Затем он возвратился домой к похмелью — самому тяжелому — и спал, пока не проснулся, чтобы развыпивать бокал за бокалом, а затем вернуться в морг и снова прийти домой как раз вовремя, чтобы повесить трубку после этого звонка, этого звонка, который раздался, чтобы нарушить…
…Безмолвие его злости своим треньканьем.
Она погибла.
Она лежала где-то в обломках своей машины на девяностом шоссе.
Пока он расхаживал, вкуривая сигарету, он знал, что она лежит там и истекает кровью.
…И умирает после аварии на скорости восьмидесяти миль в час.
…И оживает?
…И вместе с машиной становится целой и невредимой, и вновь живет, воскресшая? И в эту самую минуту мчится багажником вперед домой на жуткой скорости, чтобы раззахлопнуть дверь после их финальной ссоры? Чтобы разнакричать на него и чтобы он разнакричал на нее?
Он мысленно застонал. Он в душе своей ломал руки. Не может это остановиться именно сейчас. Нет. Только не сейчас.
Все горе, вся любовь, вся ненависть к себе вернули его так далеко, так близко к той минуте…
Не может, не может это кончиться теперь.
Через какое-то время он перешел в гостиную, его ноги ходили из угла в угол, его губы сыпали ругательства, а сам он ждал.
Дверь хлопнула и открылась.
Она смотрела на него. Тушь смазана, слезы на щеках.
— !чертям всем ко уезжай Так, — сказал он.
— !уезжаю Я, — сказала она. Вошла внутрь, закрыла дверь. Торопливо повесила пальто на вешалку.
— .считаешь ты как вот Ах, — сказал он, пожимая плечами.
— !себя кроме, нужен не никто Тебе, — сказала она.
— !ребенка хуже себя ведешь Ты, — сказал он.
— !хотел не что, сказать, мере крайней по, бы мог Ты.
Ее глаза блеснули, как два изумруда, сквозь розовую пелену статики, и вот она — прелестная, вновь живая. В мыслях он плясал от радости.
Произошла перемена.
— Ты мог бы, по крайней мере, сказать, что не хотел!
— Я не хотел, — сказал он, сжимая ее руку так, что она не могла вырваться. — И ты никогда не узнаешь, до чего же я не хотел. Обними меня, — сказал он.
И она обняла.
Коррида
Он проснулся под ультразвуковой вопль, который терзал его барабанные перепонки, оставаясь за порогом слышимости.
Он поднялся на ноги в полной темноте.
Несколько раз он натыкался на стены. Как сквозь туман он понял, что руки у него от самых плеч болят, будто их истыкали иголками.
Звук доводил его до исступления…
Бежать! Необходимо как-то выбраться отсюда! Слева от него появилось пятнышко света. Он повернулся, бросился туда, и пятнышко стало дверью.
Он выбежал наружу и остановился, жмурясь от ослепительного блеска, который ударил ему в глаза.
Он был совершенно голым, мокрым от пота. Его сознание окутывал туман, в котором шевелились обрывки сновидений.
Он услышал рев, словно рев толпы, и заморгал, стараясь свыкнуться с ярким светом.
На некотором расстоянии перед ним высилась темная фигура. Охваченный яростью, он ринулся на нее, сам не зная почему.
Его босые ноги наступали на горячий песок, но он не замечал боли, готовый к нападению.
Где-то в сознании всплыл вопрос «зачем?», но он не стал задумываться.
Тут он остановился.
Перед ним стояла, маня, приглашая, нагая женщина, и в его чреслах вспыхнуло нежданное пламя.
Он повернул чуть влево и двинулся к ней.
Она удалялась танцующей походкой.
Он побежал быстрее, но в тот миг, когда он уже почти обнял ее, его правое плечо обожгло пламя, и она исчезла.
Он взглянул на свое плечо: в него вонзился алюминиевый дротик, и по руке струилась кровь. Вновь раздался рев.
…И она появилась снова.
Он опять погнался за ней, и его левое плечо обжег нежданный огонь. Она исчезла, а он стоял, содрогаясь, потея, щурясь от блеска.
«Это трюк, — решил он. — Не играй в эту игру!»
Она появилась вновь, но он остался стоять, не глядя на нее.
