– Ну, так вот, товарищ Аниськин не даст мне соврать, золото было в СССР реальным накопительным и расчетным средством на селе.

– Да, так и есть, — подтвердил участковый, — золотишко здесь любят. До сих пор в ходу царские рыжики (царские золотые монеты). И ладно, если бы только по подполам держали, за рыжики активно торгует потребкооперация и простые рыночные спекулянты, несмотря на страх получить статью с конфискацией. Даже в долг друг другу дают, опираясь на цену золота. Тут у нас, в глуши, правда, бедновато, но если потрясти народ хорошенько, то и тут золотишка немало наберётся.

Собственно, для меня самого это не было новостью. Ещё при разборке с бандитами нами было захвачено немалое количество золота в тех же царских монетах, кустарных слитках из самородного золота и ювелирных изделиях. Многие граждане СССР, помня времена Гражданской, НЭП-а и более поздние, не очень-то и доверяли советским деньгам, предпочитая что-либо более надёжное, как средство хранения своих сбережений. И для них резкое, практически двукратное подорожание золота должно было что-то значить. А если учесть то, что в золоте оценивались взятые у знакомых и родственников долги…

– Итак, золото резко подорожало и одновременно колхозники стали отказываться продавать свою продукцию в государственную торговлю по предлагаемым им ценам. Им-то всё равно, куда её девать, лишь бы платили больше. А на рынках, куда пошла эта продукция, цены разу резко пошли вверх. Ну а куда деваться горожанам, рабочим заводов и фабрик, ведь их зарплата упала пропорционально реформе? Доходило до того, что рабочие не могли прокормить свои семьи, в магазинах еды практически не стало, а на рынке цены были просто неподъёмными. Москва, Ленинград и другие крупные города снабжались хорошо, но вот на периферии стало совсем плохо. Кое-где дошло до откровенных голодных бунтов, когда по выступлениям рабочих власть применила боевое оружие. В Новочеркасске, к примеру, погибли десятки людей. И это был далеко не единственный случай. В качестве борьбы с колхозниками и их желанием сохранить свой доходный уровень в золоте, правительство начало кампанию по укрупнению колхозов, перевода их в совхозы, которые уже не могли сдавать свою продукцию куда-либо кроме гострорга. Мало какой колхоз тогда не имел долгов по взятой в кредит технике. И всех должников резко обязали расплачиваться продуктами по предлагаемым государством ценам или переходить в новую форму хозяйства — совхозы с тем же итогом. Но этот процесс шел медленно и с большими перекосами, бывшие колхозники просто снижали производительность труда, не видя для себя особого смыла в работе. Как говорилось: — 'Хочешь сей, а хочешь — куй, всё равно получишь… зарплату'. Народ сосредоточился на своих огородах и частных хозяйствах, снова работая на рынок, но началась активная борьба и с этим. Малоуспешная борьба, впрочем, но породившая массовое пьянство и алкоголизм на селе в итоге. Видя такое дело, правительство пошло на повышение закупочных цен в госторговле, но это дало скорее обратный эффект, цены на рынке повысились ещё больше, а в магазинах продуктов больше не стало, так как часто продукты с баз хранения и из магазинов шли напрямик на рынок, в обход прилавков. Так в СССР началась эпоха дефицита продовольствия, а потом и всего остального, последующие реформы последователей Хрущёва чуть сняли остроту ситуации, но ничего принципиального не изменили. Произошло формирование чёрного рынка, массовой коррупции в советской торговле, которая проникала всё выше и выше по эшелонам власти. И вместо получения валютных прибылей от продажи нефти, СССР был вынужден закупать продовольствие за рубежом, чтобы прокормить своё городское население. Потом выросла мировая цена на нефть, и всё как бы почти рассосалось, так как продовольствие на мировом рынке было дешево, и все были довольны, стоимость рубля даже подняли до шестидесяти копеек за доллар. Но как это всё аукнулась нам в начале девяностых, когда резко упала цена нефти, ты помнишь. Это-то и добило нашу страну окончательно и уже бесповоротно.

Алексей Михайлович снова смотрел на меня, ожидая мою реакцию на свой рассказ. Но что я мог ему ответить? Здесь всего этого ещё не произошло, у нас есть несколько лет, чтобы использовать наше послезнание, донеся его до высшего руководства страны. Если я ещё думал как-либо договариваться с Хрущёвым и теми, кто за ним стоит, то теперь я был твёрдо уверен, что нужно ставить всем им жесткий ультиматум. И для этого нужно иметь возможность выполнить условия этого ультиматума с нашей стороны, чего бы нам самим это не стоило. Решено, с завтрашнего дня начинаю окончательное планирование операции 'Кремль', хватит тянуть время, оно нам этого не простит.

