— Прекрасно. Я так и поступлю.

— Буду рад видеть вас. А пока займусь тем, что у меня получается лучше всего, — поисками информации в архивах.

— С меня все самые интересные подробности, — улыбнулся Кантор и приказал одному из номерных, который, похоже, не знал чем заняться, взять извозчика и доставить господина Хая Малькольма Лендера домой.

Уоллес Оор Карсон поднял воротник и надвинул шляпу поплотнее. Такие роскошные воздушные корабли, как «Олд Сайлорс Сон» причаливают не где–то, а в портах, построенных специально для них, с особенными причальными мачтами, особенными вокзальными сооружениями, лифтами и залами… Все для удобства путешественников. Естественно, что причалы эти необходимо самым деликатным образом привязать к другим видам транспорта. Он должен быть не далеко от другого воздушного порта, где причаливают кораблики поменьше, поблизости от железнодорожного вокзала и, разумеется, недалеко от порта морского. Тот, кто путешествует через океан с максимальным комфортом, не должен испытывать неудобства и долго ехать до города, личной яхты или чего–то еще.

В старом Мире это не всегда было удобно организовать. Слишком тесно обжит и заселен старый добрый Мир. А здесь, на другом континенте, пока еще называемом по инерции Новым Миром, все приходится строить заново, все сразу увязывать, располагать с максимальным удобством. Тем более что это вполне можно сделать. Перестраивать всегда труднее, чем возводить заново.

И поэтому (Карсон как–то не замечал этого раньше) в Новом Мире все крупные сооружения, имеющие ключевое значение, были новее, грандиознее и удобнее для пользования. Но было в них и что–то холодное, отстраненное от человека. Им еще предстояло состариться, перестать быть такими новыми, такими удобными и такими современными, но сделаться уютными, обжитыми, обласканными и согретыми. А значит — отдающими людям добро и ласку.

Однако все малосущественное, второстепенное было временным, облегченным и сколоченным наспех: вместо складов — грандиозные навесы, вместо каменных домов, сделанных на совесть, — деревянные или, в крайнем случае, полукаменные домики с низкими потолками, минимумом декора. Им не стать старыми и уютными, потому что они ненадолго. Не стоит к ним привыкать.

И вот еще что (это Карсон тоже почему–то заметил только сейчас), люди здесь тоже были под стать архитектуре. Холоднее и отстраненнее, что ли. И даже те, кто перелетал сюда из старого Мира, словно заражались этим. Едва ступив на землю далекого континента, они становились строже и будто замыкались, сосредотачиваясь на чем–то внутри себя, на какой–то видимой лишь им цели и устремлялись к ней, переставая замечать окружающих. Здесь никто ни на кого не смотрел. Так, скользили глазами. Как по возможной помехе. И привыкать к таким людям тоже не хотелось.

Карсон двигался через припортовые кварталы выросшего на новом континенте города, засунув руки в карманы и подняв воротник новой куртки. Взгляд его цеплялся за вывески многочисленных питейных заведений, каждая из которых обещала посетителю уют той или иной степени, кружку недорогой калиновки и как минимум тарелку с жареным кальмаром или копченым угрем, а то и с каким другим местным, экзотическим для жителя Метрополии деликатесом.

Он знал почти все эти заведения. Почти в каждом он когда–нибудь напивался и дрался. Теперь он смотрел на вывески, как любитель книг осматривает корешки своей библиотеки и мысленно вспоминает любимые фрагменты. Но если книгочей знает понравившиеся куски своих книг почти наизусть и с удовольствием перечитывает, то Карсон помнил не все из своих похождений. Кое–что он знал только по рассказам более трезвых очевидцев или по протоколам.

Он косился на вывески, но не было в его глазах ни подавляемой волей жажды, ни сожаления.

Решено так решено!

Но вот раздражение — было.

Карсон хотел есть, не знал, на что теперь тратить свое свободное время, и не хотел заходить ни в одно из этих заведений. Не потому, что боялся сорваться и нарушить данное самому себе обещание. В себе он был уверен, а вот в заведениях — нет.

Эти места, они такие… От них всего можно ожидать. Зайдешь перекусить, а попадешь… в историю. Мало ли здесь таких типов, каким он сам был совсем недавно? Нет уж, никаких историй и никаких, соответственно, заведений.

Вот только есть хотелось все сильнее.

Он мог бы совсем не сходить с борта корабля на землю, довольствоваться тамошней кухней, которая получше каждого из здешних заведений, но он не хотел себя прятать от мира.

С трезвым образом жизни нужно было еще научиться управляться. Нужно было искать новые способы развлечений и новый круг общения. Потому что ни одно из известных ему пока развлечений не имело смысла без калиновки.

«Отойду от порта подальше, а там найду по–настоящему приличное место, должно же здесь быть такое», — решил он Размышляя о том, сколько должно составлять это «подальше» — квартал, три или еще больше, — Карсон действительно прошел не меньше пары застроенных малоэтажными полудеревянными домишками кварталов и вдруг понял, что видит перед собой нечто, не похожее ни на что виденное им ранее.

Он остановился и изучил объект внимательней. Хлипкое на вид сооружение отличалось необычной архитектурой и броским аляповатым колоритом.

Если бы Карсон интересовался энтомологией, ему на ум, возможно, пришло бы сравнение с ядовитым насекомым в вызывающе–ярком наряде.

Излишне большая, причудливо изогнутая крыша, подпертая по углам четырьмя тонкими кольчатыми колоннами, венчала стены, по которым извивались золотые на красном драконы.

Усатые твари угрожающе скалились и жонглировали довольно натуралистично изображенными плошками, блюдцами и чашками с какой–то едой. Два круглых, обтянутых бело–голубой тканью фонаря горели, несмотря на ясный день, по бокам невысокого крыльца с декоративными перильцами. Вывески не было. Само это несообразное сооружение и было вывеской. Целиком.

А вход?!

Карсон сглотнул. Вход в здание не закрывали надежные раздвижные створки! Вместо них в широком дверном проеме торчала нелепая многолопастная конструкция, призванная, скорее всего, вращаться вокруг вертикальной оси.

Карсон принюхался. Несмотря ни на что, от павильона тянуло едой и специями. Справившись с легким шоком, он понял, что это детище культуры Восточной Империи, недавнего врага Мира.

Восток и Запад встретились в центре континента, осваивая его с разных побережий. А встретившись, начали глубоко переплетаться друг с другом, причудливо соперничая в мирной конкуренции и военных стычках, в борьбе за землю, воду, поля, леса, благосклонность аборигенов…

Движимый голодом и любопытством, Карсон поднялся по низеньким ступенькам на крыльцо, толкнул лопасть перед собой, получил толчок в спину от другой лопасти и проник внутрь.

Перебор с золотом наблюдался и тут. Теперь в сочетании с зеленым. Впрочем, глаз это не радовало. Привычный к тонкости и изощренности орнаментов, украшавших интерьеры Мира, глаз не мог не отметить аляповатость и скверное качество декора. Все было сделано аккуратно, старательно, но как–то не от души. Не оставляло чувство, что он очутился внутри простенькой декорации.

Но что изумляло окончательно — Карсон обнаружил, что он здесь один. Не единственный посетитель, а просто — один! Не было ни стойки, за которой должен обитать хозяин заведения, ни самого хозяина.

В растерянности и ошеломлении он оглянулся, не представляя, как быть. Просто развернуться и выйти наружу — значило оставить загадку неразгаданной и, вообще, выставить себя в глупом свете.

Он осмотрелся внимательней. Деревянный пол, длинные столы и лавки из клееного лакированного бамбука. Стену напротив входа украшал ряд неправильной формы пятиугольных окошек в золотых рамах.

Ну, разумеется, снова дешевая золотая краска, а вовсе не позолота. «Поддельное какое–то место!» — определил для себя Карсон.

Под окошками тянулась узкая полочка, а между ней и каждым окошком из стены рос грубовато отлитый бронзовый бутон какого–то цветка с множеством лепестков. Видимо, хризантемы. Стену над окошками усеивали одноцветные, фиолетово–черные контурные рисунки. Как будто кто–то лихо, но не слишком аккуратно возил по мокрой ткани то широкой, то узкой кистью. Карсон сначала принял их за странный орнамент, но что–то побудило его присмотреться получше. Нет, это были именно рисунки. И изображали они человечков. Пузатеньких человечков в долгополых одеждах, выстроившихся в ряд. Каждый человечек отличался от других своим занятием.