— Благодарю, ваше величество, — глубоко поклонился дядя. — Если я не нужен вам в качестве регента, вы не станете удерживать меня в столице? Я хотел просить у вас позволения покинуть двор на пару девятин…

— Я даю вам свое позволение, — кивнул Элграс. — Не пора ли ехать?

— Пора, ваше величество, — ответил Фиор. — Прошу вас проследовать в карету.

— Я поеду вместе с братом. «И куда же вы собрались, дражайший дядя?!» — едва не завопил Саннио.

Господина и герцога очень, очень хотелось огреть чем-нибудь тяжелым, хоть шпагой в ножнах. По голове и сзади. Вопреки обычаю и чести, зато на пользу дела. Судя по короткому взгляду, который бросил на герцога Гоэллона Фиор, такое желание посетило не только наследника.

— С дороги, сударь!

— Что вы себе позволяете?! Два болвана-мерца, кажется, хотели неприятностей. Хотели сильно и со всем пылом, на который способны двадцатилетние дураки, скучающие в отцовских владениях, не знающие, к чему себя приложить. Эмиль вздохнул. Тратить время на бессмысленных юнцов — еще чего не хватало! Но парочка не собиралась уступать дорогу, надежно загородив путь к конюшне. Алларец без особого интереса оглядел обоих. Первый — высокий, слишком уж нескладный. Велика фигура, да дура. Белый кружевной воротник размером с добрый поднос торчит вокруг шеи, черный кафтан с красной оторочкой явно сшит в столице. Щекастый мальчик недавно вернулся из Собры. Наверняка провел там весну — и ровным счетом ничего не понял. Второй — до плеча первому, одет куда скромнее, но ладный и подтянутый. Светлокожий, в черной рубахе с распахнутым воротом, на шее поблескивает серебряная цепь. Еще беднее своего мордатого приятеля, но щеголеват, умеет себя выгодно подать. Интересно, кто же здесь заводила? Такие вот аккуратные мальчики иногда бывают куда более честолюбивы и опасны, чем их друзья-верзилы…

— Извинитесь, господин! Пустая стычка, никому не нужная — разве что кому-то из двоих скучающих отпрысков небогатых мерских семей, жаждущих славы и подвигов, но почему-то не отправившихся в святой поход. Отцы запретили? Денег на сбор отряда не хватило? Разочарованная молодежь, ищущая способа почувствовать себя чем-то значительным, важным и не менее достойным, чем ровесники, отправившиеся искоренять ересь. Вот она, новая погибель Собраны. Обратная сторона медали с надписью «За победу над еретиками!»

— За что же мне извиняться? — терпеливо полюбопытствовал Эмиль Далорн у невысокого. — За то, что ваш товарищ наступил мне на ногу, не извинился, да еще и мешает пройти?

— Вы невежливы, — процедил юнец. — Как все алларцы.

— Пожалуйтесь на меня герцогу Алларэ, — еще терпеливее предложил Эмиль.

— Еще чего не хватало! — прорезался верзила. — Мы накажем вас сами.

— Господа, вы помните, что сказал король Лаэрт о стычках и поединках?

— О, да, он обеспечил всем трусам достойную возможность уклоняться от вызовов!

— Довольно, — махнул рукой Далорн. — Беритесь за оружие, оба, и покончим с этим. Первым за рапиру схватился долговязый; к этому моменту алларец уже отлично представлял, кто здесь подстрекатель, а кто щит. Юный мордатый владетель вскрикнул и открыл рот, разворачиваясь к амбару: рапира, выбитая из руки единственным ударом по клинку, улетела в ночную тьму. Достаточно далеко, чтобы наполовину остудить пыл молодого мерца. Боль и онемение в правой руке довершили дело.

— Ваша очередь, — бросил Эмиль невысокому, но тот опустил острие своей рапиры к земле.

— Позвольте принести вам извинения от моего имени и имени моего друга, — коротко поклонился юноша… и ударил, по-подлому, исподтишка.

