Прошло не меньше минуты, прежде чем она прерывисто втянула в себя воздух. Потом он шевельнулся, прильнул к ее губам, проложил дорожку из поцелуев по ее шее к груди. Долго ласкал набухшие холмики, припал губами к тугому соску. Лизнул, обвел языком, взял в рот и стал легонько сосать.

Наслаждение, резкое и мощное, как молния, пронзило ее; Жаклин охнула, выгнулась, пытаясь осознать все, что с ней происходит. Но его язык снова увлажнил ее сосок. Жар обрушился на нее. Она застонала, снова выгнула спину и сжала его голову, безмолвно моля о ласках.

Которыми он ее и осыпал. Жадно, безмолвно.

Но ей и этого было недостаточно. Она отчаянно ждала, сама не зная чего. Некоего завершения.

Но он, казалось, знал это лучше, чем она. Понимал природу головокружительного, пьянящего прилива, который подхватил ее и уносил в океан желания. Все это время он украдкой наблюдал за ней. Вел ее туда, где сам бывал много раз. Поэтому и знал дорогу.

Она не сомневалась, что он наслаждается своей ролью ментора и проводника. Ее груди притягивали его словно магнитом. Он обожал пробовать ее на вкус: губы, кожу, каждый изгиб груди и шеи. В полумраке она не могла видеть горевшего в его глазах желания, но чувствовала его пламя, ласкавшее, гревшее, побуждавшее идти дальше. Напряжение, наполнявшее каждую его мышцу, превращавшее ее в сталь, было, как она инстинктивно понимала, еще одним признаком его хищной натуры: его окружала аура тщательно сдерживаемой агрессии, которую она постоянно ощущала в реакции на себя.

Но это не пугало Жаклин. Скорее возбуждало.

Почти невыносимо.

И тогда она, сжав его щеки, прижалась к губам губами в дерзком зове. Требуя ответа. Уже через несколько секунд между ними разгорелась настоящая дуэль, в которой она бросала ему бесстыдный вызов.

Его рука сжала ее бедро, напряглась ... пальцы разжались, погладили ее колено ... скользнули под подол сорочки. Смело двинулись вверх, легко погладили чувствительную внутреннюю поверхность бедра. Внизу живота копился жар, пульсировал, требовал ... и тут он коснулся влажных темно-каштановых завитков.

Жаклин словно в беспамятстве подняла бедра, требуя большего. Жажда его ласк подстегивала ее.

Он развел ее ноги коленом как раз в тот момент, когда его язык ворвался в ее рот. Она мгновенно отвлеклась и тут же ощутила, как его ладонь сжимает ее нежную плоть. Такое интимное, такое властное прикосновение.

Она оцепенела, ожидая какого-то потрясения ... но вместо этого водоворот желания увлекал ее все дальше, в море жадной потребности и бесстыдного наслаждения. Он продолжал ее ласкать, и она, захваченная неведомыми доселе чувствами, стала двигаться, безмолвно умоляя его о чем-то ...

Он понимал ее голод, ее настойчивость. И когда стал ласкать розовые сомкнутые лепестки, она тихо стонала. Нервы были натянуты туже тетивы лука. Перед глазам и все плыло. Ей хотелось просить его, заклинать, но он закрыл ей рот поцелуем. И чуть ослабил напор, только когда один длинный палец скользнул в нее.

Жаклин задохнулась от неожиданности ... от наслаждения ... в голове не осталось мыслей. Одни только чувства. Он знакомился с ней, изучал ... и она тоже училась. Усваивала, как тяжело жить без его прикосновений, какой жаркой, жгучей, настойчивой может стать ее потребность в нем и в том, что должно последовать дальше.

Он знал и безошибочно вел ее по этому пути, пока мир не раскололся на миллиарды осколков и перед ее закрытыми глазами вспыхнули звезды. И каждая звезда несла с собой экстаз и восторг.

Она плавала в золотистом море счастья, и волны физического удовлетворения омывали ее. Каким-то краем сознания она понимала, что он не оставил ее. Что он не ...

Джерард наблюдал, как она бьется в конвульсиях наслаждения, никогда раньше он не видел зрелища, столь лестного для его мужского эго. Его трясло, буквально трясло от желания взять ее, последовать этой дорогой до естественного конца, и все же, сгорая от страсти, он знал, что не сделает этого. Что еще слишком рано.

