Джерард нахмурился и покачал головой. Барнаби никогда не употреблял слова вроде «угнетало» и «выводило из себя» без особых на то причин. Нужно заметить, очень немногое могло вывести Барнаби из себя.

Высказавшись, Барнаби снова лег, скрестил руки и закрыл глаза.

– Что ты обо всем этом думаешь? – решительно спросил Джерард: очевидно, в мозгу Барнаби уже зрели кое-какие дельные мысли.

– : – Если хочешь знать, я считаю, что мы должны действовать, и немедленно. Не ждать, пока портрет будет закончен и откроет людям глаза. Да, он необходим, чтобы люди поверили в невиновность Жаклин. Но в этом случае речь идет о гибели ее матери. А вот Томас ... Это дело другое, и мы не можем позволить им осудить вас без всякой вины. Если мы упустим момент, не бросим им вызов сейчас, значит, позже нам предстоит поистине кровавая битва, чтобы заставить их понять и пересмотреть свои убеждения. И поэтому нам необходимо поговорить с Трегоннингом. Представить веские доказательства, что Жаклин никоим образом не могла убить Томаса и, разумеется, не имеет никакого отношения к гибели матери.

– Но почему? – ахнула Жаклин. – Почему нам так уж необходимо убедить папу?

Барнаби спокойно пожал плечами:

– Потому что мы должны выступить единым фронтом, а когда речь зайдет о местном дворянстве, его мнение должно стать решающим. Конечно, мы с Миллисент и Джерардом на вашей стороне, но если отец вас не поддержит, считайте, плохи наши дела. – Он снова плюхнулся на траву и погрозил кулаком небу. – А это не должно быть сложно, потому что вы не виновны! Так что простите, но мы во что бы то ни стало должны перетянуть лорда Трегоннинга на нашу сторону.

Барнаби был прав. Если они станут медлить, Жаклин на самом деле начнут считать убийцей не только матери, но и Томаса, и попытка открыть людям глаза с помощью портрета окажется вдвойне сложной.

Они принялись обсуждать, как лучше поговорить с лордом Трегоннингом.

– Отец был вне себя от отчаяния после смерти мамы. Боль и боязнь разбередить старые раны не дают ему здраво поразмыслить о том, как именно она погибла. И больше всего он опасается, что, если начнет присматриваться слишком пристально, обнаружит, что истинный виновник – это я.

– Но, в конце концов, сейчас речь идет не о вашей матери, а о Томасе.

Джерард взял руку Жаклин и взглянул ей в глаза.

– Пойми, необходимо как можно скорее поговорить с твоим отцом. Сейчас. Когда у всех на устах убийство Томаса. Однако думаю, ты недооцениваешь своего отца. Он уже попытался выяснить причину гибели твоей матери. И сделал все, чтобы убедить меня написать твой портрет.

Жаклин долго раздумывала. Наконец, присмотревшись к Барнаби, который ответил ободряющим преданным взглядом, вызвавшим у нее улыбку, она кивнула:

– Так и быть. Мы пойдем к отцу.

Но сначала они отправились к Миллисент. Вернувшись в дом, они нашли ее бессильно распростершейся в гостиной на шезлонге. Едва до нее донеслись шаги, она мгновенно ожила, но, увидев, кто это, снова обмякла.

– Господи Боже мой, в жизни не видела таких сплетниц! Правда, тем легче было вызвать их на разговор и задать вопросы, над которыми им стоит поразмыслить. Не пришлось даже сообщать о находке тела: они только об этом и говорили.

– Вам удалось заставить их задуматься над тем, кто мог убить Томаса?

– С переменным успехом, – нахмурилась Миллисент, – но, как ни странно, именно Марджори Элкотт прислушалась к фактам, что весьма для нас удачно, поскольку она самая злоязычная сплетница в округе.

– А кто еще приезжал? – полюбопытствовал Джерард.

Миллисент перечислила имена. В списке оказались все местные дамы, с которыми успели познакомиться Джерард и Барнаби.