Эмиль ждал чего-то подобного: уж больно легко «сдался» зачинщик всей глупой и ненужной стычки. Поклон с оружием в правой руке, когда острие направлено вверх? Кого можно обмануть подобным — против всех правил этикета — поклоном и каким же дураком надо быть…

Уход в сторону — пропустить клинок мимо — перехватить запястье руки, держащей рапиру, рвануть вверх с одновременным заходом за спину противнику. Наглый юнец прокрутился в руках Эмиля, словно керторская девчонка в танце. Его рапира оказалась в руке Далорна. Шлепок пониже спины — плоскостью клинка, а потом выбросить рапиру подальше. Просто, очень просто. Сумел бы любой хорошо обученный алларский мальчишка. Вот только что таит за собой эта простота?

— Чем же я вам так не угодил? — поинтересовался Эмиль у долговязого, пока второй ошалело тряс головой и с тоской пялился в ночную тьму. — На самом деле? Дылда, растиравший запястье, не понял вопроса. Не притворился, а именно что не понял. Совсем. У него не было никакой причины вступать с проезжим алларцем в ссору. У него не было никакой цели — никто не посылал эту парочку в трактир на границе Керторы и Меры. Все случилось само по себе. Оба даже не были пьяны. Понимали ли они, что делают? Чем рисковали? Законы беспощадны: за дуэль или случайную стычку казнят; но чаще отправляют гребцом на галеры. «И не только зачинщика, но и всех участников, даже секундантов!» — в следующее мгновение напомнил себе Эмиль. Всех. Единственное исключение — жертва нападения в случайной стычке, но и то без клятвы на священной книге не оправдаешься, а лгать, положив руку на Книгу Сотворивших, будет только законченный идиот.

