Я шумно втянул носом воздух, потянулся, меняясь. Перепрыгнул через ручей, покатался по земле, сунул морду в воду. Успокоился. Прыгнул обратно.

— М-м… — промычал Бэмби.

— А? А, да! — я снова изменился.

— Что это было?

— Так, разрядка… не обращай внимания.

— Если ты настаиваешь…

Я засмеялся.

— Бэмби, я жив только потому, что ты отдал мне свою Силу.

— Какую силу?

— Такую, какая есть в каждом существе, в человеке или в волке — не важно. Ты дал мне свою жизнь. Я никогда не трону тебя, запомни — я устал тебе это повторять!

— Я помню… — заверил он. — Пока ты не начинаешь показывать мне клыки. А что было дальше? С твоим отцом?

Я вздохнул, потянулся было к Клыку, но потом передумал. В отличие от Бэмби, я прекрасно знал, каким оно было, это «дальше». Я не хотел смотреть на чужую кровь глазами Томаша Вулфа. Для этого мне пока хватало своих собственных глаз.

— Дальше? Мой дядя поправился, и отец созвал Совет. Волки вернулись в лес, отец снял запрет на убийство… Потом был Совет и первый волчий поселок.

— Первый?

— Ну конечно. Мы трижды меняли место жительства. В первом поселке было всего восемнадцать семей. Он находился слишком близко к человеческому жилью. Однажды ранним утром началась охота…

— Что началось?

— Охота на волков. Нам пришлось бросить все и обосновываться на новом месте. Второй поселок почти полностью выгорел в лесном пожаре четыре года назад. Тогда у нас погиб каждый пятый волк. Когда огонь уснул, отец восстановил пострадавшие дома…

— Как?

— С помощью Клыка, конечно… — я пожал плечами. — Неужели ты думаешь, что Белый Волк подарил своим детям никчемную побрякушку? Зубов у нас и своих хватает.

— Магия?

— Может быть. Я не знаю, как это правильно называется на человечьем языке. Мы зовем просто Силой. Она есть в Клыке, она есть в каждом из нас.

— Странно… Неужели люди ничего не заметили?

— Что не заметили?

— Ну-у… Например, что лес сначала выгорел, а потом вдруг вырос заново?

Я растерянно улыбнулся.

— Честно говоря, никогда не задавался таким вопросом. Выходит, что не заметили. Клык на многое способен. Какая разница?

— Интересно… — он протянул руку. — Дай посмотреть поближе.

Клык вспыхнул почти черным, потянул куда-то вниз…

— Нет! — поспешно сказал я, стараясь проигнорировать боль от ожога на груди. Сегодня Клык бесновался так часто, как никогда раньше. — Ты человек… ты ему не нравишься…

— Хорошо-хорошо, — Бэмби отдернул руку. — Горячий… Ваш Клык просто волшебная палочка какая-то…

— Не палочка. И, наверное, даже не талисман, хотя мы его так называем. Клык больше похож на волчье проклятие. Он всегда призывает кровь. Запах крови… знаешь, это как запах погони — душа становится пьяной… На своем первом Совете отец заявил, что убийство человека не есть преступление, а пророчество — всего лишь чья-то глупая выдумка. У него был Клык, а волки так давно мечтали о крови… Его слова приняли за истину. Ощущение всесильности и вседозволенности буквально оглушило нас… Волки отомстили. За смерть семьи Тома, за уничтожение первого поселка… Жестоко отомстили. Они уничтожили целый город. Отец говорил, что, когда дом охвачен огнем, а там, внутри, в огне, кто-то есть живой, то, если закрыть глаза, можно услышать крик ведьмы. Аутодафе. Приговор приведен в исполнение. От чего уходили, к тому и вернулись.

— Целый город… Большой?

— Маленький. Не город даже, а городок… Тысяч тридцать — тридцать пять жителей…

— И все погибли?!

— Нет, не все. Только разве это что-то меняет?

— Давно?

— Двадцать три или двадцать четыре года назад, точно не знаю. Так все началось снова, после нескольких веков затишья.

— А потом? Что было потом?

