— Кларисса, почему вы отправили гвардейцев Алларэ на Мерский тракт? — спросил наконец Руи. — Почему не в Скору?

— Боюсь, что это была оговорка, — вздохнула гостья. — Он действительно должен был ехать в Скору, в предгорья, чтобы вернуться через Кертору.

— Почему же?

— Чужие твари из пророчества… Они ведь могут прийти только из того, что мы называем Миром Вознаграждения. В другом не водятся какие-то особенные животные, верно?

— Верно, — кивнул Руи. — Но вы сказали обратное. Вашим оговоркам я доверяю не меньше, чем вашим рассуждениям.

— Простите, — вскинул голову Алессандр. — А почему он не может войти и выйти в одном и том же месте?

— Представьте себе кольцо, драгоценнейший, кольцо, проходящее через три мира. Вы можете двигаться либо в одну сторону, либо в другую, но в любом случае вам придется пройти через все три мира. Войти в Скоре, выйти в Керторе или наоборот.

— Вы весьма своевременно это сообщаете, дядюшка! Должно быть, это величайшая тайна, о которой мы не имели права узнать раньше? — неожиданно звонко ответил юноша.

— А что бы вы с ней делали раньше, возмущенный мой? — Руи и плечом не повел, кажется, даже улыбнулся. — На хлеб намазывали? Алессандр обиженно осекся и уставился в потолок. Кларисса с трудом сдержала улыбку. Хороший мальчик, любознательный — но и вправду, а зачем ему было это знать раньше? Кто же мог подумать, что герцог Скоринг не только гулял по всему трехмирью, но и весьма рьяно использует принесенное оттуда, и чудесные предметы, и еще более чудесные идеи управления державой?.. Если же и подумать — так что? Все, что хотел, Скоринг уже принес задолго до того, как оказался сперва комендантом, а потом регентом. Со времени «хлебного бунта» он не отлучался из столицы. А вот с обоих юношей сталось бы отправиться на поиски приключений. Причем застывший черно-белой статуей — мрамор и обсидиан, — барон Литто, наверное, был бы первым. Что-то в нем было такое, некая едва уловимая бесовщинка, позволявшая ожидать любого сумасбродства, совершенного все с тем же чопорным выражением лица и безупречными манерами.

— Альдинг, вам есть, что сказать? — спросил Руи.

— О чем именно, господин герцог?

— Ну как о чем? О предмете нашей беседы, сиречь о бывшем регенте, вашем спасителе и так далее…

— Простите, я вас не понимаю, господин герцог. Вас интересует, какое мнение я о нем составил или что-то иное?

— Давайте начнем с мнения. Кларисса с легким изумлением слушала, как говорит юноша в черном костюме. Довольно причудливая манера — излишняя педантичность, немного нарочитая точность. И складка между бровей, словно в комнате было слишком шумно, и барону хотелось отогнать прочь лишние звуки, мешавшие сосредоточиться. Ох, странный мальчик, слишком странный… и еще более странно, что Руи решил вдруг втянуть его — шестнадцатилетнего, недавно потерявшего всю семью и только что вернувшегося из южной ссылки — в свою интригу государственного уровня. Барону Литто ехать бы к себе на север, там его давно заждались вассалы и разоренные войной земли…

— У меня нет никакого определенного мнения. Все, что я выслушал, слишком противоречиво и не позволяет сказать что-либо с уверенностью. Я не имею чести быть знакомым с герцогом Скорингом лично. Я испытываю к нему некоторую благодарность за участие в моей судьбе, однако, я не уверен, что мое семейство попало в опалу без его на то желания.

— Можете быть уверены, — сказал Руи. — Тому две причины: безумие короля и действия казначея Скоринга. Обоим герцог Скоринг воздал по заслугам, как он то понимал. Кстати, позволю себе позабавить вас. Как вы думаете, к каким выводам пришли в Тамере, получив известия о том, что тут у нас творилось?

— К ошибочным, — улыбнулась Кларисса. — Глядя на происходящее со стороны, к верным прийти трудно. Особенно если глядеть из Веркема.