Несмотря на ее уверенность, на ее непоколебимую решимость, она была чересчур невинна. Невинна и чиста.

Осторожно отняв руку от соблазна ее плоти, он одернул сорочку и отодвинулся. Настала пора усмирить неотвязных демонов.

Когда ее веки все-таки затрепетали и поднялись, он властно поцеловал ее и лег рядом, остро ощущая ее недоумение. Тонкие пальцы вцепились в ее рукав. Он осторожно сжал ее руку, поцеловал и снова коснулся губами губ.

– Еще не время, – пробормотал он в распухшие губы.

Ее пальцы застыли в его ладони.

– Не ... не понимаю, – нахмурилась она.

Он горько скривил губы, отнял руку, сел и потянулся за сапогами.

– Знаю. Но торопиться нет нужды ... а идти дальше сейчас означает ненужную поспешность.

По крайней мере, это было ему предельно ясно. Даже несмотря на то, что он мужчина и отнюдь не святой. Еще немного, и он не устоит перед ней.

Поэтому он натянул сапоги, встал и потянулся к одежде.

– Постарайся уснуть. Увидимся утром.

Он вынудил себя втиснуться во фрак и направиться к выходу. Открыл дверь и, не оглядываясь, вышел.

Направляясь к своей комнате, он не мог опомниться от изумления. Нежность и понимание не в его характере, не говоря уже о самопожертвовании. В подобных ситуациях он предпочитал быть властным и требовательным. Если дама предлагала, он брал.

А тут она молила взять ее, хотела этого и не скрывала своего желания, и все же ради нее, ради того, что может расцвести между ними, он посчитал более необходимым уйти.

Но при этом боялся и не желал думать о том, что именно может расцвести между ними.

Вопреки своим ожиданиям спал он крепко, как говорится, сном праведника. И к тому времени, как вошел в утреннюю столовую, его одолевала одна мысль: поскорее начать портрет.

Детали картины уже вырисовывались, но в целом композиция еще ускользала. Пока она не сложится, он не сумеет приступить к работе.

Сразу же после завтрака он велел Жаклин идти с ним и одновременно отверг предложение Барнаби поехать втроем в Сент-Джаст и послушать, что говорят об убийстве Томаса Энтуистла. Барнаби невозмутимо пожал плечами и ускакал без них.

Джерард бродил по террасе, пока не пришла Жаклин, после чего взял ее за руку и повел в сады. Сначала в сад Аполлона, где посреди газона красовались солнечные часы. Отложив альбом и карандаши, Джерард поставил Жаклин у часов.

Одно долгое мгновение они изучали друг друга: он искал намеки на девическое раскаяние, которого ожидал, и, как выяснилось, напрасно. Прошлой ночью она обнажила перед ним свои груди, позволила самые интимные ласки, извивалась и стонала под ним, пока он не довел ее до экстаза. Сегодня он думал, что встретит отчуждение и замкнутость.

Но в ее глазах сияла обычная уверенность. Спокойная, непоколебимая, твердая. Они стояли в нескольких шагах друг от друга, и все же на ее губах играла легкая улыбка, словно она знала, чего он ищет, и была счастлива его разочаровать.

Джерард хмыкнул, нагнул голову и быстро поцеловал ее.

– Стой здесь, – велел он и, стараясь не встречаться с ней глазами, вернулся к своему альбому.

Эта реплика задала тон всему утру. Они болтали ни о чем, весело и беспечно, истинный разговор велся взглядами, улыбками, небрежными прикосновениями. Они не сгорали от желания, но отчетливо сознавали про исходящее и одновременно были полны других впечатлений, – их занимали ласки легкого ветерка, теплое солнышко, запахи цветов и мелькающие тени ...

Услышав звук гонга, они вернулись в дом. Миллисент присоединилась к ним. Барнаби еще не вернулся, а Митчел оставался у себя в конторе.

Миллисент казалась рассеянной и немногословной.

– Не знаю, как смогу выдержать все эти расспросы, – обронила она.

– Расспросы? – нахмурился Джерард.

– Видите ли ... в саду найдено тело. Тело молодого человека, который исчез и которого все мы считали женихом Жаклин. Уверяю вас, сегодня весь будет полно гостей. Единственная причина, по которой эта орда еще не нагрянула, вполне ясна: они слишком поздно услышали о находке. И посчитали, что утренние визиты делать уже неприлично.