Пламя за пламенем обжигало его, но он упрямо стоял, пытаясь собраться с мыслями.
Вновь появилась темная фигура футов семи высотой, с двумя парами рук.
В одной она что-то держала. Не будь освещение таким слепящим, он, пожалуй, мог бы…
Но темная фигура вызвала в нем такую ненависть, что он ринулся на нее.
Боль хлестнула его по боку.
Погодите! Да погодите же!
«Безумие! Это какое-то безумие! — сказал он себе, обретая свою личность. — Это же арена, я человек, а темная фигура — нет. Что-то не так!»
Он опустился на четвереньки, выигрывая время. И зажал песок в обоих кулаках.
Тут он ощутил болезненный электрический разряд. Еще и еще. Он терпел, покуда мог, потом встал на ноги.
Темная фигура чем-то размахивала перед ним, и он почувствовал прилив ненависти.
Ринулся вперед и остановился перед ней. Теперь он знал, что это игра. Его зовут Майкл Кассиди. Он адвокат. В Нью-Йорке. Юридическая фирма Джонсона, Уимса, Догерти и Кассиди. Человек на улице остановил его и попросил прикурить. На углу, поздно вечером. Это он запомнил.
И швырнул песком в голову фигуры.
Она пошатнулась, воздев руки к тому, что могло быть ее лицом.
Стиснув зубы, он выдернул алюминиевый дротик из плеча и вогнал его заостренный конец в среднюю часть фигуры.
Что-то коснулось его затылка, все окуталось мраком, и он долгое время пролежал неподвижно.
Когда он вновь мог Пошевелиться, то увидел темную фигуру и попытался нанести ей удар.
Но промахнулся, и его спину полоснула боль, а по коже что-то потекло.
Он вновь поднялся на ноги и заревел:
— Вы не можете так обращаться со мной! Я человек, а не бык!
Раздались аплодисменты.
Шесть раз он бросался на темную фигуру, пытаясь схватиться с ней, скрутить ее, причинить ей боль. И всякий раз боль испытывал он.
Он остановился, хрипя и задыхаясь, плечи у него горели, спина ныла от боли, но сознание на мгновение прояснилось, и он сказал:
— Ты ведь Бог, верно? И вот так Ты играешь в свои игры…
Фигура ничего не ответила, и он ринулся на нее. Внезапно остановился, упал на одно колено и всем телом ударил ее по ногам.
В боку он ощутил невероятную жгучую боль, но темный лежал перед ним на песке. Он дважды ударил его кулаками, но тут боль ввинтилась ему в грудь, и он почувствовал, что его тело немеет.
— Или нет? — спросил он непослушными губами. — Нет, Ты не Бог… Где я?
Последним его воспоминанием было что-то острое, режущее ему уши.
Снова и снова
Им следовало бы знать, что меня все равно не удержишь. Возможно, это понимали, поэтому рядом всегда была Стелла.
Я смотрел на копну золотистых волос, на голову, лежавшую у меня на руке. Для меня она не только жена, она — надзиратель. Как я был слеп!
Ну а что еще они сделали со мной?
Заставили забыть, кто я такой.
Потому что я был подобен им, но не из их числа, они приковали меня к этому времени и к этому месту.
Меня принудили забыть. Меня пленили любовью.
Я встал и стряхнул последние звенья цепи. На полу спальной камеры лежали лунные блики решетки. Я прошел через нее к своей одежде.
Где-то вдали тихо играла музыка. Вот что дало толчок. Так давно не слышал я этой музыки…
Как они поймали меня?
Маленькое королевство века назад, где я изобрел порох… Да! Меня схватили там, в Другом месте, несмотря на монашеский капюшон и классическую латынь.
Интересно, как долго я живу здесь? Сорок пять лет памяти — но сколько из них фальшивых?
Зеркало в прихожей отразило тучноватого, с редеющими волосами мужчину средних лет в красной спортивной рубашке и в черных брюках.
Музыка звучала громче — музыка, которую лишь я мог слышать: гитары и равномерный бой барабана.
Скрестите меня с ангелом и все равно не сделаете меня святым, друзья!
Я превратился снова в молодого и сильного и сбежал по лестнице в гостиную. Сверху донесся звук. Проснулась Стелла.
