— Ну-ка, дайте-ка взглянуть на вас, столичный господин? — тяжелая рука сдернула с головы Араона капюшон рясы. Следом Якоб Эйк цапнул Араона за подбородок и заставил повернуться к себе. В шалых светлых глазах плясали отблески костра; владетель-разбойник был слегка пьян, но только чуть. До недолговечного благодушия, не больше.

— Ты не монах, — сказал он, чуть поразмыслив. — Разрази меня гром, если ты хотя бы послушник. И личико твое мне знакомо почему-то… Араон пожал плечами, засунул в рот очередную ложку каши и принялся сосредоточенно жевать, но отделаться от Эйка было не так-то просто. Сначала у него отобрали ложку, потом миску. Мужчина присел на корточки, внимательно глядя в лицо пленнику. Потом присвистнул, покачался на пятках.

— Сколько же за тебя денег дадут, подумать… приятно, — сказал Якоб чуть позже. — Какая неожиданная удача!

— Не дадут, — покачал головой Араон; он надеялся, что до Брулена еще не успели дойти все слухи, или хотя бы на то, что Эйк не слишком интересуется последними новостями. — Я никому не нужен. Разве что тайной службе его величества. Продадите меня им? Господину Реми Алларэ?

Якоб поморщился, поджал губы. Продавать королевской тайной службе даже самого ценного заложника не рискнул бы и полный дурак: сначала выкупят, потом догонят, переловят и повесят. Связываться с ними — хороший способ покончить с собой чужими руками; Эйк на самоубийцу не походил.

— Зачем вы ехали на запад? Только не заливай мне про Схефферскую обитель, к ней едут по совсем другой дороге. И не говори, что заблудились.

— Мы ехали в Оганду. — почти правда.

— В ссылку так не отправляют… А кто эта девица?

— Моя старшая фрейлина, она из Къелы.

— Бывший король, бывшая фрейлина и настоящий монах. Хороший улов. Что же вы делаете на дороге втроем?

— Нам очень нужно на запад, — сказал Араон, решив, что от правды вреда не будет. Если решили взять в заложники и продать, все равно не отпустят… но ведь все три седмицы везло, каждый день и каждый час! — Нужно срочно. Везло с первого же дня, когда всем троим удалось беспрепятственно покинуть столицу. Араон, переодетый послушником, брат Жан, которому и прикидываться не надо было, и Ханна в охотничьем костюме могли бы привлечь много любопытных взглядов — с чего бы двум Блюдущим разъезжать на превосходных лошадях, да еще и в обществе красивой молодой девицы? Могли бы, но не привлекли. Их никто не замечал, не останавливал, не пытался вступить в беседу или набиться в попутчики. Встречные разъезды, часть которых состояла из алларских гвардейцев в упор не видели в троице тех, кого явно разыскивали. Равнодушные взгляды скользили мимо, не цеплялись ни за кого из путников. Три седмицы небывалой удачи, а теперь, когда до цели оставалось всего-то два-три дня пути — засада; да еще и худшая, которую можно себе представить: не простой грабитель с большой дороги, а владетель, быстро узнавший в Араоне бывшего короля. Да, за такую добычу можно просить добрых десять тысяч сеоринов; брат заплатит — куда ж он денется? Не меньший выкуп можно просить за Ханну Эйма… угораздило же юношу сказать правду о том, кто она такая!

— На запад? Срочно? — Якоб насторожился, подался вперед. — Зачем бы это?