– Миссис Майлз и Мерайя Фритем так и не осознали того факта, что ни одна женщина просто физически не смогла бы убить Томаса, поэтому Жаклин тут совершенно ни при чем. Миссис Хэнкок и мисс Кертис были более внимательны, как и леди Треуоррен, хотя, боюсь, почтенная дама попросту растерялась. Остальные тоже совершенно потеряли всякий интерес к делу, как только я начала говорить о доказательствах. – Миллисент поморщилась. – Все же это лучше, чем думать, будто я поощряла идиотские теории, которые завладели их умами.

– Спасибо, тетя, – со вздохом кивнула Жаклин. Миллисент фыркнула и погладила племянницу по руке. – Жаль только, что мы не в силах добиться большего.

Печально видеть, как широко распространилась и глубоко укоренилась уверенность в твоей вине, дорогая. Мне кажется, что кто-то ... весьма заинтересованное лицо, надо полагать, специально распространяет эти слухи. Не только сейчас, но все это время. Я спросила нескольких дам, кто, по их мнению, это мог быть, а в ответ получила недоумевающие взгляды и стандартный ответ: «Но ведь всем известно ... »

– Такую твердую убежденность трудно опровергнуть, – покачал головой Барнаби.

– Особенно еще и потому, что все они деликатно отказались уточнить, что именно известно всем.

– Ясно, – кивнул Джерард, садясь в кресло. – Поэтому мы и решили, что следует начинать развернутую кампанию именно сейчас, а не ждать, пока портрет будет закончен.

Миллисент вопросительно воззрилась на Джерарда. Тот с помощью Барнаби изложил план их новой задачи.

– Я тоже согласна, – вмешалась Жаклин. – Как указал мистер Деббингтон, отец уже прилагал усилия разгадать тайну маминой смерти, заказав мой портрет.

– Ты права, – поддакнула Миллисент. – Но, как я уже упоминала, меня здесь не было много лет. Поэтому я не слишком хорошо знаю Маркуса. Однако он любил Мирибель, и не простой любовью. Для него она была солнцем, луной и звездами. Словом, всем на свете. Но и Жаклин он любит. Тот, кто стоит за всем этим, не просто убийца, а еще и негодяй, избравший Жаклин козлом отпущения. Но, кроме того, он поставил и Маркуса в ужасное положение, которое, я уверена, терзает несчастного хуже всякой пытки. Подозревать дочь в убийстве родной матери ... – Миллисент помедлила, прежде чем угрюмо договорить: – Думаю, несчастный Маркус, хоть и не лежит в могиле, тоже стал жертвой этого убийцы.

– Абсолютно с вами согласен! – воскликнул Барнаби, бесшумно аплодируя.

– Значит, договорились? – подытожил Джерард.

– Разумеется, мальчик мой, – согласилась Миллисент.

Джерард и Барнаби дружно кивнули.

– Вот что мы должны сделать, – предложил Барнаби. – Как можно точнее спланировать первый этап нашей кампании.

Они не просто планировали; они отрепетировали каждый шаг, и к тому времени, когда отправились переодеваться к ужину, все было готово.

Первая реплика принадлежала Миллисент.

Все, как обычно, собрались в гостиной. Лорд Трегоннинг присоединился к ним за несколько секунд до появления Тредла. Когда брат поклонился ей, Миллисент поднялась и взяла его за руку:

– Маркус, не могли бы мы с Жаклин поговорить с вами после ужина? Если не возражаете, в вашем кабинете.

Лорд Трегоннинг озадаченно нахмурился, но, конечно, согласился.

Ужин прошел в тишине. Джерард был только благодарен за это: у них оставалось время отточить свои аргументы.

В конце ужина Миллисент, вместо того чтобы увести Жаклин из комнаты, многозначительно взглянула на брата:

– Не угодно ли, Маркус ...

Лорд Трегоннинг встрепенулся, словно возвратившись к действительности.

– О ... да ... да ... Прошу простить меня, джентльмены ...

– Собственно говоря, Маркус, – вмешалась Миллисент, – было бы неплохо, если бы мистер Деббингтон и мистер Адер присоединились к нам: То, что необходимо обсудить, касается и их тоже.

Лорду Трегоннингу нельзя было отказать в сообразительности: переведя взгляд с сестры на молодых людей, он прищурился и коротко кивнул:

– Как пожелаете. Мой кабинет?

Они оставили сгоравшего от любопытства Митчела Каннингема и направились в кабинет графа. Правда, для пятерых там было немного тесно, но стульев хватило на всех.