— Вы как всегда правы. Но к каким именно, заслуживает уточнения. Верите ли, тамерские мудрецы решили, что еще с момента прибытия к ним покойного графа Къела все это было отменной провокацией, причем моего авторства. Что мы, трое герцогов… эпитеты, которые они вставляют между словами «трое» и «герцогов» я, пожалуй, опущу — вы, Кларисса, и так их представляете, а юношам ни к чему слышать подобное, сговорились свергнуть безумного короля и решили заранее ослабить Тамер. Все, что они узнавали с самой капитуляции, их в этом убеждало все сильнее и сильнее. Вот казнь Къела в это не умещалась, так эти умники сочли, что казнено было некое подставное лицо, отдаленно похожее на Алви. Кесарь тамерский последние волосы с головы повырвал, досадуя, что позволил себя так обмануть. Неудавшееся покушение на графа Къела — признаюсь, моих рук дело, — они сочли покушением на их наследника, благо, ранен был как раз он. Забавно, не правда ли? В представлении наших дорогих соседей мы все куда умнее, чем на самом деле…

— Это и к лучшему, — покивала, отсмеявшись, Кларисса. — Признаться, я довольно долго считала, что примерно так дело и обстоит. Только вот Реми и герцогиня Алларэ… это никак не умещалось! Я только потом поняла, почему это случилось. Если бы герцог Скоринг и впрямь пошел по этому пути… — вздохнула она.

— Душа моя, вы ума лишились?! — резко поднялся со своего места Руи. — Уж от вас-то подобное слышать…

— Что вам, собственно, не нравится? — Кларисса вдруг рассердилась: ладно Реми, его понять несложно, но герцог Гоэллон? Ему тоже представляется вредным все, что как-то связано с бывшим регентом просто потому, что связано именно с регентом? — Не будь на его руках крови Алларэ… да можно ли мечтать о лучшем регенте при Элграсе?! Нынешний герцог Алларэ глубоко достойный человек, но у него нет и сотой части той смелости, что у Скоринга. Фиор сумеет сохранить сделанное, но не продолжит дело Скоринга.

— Вот только продолжателей этого дела нам еще и не хватало! К тому же продолжить-то мы сумеем, не беспокойтесь — если будет где продолжать. Я сказал уже сегодня, повторю и вам, — Руи оперся на стол, исподлобья глядя на женщину. — Если он преуспеет в своих замыслах, в этом мире не будет действовать ни одно чудо Сотворивших. Хватает у вас фантазии, чтобы представить все последствия?

— В этом мире, — передразнила его Кларисса, — когда-то и вовсе не действовало ни одно чудо. Однако ж, люди жили. И вы с вашими эллонцами, и господин барон Литто тому лучшее доказательство.

— Откуда вы об этом знаете? — еще больше подался вперед герцог Гоэллон.

— Вы книгу Сотворивших читали? — изумилась женщина. — Если первое чудо было сотворено в девятом веке от Сотворения мира, а люди якобы сотворены в первый год, то девять веков они жили безо всяких чудес! Руи, вы отучились считать до тысячи?! Не будем уж совсем впадать в ересь и говорить о том, что сроки от сотворения мира стоило бы считать так, как хокнийцы… или алларцы.

— Безумие какое-то, — герцог вздохнул и опустился в кресло, провел ладонями по лицу. — Как там жили те люди, мы можем лишь догадываться, но ныне-то все опирается на чудеса. Вы хотите проснуться, не ведая времени, не умея отличить север от запада, заболеть желтой лихорадкой? Все это — в один день и час?

— Мы могли все это предотвратить! — резко бросил Алессандр.

— Об этом мы уже говорили, Саннио. Не повторяйтесь. Я уже раз объяснил вам, что никакие подарки из соседнего мира не спасут наш. Нельзя вывезти миллионы потребных для того вещей, а научиться делать своими руками средства против болезней — тем более нельзя.

— Так, значит, в Мире Воздаяния живут без чудес? — кротко спросила Кларисса.

— Сами борются с болезнями и прочими несчастьями?

— Да, разумеется… — герцог Гоэллон осекся, вздохнул. — Вы коварны, душа моя. Нет, нет и трижды — нет. Я не допущу ничего подобного.

— Воля ваша, — Кларисса пожала плечами. — Надеюсь, я была вам полезна.

— Боюсь, что вы были весьма вредны, — хмыкнул Руи. — Для нашего юношества, например. Саннио, вы же полностью согласны с госпожой Эйма, верно?

— Нет, не согласен. Теперь уж остается только делать так, как вы решили.