— Помочь одному достойному человеку…

— Вот, значит, как, — разбойник вытащил из ножен кинжал; хороший дорогой кинжал с гравировкой по клинку. Лезвия казались почти прозрачными — так играла в полутьме заточка. — Это кому же? Где-то вдалеке ухнул филин; может, не филин, а другая ночная птица — в них юноша не разбирался. Может быть, это один из разбойников подавал другому сигнал птичьим криком. Араон вжал босые ноги в мелкую колючую хвою, чувствуя, как между пальцами набирается сырость. Ему было холодно, но не потому, что до него не доставал жар костра. Ответить на вопрос можно было двумя разными способами: либо правду, либо — прикрыться герцогом Скорингом. Способов было два, а один из них мог стоить если не жизни, то свободы. Юноша вновь почувствовал ледяную отстраненность от происходящего. Это пугало; кинжал в руках Якоба казался мелочью, бессмысленной игрушкой. Острие может войти под ребро, тогда сердце остановится — быстро, наверняка, и вовсе незаметно. Немного боли, не больше, чем в порезанной руке — и все. Другое дело, что есть двое спутников, двое друзей… и есть дело, которое обязательно нужно сделать. Догнать герцога Гоэллона. Это важно, все остальное — сущие мелочи. Старший Эйк служил герцогу Скорингу. Младший — доносил Реми. Этот, судя по виду, младше Яна-Петера, но куда старше Винсента. Забавно… до чего все трое непохожи друг на друга; вот уж точно — семь близнецов от всех отцов. Интересная, должно быть, дама — госпожа Эйк. В каких же отношениях многочисленное семейство с «заветниками» и герцогом Скорингом? Ян-Петер Эйк — посвященный высокого круга; Винсент — попросту мальчишка, которого втянул во все это старший брат. Якоб промышляет разбоем. Почему? Уж не потому ли, что родной дом, превратившийся в гнездо еретиков, не пришелся ему по душе? Или не стоит так все усложнять? На землях Брулена разгулялся святой поход — так, может быть, Якоб попросту удрал от преследований, не желая каяться и проходить очищение?

Стальные глаза сверлили Араона, ожидая ответа. Сталь в глазах, сталь в руках; вполне достаточно, чтобы понять: ошибешься, и не жить тебе. Не только тебе, но еще и спутникам. Дело даже не в выкупе — в чем-то еще, важном для Якоба, но неизвестном Араону. Не угадать… но нельзя ли оттянуть время?

— Почему вы так не похожи на своих братьев?

— Дерзкий вопрос, не кажется тебе? — губы раздвинулись в подобии усмешки. — Особенно от тебя. Я хотя бы знаю свою мать, а ты? Время, время… драгоценные доли минуты на принятие решения; жаль, что Якоб не решил побеседовать с братом Жаном, тот наверняка нашел бы, что ответить. Он умеет, он может распознавать мысли, он учил Элграса — и хорошо научил, а вот Араону такого таланта не досталось ни капли. Об этом думать сейчас нельзя, нужно думать о том, как ответить.

— А я не знаю, — кивнул юноша. — Поэтому не рассчитывайте на богатый выкуп. Отпустите нас, а? «Деньги и лошади, — думал он. — Пешком мы не успеем, а если обратимся за помощью в ближайший монастырь, то уже не выберемся оттуда… Но — как вернуть хотя бы часть своего имущества и свободу? Возможно ли? Тут уцелеть бы…»

— Не заговаривай мне зубы, подкидыш, — процедил разбойник. — Кому вы там помогать собрались? Отвечай! Блик от костра прыгнул на руки Араона, потом побежал выше, добрался до глаза — алая вспышка, совсем неяркая. Юноше казалось, что вокруг тихо, слишком уж тихо. Добрый десяток человек суетился вокруг костра, перешучивался, бранился из-за бочонка вина; но там, где сидели Араон и Эйк, сгущалась прохладная осенняя ночь, безмолвная и недобро-любопытная.

— Почему я должен вам отвечать? Вы напали на нас и ограбили! Как угадать? Что-то вертелось в голове, какая-то зацепка, которую дал сам Якоб еще в начале разговора. Все упиралось в то, еретик он или нет. Но не написано ж это у него на лбу? Не написано, а жаль. Но — было, было что-то, было же…

— Потому что ты не хочешь, чтобы я убил того монаха. Чтобы мы развлеклись с девчонкой. Чтобы я убил напоследок тебя, — обстоятельно перечислил Эйк. — Достаточно причин, или как?

— За убийство монаха карают не приставы, а Сотворившие, — юноша уставился на собеседника так же пристально, как и тот.

— Говорят, так, — кивнул светловолосый. — Но если просто привязать к дереву и уйти — разве это убийство? А, подкидыш? Леса здесь глухие, найдут нескоро… Хватит тянуть коня за хвост, отвечай. Кому?

— Не тому, кому служил господин Ян-Петер Эйк, — труднее всего было не зажмуриться после этих слов.

— Как интере-есно, — протянул разбойник. — Ну да, ты же у нас королек на девятину, из канавы в графы… и обратно. Много знаешь. Очень много… В кого же ты веришь, подкидыш?

— Верую в Сотворивших, создавших сущий мир за седмицу и в мудрость их… — Араон приложил ладонь к сердцу, про себя добавив: «Помогите мне, хоть раз в жизни — помогите же!». Эйк убрал кинжал в ножны, потом принялся развязывать узел. «Неужели угадал? Неужели я угадал?!»