— Но тебе хочется. Иначе ты бы не начал бить копытом…

— Эмиль!!!

— Я задел твою честь? Хочешь нарушить королевский эдикт? — расхохотался Далорн. — В самом деле, давай выйдем во двор!

— Уже темно. И ты пьян.

— Неужто у тебя не найдется пары факелов? И — помилуй, мне приходилось драться всерьез, выпив впятеро больше, чем этот несчастный кувшин…

— Нет, Эмиль. Завтра.

— Я тебя не понимаю, Фьоре. Тебе не душно?

— Нет, — пожал плечами Фиор.

— Странно. А мне душно. Мне душно с того дня, как я вернулся в Собрану. Мне уже третью девятину душно, Фьоре. Мне душно в этом городе, мне душно в этой стране. Она сходит с ума, Фьоре. Король сходит с ума, и страна сходит с ума. Здесь нечем дышать, здесь весь воздух пропитался безумием… — Эмиль рванул шнуровку камизолы. — Я здесь задыхаюсь…

— Мне открыть окно? — спросил Фиор, неловко улыбаясь, потом отцовским жестом потер переносицу. — Ты уже три девятины здесь?

— Две и четыре седмицы.

— Видимо, ты был очень занят все это время.

— О, да. Протирал диваны у Мио и подпирал стены в Белой приемной.

— Ну что ж…

— Фьоре, я тебя умоляю! Хоть ты меня не мучай! Ты же знаешь, что, будь моя воля…

— Знаю, — кивнул Ларэ. — Теперь ты понимаешь, как я чувствую себя, когда ты начинаешь…

— Спасибо за урок, дружок, — недобро улыбнулся Эмиль. — Только этого мне сейчас и не хватало!

— Могу ответить тебе тем же.

— Дурные нынче времена, Фьоре, не находишь?

— Если ты, — Фиор с улыбкой прищурился, — cейчас скажешь что-нибудь про черное небо, чужих тварей и сдвинувшуюся с места гору, я, я… Я просто не знаю, что с тобой сделаю!

— Нет, не скажу. Кстати, ты забыл четвертое условие пророчества. Все тайное, которое должно стать явным. А мне, на самом деле, весьма интересно, кто раскопал эту пыльную ветошь, и почему о ней шепчутся в каждом закоулке. И еще интереснее мне, кто же такой — истинный владыка. Твои версии, Фьоре?

— В Собране есть истинный владыка. А у него есть наследники. По-моему, все эти пророчества — именно ветошь, именно пыльная.

— Фьоре, — Эмиль вскинул голову и уставился на собеседника. — А ты никогда не думал о том, что речь идет не о Собране?

— А о чем? — растерялся Фиор.

— Мир не ограничивается нашей родиной, дружок. Есть и другие страны. Могу тебя в этом заверить, я там бывал. Может быть, речь идет о всем живом мире?

— Тогда все это и вовсе глупость. Сотворившие есть и будут, какой еще истинный владыка?

— Вот уж не знаю. Вели подать еще вина, коли не хочешь фехтовать…

Поздней ночью, когда оба были уже здорово пьяны, Эмиль все же распахнул окно и высунулся до пояса под мелкую морось. Фиор смотрел на него, не слишком хорошо понимая, что творится с приятелем. Тот был взбудоражен, словно пил не лучшее керторское вино, а настойку хвойника. Мокрые волосы облепили покрасневшее лицо, глаза лихорадочно блестели, и дышал он тяжело, словно и впрямь задыхался в духоте, несмотря на настежь раскрытое окно, откуда тянуло холодом. Так напился? Да нет, глупости, Далорн мог выпить и втрое больше, не теряя контроля над собой; были времена, когда Фиор мог это увидеть воочию.

— Эмиль, у тебя жар, наверное. Иди в постель, я пришлю лекаря.

— Да здоров я… — отмахнулся приятель. — Просто тошно мне.

— Эмиль… Я никогда не спрашивал, кому ты служишь, что делаешь. Но мне кажется, у тебя какая-то беда.