Третьи сутки мы с Павлом ползаем по швейцарским горам, ведя наблюдение за хорошо замаскированной и крепко укреплённой базой "гостей из будущего". Судя по всему, этот вечер у меня будет весьма жарким, таким же жарким, как и это солнце, палящее сейчас из самого зенита. Я постараюсь побывать у наших "гостей" незваным гостем, который, как говорят у нас в народе — "хуже татарина". Собственно, мирных желаний в их сторону у меня нет ровно никаких, хотя для меня сейчас главное не столько принести им какой-либо вред, сколько добыть информацию об их технике и планах. Павел — молчаливый агент "конторы", помогающий мне в этой весьма сложной и чертовски опасной миссии, предпочитающий общаться скорее жестами, чем словами. Что-либо большего сказать о нём я не могу, кроме того, что он умеет как-то незаметно без слов и лишних действий показать, что мне нужно делать. Если я что делаю не так, то он как-то просто и незаметно исправляет мои ошибки, обозначая их. Впрочем, чего-либо особенного за мной пока не замечено, просто не хватает общей подготовки. Если в городе я могу становиться полностью невидимым благодаря психологическим приёмам, то на открытой местности требуется пользоваться обычной маскировкой. И эта маскировка — отдельная большая наука, в которой я только делаю свои первые шаги под присмотром опытного наставника. Психологические приёмы, конечно, работают и тут, но вот собаки, имеющиеся у здешних вояк, они на всю эту "психологию" не всегда именно как мне надо реагируют, скорее наоборот. В общем, я хожу по этим горам буквально на грани фола, одно неверное движение и случится грандиозное фиаско. Ну почему так оказывается, что без меня никуда и никак, почему я стал таким незаменимым? Я ведь до сих пор внутри остаюсь всего лишь учёным, несмотря на свою нынешнюю деятельность. Так, пока ещё делать нечего, до ночи далеко, расскажу по порядку о том, что произошло за последние месяцы.

В мире прошлого нашими людьми ведётся активная подготовка к государственному перевороту, там уже, в принципе, справятся и без меня. Верне это будет не переворот, а как раз — перехват случившегося в пятьдесят третьем переворота, и возвращение СССР скорее на ту политическую линию, что проводилась Вождём до его смерти. Нам очень не хочется устраивать кровавую баню для советского руководства, но другого пути, гарантированно приводящего к нужным результатам, пока не найдено. Ещё остаётся надежда, что мне лично удастся убедить Хрущёва и через него многих других зарвавшихся партийных деятелей, что они были сильно неправы. Как сказал Аль Капоне — "добрым словом и пистолетом можно сделать куда больше, чем одним добрым словом", а потому мы должны иметь реальную возможность уничтожить всех тех, кто не захочет слышать наши "добрые слова" из-за собственных корыстных интересов. Людей у нас мало, но грамотная организация по типу малых разрозненных глубоко законспирированных диверсионных групп, действующих без прямого руководства по заранее продуманным и прописанным планам, способна эффективно противостоять местному КГБ и другим организациям, охраняющим высокопоставленных предателей от народа. Весомую роль сыграла информация, полученная нами от "конторы" нашего мира. Благодаря ей мы смогли быстро вычислить всех, кто не просто поддерживал Хрущёва, но и направлял его в сторону, которая, в итоге, привела СССР к краху. Конечно, мы бы справились и без неё сами, но эта информация сильно сэкономила нам время. Также она позволила избежать ошибок, не засветится перед контрразведкой и завербовать в наши ряды множество местных людей от простых милиционеров до самых партийных и военных верхов, которые оказывали нашим людям непосредственную помощь. Впрочем, как показывали расчёты, мы не сможем долго обеспечить тайну, риск утечки информации с каждым днём всё возрастает, а потому операция "Кремль" должна была начаться ещё две недели назад, но вдруг резко потребовалось моё участие в нашем времени. Так как на меня была возложена миссия донесения "добрых слов", операция была отложена до моего возвращения или, если со мной что-либо случится, на месяц, но тогда она уже гарантированно пойдёт по самому жесткому сценарию, предполагающему едино моментное уничтожение всего советского руководства, взявшего курс на предательство интересов страны. Весь остаток осени и начало зимы в мире прошлого я лазил по московским подземельям, по нескольку раз прорабатывая различные варианты своего отступления из Кремля после беседы с Хрущёвым, которая ещё неизвестно как закончится. Если его не удастся убедить, мне придётся прямо там его убить, я сам выбрал такой вариант, несмотря на то, что он был чрезвычайно опасен. Пару раз я проникал в Кремль через охрану, используя свою психическую маскировку. Но потом, пользуясь возможностями местных "дедов", меня пристроили туда на работу в один из второстепенных отделов местной охраны, что существенно снижало опасность для меня, но увеличивало потенциальные риски для "дедов" и всех остальных, в случае моего провала. Всё же в меня верили, порой даже больше, чем я сам верил в себя. И вот, буквально за два дня до окончательного принятия плана действий, меня так не вовремя выдернули в наше время.