В этом поединке владетель Далорн не был жертвой подлого внезапного нападения: сам предложил взяться за оружие. Ну да, лишь для того, чтобы проучить двух одуревших юнцов, не причинив им никакого вреда, кроме обиды; в этом он мог поклясться. В намерениях. Но кто мог пообещать, что этим все и закончится? Не каждый урок проходит без последствий, иногда ученик ранит учителя или, еще хуже, учитель ученика… Парочка молчала; оба словно сошли с картинки к сказке о двух дурачках-работниках, которые вздумали воровать хозяйское вино, набирая его полные щеки. Просто два глупых сопляка или все-таки ловушка? Был только один надежный способ проверить это. Эмиль убрал оружие в ножны, развернулся и пошел мимо нападавших к двери конюшни. Он ждал и прислушивался, готовый в любой момент отпрыгнуть в сторону и развернуться. Но юноши не шелохнулись, а когда он закончил седлать коня, их во дворе уже не было. Это еще ничего не значило — могли подстерегать на выезде с постоялого двора, на выезде из деревни; но дорога оказалась чиста. Далорн тщательно прислушивался еще несколько часов. Никто его не преследовал. Дурацкая ссора, дурацкие сопляки — почему, зачем? По ночам Мерский тракт обычно бывал пуст. Эмилю больше нравилось днем отдыхать, а с первыми вечерними сумерками отправляться в путь, ехать до рассвета, наслаждаясь тишиной, покоем и прохладой. На приграничный постоялый двор он заехал совершенно случайно: обнаружил, что выезжая вечером, забыл наполнить флягу вином, решил исправить это досадное упущение, заодно собрался пообедать… Пообедал, надо сказать, вполне пристойно — но вот все последующее навело на мысли, что куда приятнее отдыхать в поле, прикрывшись плащом, благо, погода стояла сухая и теплая, чем на очередном постоялом дворе, рискуя налететь на следующих скучающих придурков благородного сословия. К пятому дню дороги Эмилю казалось, что он рассорился со всем миром. Трактирщики смотрели на него, как на опасного разбойника, попутчики старались держаться подальше, лошади испуганно ржали, когда алларец заводил в конюшню своего жеребца, собаки выли и норовили укусить… теперь вот еще и юные дуэлянты! Простая, безопасная дорога из Керторы в Собру — делов-то, езжай себе по Мерскому тракту, — превращалась в пренеприятное путешествие со многими мелкими неприятностями. Словно песок в сапоге — не мешает, как камушек, не колет, как гвоздь, но натирает и раздражает. Взгляд дочки трактирщика, вой пса, конское ржание, остывшее жаркое… С того самого дня, как он, не дождавшись рассвета, выехал из родового замка баронов Керторов. Уже светало. Эмиль съехал с дороги, повел головой, отыскивая ближайший источник воды и направил коня к нему. Спешился, позволил коню напиться из небольшого чистого озерца, потом набросил поводья на ветку росшего на самом краю озерца раскидистого дерева. Улегся с другой стороны от кряжистого ствола, запрокинул руки за голову и уставился на пышную крону. Южные породы деревьев он знал не очень хорошо, и что за престарелый гигант дал ему прибежище, угадать не мог. То ли дуб, то ли вороны его разберут, что такое. Жесткая зеленая листва с причудливо изрезанными кончиками, жилки, поочередно отходящие по сторонам от основной. Лист шуршал под пальцами, словно древний пергамент, слишком сухой и хрупкий — но был прочным; надорванный край пах остро и терпко, заставляя вспомнить о свежей стружке во дворе у бондаря. Наверное, дуб, решил Эмиль наконец. Дубу (или другому дереву) было абсолютно все равно, верно ли разлегшийся в его корнях проезжий странник определил породу дерева. Он шелестел под восточным ветром, крона неспешно колыхалась — едва-едва, как борода почтенного патриарха, а до торопливого смертного исполину не было никакого дела. Как и смертному до исполина. Одним из основных недостатков жизни в Керторе было то, что новости туда доходили очень медленно. Где-то на границе между Мерой и Сеорией самые свежие и важные известия превращались в ленивых мохнатых гусениц, которые не бежали, не шагали и даже не тащились — ползли, постоянно останавливаясь то закусить зеленым листом, то угрызть сочную травинку. До замка баронов Керторов они добирались в лучшем случае через три седмицы после события. Уже в дороге, на первом же постоялом дворе, Эмиль Далорн услышал о перевороте в столице, о свержении короля Араона, его отречении, коронации юного принца Элграса и бегстве бывшего регента. Купец, возвращавшийся в Кертору с товаром, не больно интересовался, кто именно из благородных господ занял какой пост, но главное Эмиль узнал: герцога Гоэллона в столице нет. Где его искать, чтобы предупредить? Эмилю порой казалось, что он свалял большого дурака. Неведомая, непонятная блажь, заставившая его посреди ночи допытываться у любимой супруги о ее тайнах, а потом, в тот же час, бросаться на север, в столицу, теперь казалась ему непостижимой. На грани сна и бодрствования, когда он, усталый и счастливый, дремал рядом с Керо, ему вдруг показалось невероятно важным — выспросить, узнать, понять… Выспросил. Узнал. Понял. Тогда, за несколько часов до рассвета, все казалось простым, ясным и… страшным. Слишком страшным. Эмиль не боялся ни короля, ни разбойника, ни еретика, ни монаха; никого и ничего, если это касалось людей. С такой тонкой материей, как проклятья и предсказания, он был знаком куда хуже. Неуловимое нечто, которое не зарубишь и не проткнешь, не победишь хитрой ответной игрой, а оно все равно вкрадывается в твою жизнь, даже если не знаешь об этом. Не суеверие, которое действует только на впечатлительных трусов. Проклятие. Загадочная, но сущая и действенная пакость… Не менее настоящая и могущая быть, чем зеленые жесткие листья, песок и трава под рукой, ветер в кроне, тихое дыхание коня, отдыхающего после дороги, журчание ключа, питавшего маленькое озеро с высокими сухими берегами. Оно напоминало заполненный водой след гигантского копыта — может быть, здесь когда-то промчались легендарные Всадники Бури. Всадники те если и существовали на самом деле, а не в выдумках алларских жителей, давно остались в прошлом. Сказители всегда говорили, что последнего Всадника Бури видали две, три тысячи лет назад — при Сотворении мира, не иначе… врали, конечно. На три тысячи лет в памяти людей может удержаться только то, что написано пером, да так, что и не вырубишь топором: в Книге Сотворивших. О короле Аллионе всем известно, о святых тоже. О Всадниках, драконах, морских змеях, северных ледяных демонах — только некоторым, а чаще всего бабушкам, у которых два десятка внуков и правнуков, и все просят сказку поинтереснее.