— Потом было много, очень много крови. Отец убивал, нападал и защищался, и защищал своих. И все это время он собирал волков в лесу. Тех, кто выжил. Он говорил, что вместе с любой бедой справиться легче. Даже если имя этой беде — Человек. Волки избрали его вождем племени, а люди объявили на него охоту. Он забавлялся этим. Где-то в промежутках между человеческими смертями он встретил маму. Ей только исполнилось девятнадцать, она училась в институте и была невероятно красива. Отец увидел ее на улице поздним вечером и понял, что пропал. Понимаешь, волки женятся рано и, как правило, навсегда. «Развод» — слово не из нашего лексикона. Мама бросила институт, родных, привычную жизнь и ушла с отцом в лес, прекрасно зная, кто он на самом деле. Наверное, ты, человек, можешь понять, какой трудный выбор она сделала. Потому что мне, рожденному в лесу, это понять гораздо труднее. Только после моего рождения маму приняли в племя.

— Почему?

— Совет не любит межвидовые браки. Сила может истончиться и в конце концов совсем уйти.

— Но ведь в таком случае вы просто вынуждены будете вступать в браки с близкими родственниками! Кровосмешение — оно, на мой взгляд, гораздо хуже…

— Я сказал, что Совет не любит подобных браков, но не сказал, что запрещает. Сердцу не прикажешь, да и мой отец не первый и, думаю, не последний, кто выбрал себе в спутницы женщину из человеческого рода. Катя родила нормального, здорового ребенка, и для Совета это было важнее, чем ее собственное происхождение. Нас осталось слишком мало, чтобы отказывать в жизни новому волчонку.

Бэмби молчал. Опережая его следующий вопрос, я сказал:

— Может быть, потому, что мама — человек, отец никогда не учил меня ненавидеть людей. Это пришло как-то само собой.

— Но даже женившись на твоей матери, он не перестал убивать…

— Нет, не перестал. От мести трудно отказаться, а ему было за что мстить. Думаю, он знал, как все однажды закончится.

— Ты говоришь об этом так спокойно…

Вновь и вновь рушились стены магазина, вновь и вновь я прикрывал собой беспомощное детское тельце. Стараясь отогнать эти видения, я зажмурился. Дьявол умер. А я никогда не убивал детей.

— Ненависть, настоящая ненависть, выедает все внутри. До последней капли, до последней мысли. Я слишком долго ненавидел. Я пуст. Я ничего не забыл, у меня просто нет сил для чувств.

— Пойдем обратно, — предложил Бэмби. — Холодает…

Я поднял голову. Солнце припекало как никогда.

— Все, больше никаких страшных историй, никаких откровений и легенд. Завтра, если тебе не станет вдруг хуже, мы отправимся к Северному озеру. Вот там-то тебе точно понравится…

Пока мы возвращались домой, Бэмби ни разу ни обо что не споткнулся.

— Ты возьмешь меня в город?

Мы сидели на берегу озера. Лиза болтала ногами в воде, разгоняя мелкую рыбешку и головастиков. Яркое июльское солнце высветило множество веснушек у нее на лице и плечах. Веснушки делали ее очень смешной.

— В город? — переспросил я.

— Не прикидывайся глухим! — порекомендовала сестренка, чувствительно ткнув меня кулачком в бок. — Ты обещал показать мне людей, — она довольно зажмурилась. — Люблю такое солнце… горячее, но не обжигающее… Вода теплая! Искупаемся, Ной?

Не дожидаясь моего ответа, Лиза скинула майку и шорты, разбежалась и нырнула. Я только и успел, что отвернуться раньше, чем она полностью обнажилась.

— Иди сюда, Ной! — крикнула она, выныривая уже на середине озера.

Помедлив пару секунд, я прямо в джинсах вошел в воду. Босые ступни увязли в иле. На плечо вдруг опустилась большущая стрекоза, передохнула и полетела дальше. Я улыбнулся ей и своим мыслям, оттолкнулся и поплыл, разгоняя суетящихся на водной глади жучков-плавунов. Плыть в джинсах, пусть и обрезанных до длины шортов, было очень неудобно, но и раздеваться в присутствии девушки не хотелось.

— Ну и чего ты? — ехидно поинтересовалась Лиза.

— А?

— Приятно тебе бултыхаться в штанах?

— М-м…

— Ной! — Лиза громко рассмеялась. Вода подхватила ее смех, унесла к берегу и дальше, в лес. — Ной! Ты меня стесняешься, что ли?

— Ты еще всему поселку об этом расскажи, — буркнул я и нырнул. Здесь было не глубоко, не больше четырех метров. В зеленой воде в такт течению медленно шевелились водоросли. Я сорвал красно-зеленую веточку, вынырнул и сунул ее в руки Лизе.