Станислав третьей да Владимир четвертой, все с мечами…(Про золотое Георгиевское оружие я скромно промолчал, потому что — право слово! так и не понял, за что конкретно его мне дали. Батарейные остряки шутили — за то, что я очень хорошо и даже мило смотрелся в кинохронике Патэ.)
— Ну-ну…зайдем.
Мы вошли в комнату, похожую на монашескую келью. Стоящий посреди неё стол был завален какими-то чертежами, схемами, эскизами…
Вершинин решительно сдвинул в сторону весь этот хлам, вручил мне вытащенную из нагрудного кармана вечную ручку с золотым пером и сказал:
— Вот Вам задача…Координаты цели 47–12, 28–03, Оп -47–44, 28–12, ОН тридцать три — ноль, высота места цели 220, ОП-202, рассчитать ДЦТ, доворот от ОН…время пош…
— Одиннадцать двести, шесть — шесть-ноль! (Полная чушь. Как сообщил нам наш консультант, полковник артиллерии М. Суомолайнен, решить такую задачу в уме просто нереально. Прим. переводчика).[9]
Мой непрошенный экзаменатор взял лист бумаги, поскрипел перышком, хмыкнул:
— Ну-ну, лихо…Так. Цель — шоссе шириной десять метров, ВД — двадцать, плоскость стрельбы строго перпендикулярна фронту цели, получены наблюдения ЗР: три недолета и перелет. Определить вероятность попадания!
— Девять процентов…
— Э-э-э… это как?! Тут же шкалу рассеивания чертить надо…
— Зачем? У меня воображение есть…[10]
— А в голове у Вас что, арифмометр?
— Никак нет. Полено, к тому же дубовое…(Намёк на «Столик Поллена». Прим. Переводчика).
Вершинин внимательно посмотрел на Лациса:
— Посмотрим, посмотрим…но вроде ничего, нам похоже, пойдет. Вундеркинд…
6
— А вот у нас на хуторе хозяин, прежде чем нас, батраков, нанимать, сначала кормил, да и смотрел, как человек ест! — довольно потирая руки, ступил в разговор скромно до этого молчавший в уголке товарищ Лацис. — Мол, если он ест быстро и аккуратно, хлебушек зря не крошит, а в горсть крошки собирает и в рот сыплет, значит, так же аккуратно и пахать будет! Так что давайте-ка я Вас сейчас сначала покормлю!
Вспомнив тюремную баланду, я с омерзением передернул плечами:
— Спасибо! У меня все есть… — и показал чекисту авоську (Плетенная сетка, которую жители Совдепии постоянно носят с собой — авось что и удастся случайно купить! Прим. Переводчика) с тормозком (непонятное слово. Прим. Переводчика), которую мне наспех собрал добрый сосед. Помятуя о том, что запас карман не трет, а жулья в тюрьме больше, чем на Сенном, я ни на секунду не выпускал её из рук.
— Да Вы не беспокойтесь, у нас кухня своя, особая… — успокоил меня Лацис, — я и сам из их котла столуюсь!
(«Ну, ну — подумал я. — Знаем мы эти дела, плавали! Приходит на кухню ДПР пробу снимать, а баландер в белом колпаке уже выносит ему серебряную миску, в которой ложка стоит и свининки полфунта плавает…Тоже, из арестантского котла. Якобы…»)
Однако, местная столовая даже по внешнему виду произвела на меня самое отрадное впечатление. Столы были покрыты белейшими, хрустящими от крахмала скатертями, на столешнице сверкали нержавеющей сталью приборы, и даже со столовыми ножами![11]
Очень милая официантка, в кружевном фартучке поверх серого тюремного халата, изрядно укороченного, так, чтобы продемонстрировать пару стройных ножек в тоненьких фильдеперсовых чулочках, с блокнотиком в руках, нежно прощебетала:
