И вот теперь Остин — первый среди равных лендлордов в Совете, а его племянник — Оран Мулер — безраздельный глава синдиката Мулера и председатель Совета глав синдикатов. Мулера Флай назначил своей первой мишенью еще сидя в застенке и сплетая веревку для побега.
Вот теперь бы выяснить еще, чей злокозненный план угрожает народу фейери и самому этому миру. Кто стоит за знаками страшной беды. Остин, вернее всего, ничего не знает о планах Мулера. Флай помнил Остина ребенком.
И все же Флай вдруг задумался. Ведь если Мулер будет убит, то Остин наследует синдикат. Он относится к роду прямых потомков Грейт Шедоу. Коварная кровь.
Зула — главное фамильное имя восходит к древним богоравным вождям еще до Урзуса Лангеншейдта. Флай попытался вспомнить, что связано с этим родом.
Не смог. Воспоминание ускользало. Ну, да будет с этим. Есть насущные дела.
Флай оперся о телескоп, стоя в башенке так, чтобы его не увидели снаружи. Осмотрел телескоп, кстати. Приподнял его. Нет. Тяжеловат и громоздок. Флай обойдется зрительной трубой.
Он достал из саквояжа, принесенного сюда Леной, одежду. График получался плотный, и все же перед делом немного отдохнуть не помешает. Ночка выдалась утомительная!
Нужно было посетить оружейника и оптика, сделать заказы. Побегать по крышам. Понаблюдать. Много интересного и важного ждало его.
Потом он некоторое время будет скрываться здесь и вынюхивать… В самом буквальном смысле. Нужно будет побродить по дому.
Он приготовил свою одежду, сложил так, чтобы удобно было брать ее в полет, если придется лететь.
Затем Флай сел на пол, принял какую–то своеобразную, неудобную для человека позу, обхватив руками растопыренные колени и свесив голову меж них. На согнутой спине щетинились рыбьей чешуей складочки крыльев.
Флай заснул чутко и тревожно, ощупывая сознанием окрестности, изучая их, приспосабливаясь к обстановке дома, парка, окружения. Сквозь сон он чувствовал сон Лены, движения людей по дому и подле, даже друида в чаще парка у озера он немного чувствовал.
Подъехал паромотор. Флай захлопнул сознание, как раковину. Приехал Остин.
* * *
Кантор вышел из дома.
В это утро у него в руках, помимо саквояжа и зонта, мерцало вороненой сталью и серебром крупнокалиберное револьверное ружье штучного производства для охоты на крупного зверя.
Пятизарядный верхнекаморный барабан был смещен назад, на треть длины приклада, для лучшей балансировки оружия и сокращения его линейного размера при сохранении длины ствола. Защитная скоба вокруг сильно наклоненной удобной пистолетной рукоятки была выполнена в технике точного серебряного литья и представляла собой ивовые ветви в стиле орнамента друидов. Ветви касались подвижного цевья, служащего для взвода оружия, и обнимали ствол. Цевья, между прочим, исполненного, по прихоти мастера, в форме каракатицы, сомкнувшей щупальца в живописный цветок. По граням ствола струился тонкий орнамент друидов, продолжающий рисунок ветвей.
Ружье так и называлось — «Ветер в ивах». Прекрасный образец работы знаменитого мастера Кевина Дэлевена.
Привратник был на своем месте, и паромотор, вымытый и натертый воском, сверкал вопреки указаниям антаера.
Кантор в притворном недовольстве покачал головой. Что–то вроде игры — забавной, простой и мудреной одновременно.
— Ну а если бы мне понадобилось для дела, — сказал Кантор, пряча улыбку в уголки рта под кончиками подкрученных усов, — чтобы машина не была такой чистой?
— Распорядиться вновь запачкать? — ничуть не смущаясь, осведомился привратник.
— Нет, но если бы?
— Не только антаеры могут читать в душах людей и сквозь буквы проникать в глубь смысла в письмах. Окажись такое нужно вам для дела, я получил бы от вас более конкретные указания, чем шутливая иносказательная записка, достойный Кантор.
— Признателен, но право же, не стоило утруждаться.
— Достойный Кантор, я уже говорил, — терпеливо объяснил привратник, — что потворство лености молодых людей — не путь к утверждению в умах основ Традиции. Каждый должен делать что должно, и нет причин отваживать его от обязанностей.
— А как же я? — шутливо возмутился антаер. — Вашими заботами вы введете меня в беспечные сады праздности и благодушия. Я ослабну тучным телом и оскудею умом, ежели меня и дальше окружать опекой, какой вы меня балуете!
Да, великолепный «Фантом» с практичным кузовом красного дерева сверкал черным, отливающим в фиолетовый лаком, никель и серебро играли гранями, а полированные стекла подражали хрустальным зеркалам. Прогретый котел едва слышно мурлыкал.
Привратник, довольный собой, в расслабленной позе опирался на посох и прятал глаза в тени широкополой шляпы.
— Благодарю, — от души сказал сыщик.
— Нет нужды в благодарности за обыденный труд. Все своим чередом, — сдержанно улыбнулся привратник. — Я вчера не стал вас беспокоить новостями.
— Что–то важное?
— Никто из передавших сообщения для вас не настаивал на их срочности, — извиняющимся тоном говорил привратник, — поэтому я и взял на себя смелость не смущать вас вечером. Вот здесь все записано.
Он передал Кантору несколько серых отрывных листов из записной тетради.
— Вот это за позапрошлую ночь, это за прошлую, — пояснил привратник.
Кантор открыл дверцу, водрузил на сиденье саквояж, на полку зонт, а ружье поставил вертикально, стволом вверх в специально обустроенный держатель возле штурвала.
Он взял листки. Пробежал глазами записи.
Некоторые сообщения были записаны твердой рукой самого привратника, а некоторые — бисерным, немного не устоявшимся еще почерком его племянника.
Тень задумчивости легла на лицо антаера.
Привратник проявил деликатность и мудрость, подождав с этим до утра. Ну зачем тревожить человека, уставшего с дороги, да еще перед встречей с любимой женщиной?
Кантор давно завел обширную агентуру среди самых разных слоев общества. Работа с добровольными помощниками антаера была налажена точно и строго.
Клосс даже без специальных указаний Кантора, постоянно принимая телефонные звонки от агентов, пояснял им, какая именно информация нужна антаеру. Происшествия, слухи, достоверная информация, подслушанная или добытая в ходе сложных действий, — все стекалось к нему, Клоссу.
Покидая свое рабочее место, Клосс переадресовывал телефонное соединение дежурному, через полицейский коммутатор. А в ночное время — на телефон в привратницкой дома Кантора. Великий Неспящий проявлял в вопросах, относящихся к службе Кантора, исключительную щепетильность. Он аккуратно записывал все сообщения, даже задавал уточняющие вопросы, если что–то казалось ему неточным или непонятным.
Ну а поскольку вопросы конфиденциальности для привратника священны, то на Неспящего можно было положиться в не меньшей степени, чем на Клосса.
Посыльные, извозчики, портье в гостиницах, простые обыватели, чья жизнь бедна на развлечения, на удивление охотно участвовали в сборе разнообразной информации, весьма существенно облегчая работу полиции. Эти люди работали, как правило, совершенно бескорыстно, награждая себя одним только чувством сопричастности к уважаемой работе полиции.
Не многие антаеры использовали подобную агентуру, большинство предпочитали довольствоваться штатом номерных полицейских.
Руководство тоже не поощряло привлечение граждан к работе, исходя из соображения о том, что это потворствует низменным желаниям обывателя подсматривать за ближним.
Но Кантор ставил превыше всего эффективность методов. И в результате обладал обширнейшими сведениями о жизни всей островной части столицы и в значительной степени даже континентальной.
Поблагодарив привратника, Кантор сунул листки в карман. Телефонограммы от агентов содержали кое–какую существенную информацию.
— Что–то еще?
— Нет, сэр, — чуть поколебавшись, ответил привратник.
— Ясно, — кивнул Кантор, — если вы заказали для меня водителя, то это, как и прежде, лишнее. Поверьте, что моя голова в полной безопасности, когда я сам веду паромотор. Я отношусь к этому как к спорту, если хотите.