— У меня? — развернулся Далорн. — У меня?! Фьоре, мир не ограничивается Энором, ты еще помнишь об этом? Ты еще помнишь, из скольких земель состоит Собрана? Ты еще помнишь их имена?

— Эмиль!

— Прости. Я хотел выговориться хоть где-то, вот дурак… Ты не спрашивал, кому я служу — и не спрашивай, Фьоре. В этом нет для тебя тайны — ты же ревностный слуга короля. Вот и я его слуга, дружок. Ты да я, да мы с тобой, верные его величеству королю Ивеллиону. Фьоре, я завидую твоей слепоте!

— Я близорук, но вроде еще не слеп… — удивленно похлопал глазами Фиор.

— Да ну? Знаешь, я несколько дней назад имел честь… о, великую честь! — оказаться учителем принца Араона.

— И что? — два кувшина вина, хоть къельское и считалось легким, не слишком-то способствовали пониманию намеков.

— Фьоре, у тебя есть нож?

— Кинжал есть, — Ларэ обшарил комнату взглядом. — Где-то тут есть…

— Возьми его и разрежь себе кожу на предплечье.

— Зачем, о Сотворившие?!

— Ну, можешь и не резать. Как скоро у тебя свернется кровь?

— Сразу, — в который уже раз за вечер Фиор пожал плечами. — Так нужно резать, или так поверишь?

— Поверю. В твоем происхождении я не сомневаюсь.

— А в чьем сомневаешься? — окончательно замороченный Фиор потряс головой.

Эмиль спрыгнул с подоконника, прошелся по комнате, недобрым взглядом покосился на дверь, потом сорвал со спинки кресла камизолу, которую скинул, когда полез в окно, набросил прямо на мокрую рубаху. Темно-зеленая ткань, намного темнее обычного для вассалов Алларэ лиственно-зеленого цвета, мгновенно промокла, пошла пятнами на плечах. Далорн взял кувшин, задумчиво встряхнул его, потом опрокинул над кружкой и огорченно посмотрел на жалкие капли, стекавшие с носика.

— Еще вина? — спросил Фиор.

— К морскому змею в задницу вино… Скажи, Фьоре, нас может кто-то услышать?

— Нет, если ты не будешь кричать во всю глотку. Слуги слишком далеко. Можешь поверить, я хорошо слышу.

— Верю, — кивнул Эмиль. — Так вот… я уже говорил, что недавно имел великую честь оказаться учителем принца Араона. До того мы фехтовали. Я оцарапал ему руку, вот здесь, — приятель похлопал себя на ладонь выше запястья. Это было в самом начале. И, знаешь, кровь не свернулась до конца поединка, а я гонял его долго… И еще — он здорово запыхался под конец.

Фиор очень, очень долго соображал, что именно сказал ему Далорн.

— Принц еще молод… — развел он наконец руками. — Молод и не слишком здоров.

— Фьоре, — очень терпеливо сказал Эмиль. — Ты коленки в детстве разбивал?

— Ну да.

— И долго они у тебя кровоточили?

— Да нет…

— Фьоре, ты не хочешь меня понимать?

— Хочу. Но у меня не получается. Да что ты хочешь сказать-то?!

Эмиль еще раз прошелся по комнате, сорвал промокшую камизолу и швырнул ее к камину, потом потеребил на груди рубаху, но снимать не стал. Он отбил кончиками пальцев по краю стола какой-то модный мотивчик, посвистел, пощелкал по пузатому боку кувшина. Ларэ сквозь полусон следил за всей этой суетой, недоумевая, что случилось с Эмилем. Приятель всегда был спокоен, как мороженая рыба, или уж, по крайней мере, умел притворяться таковой. Сейчас же ему словно занозу в пятку загнали, если не уподобляться мещанам, вспоминающим в таких случаях шило и седалище. Неужто приучился в своей Оганде к какому-нибудь ядовитому снадобью?

— Фьоре, я сильно сомневаюсь, что Араон — сын своего отца.

Путь, на который, по прикидкам Саннио, должно было уйти не меньше полутора десятков дней, путешественники одолели за девять. На исходе девятого дня они достигли Убли, крупного портового города в герцогстве Алларэ. Отсюда уже рукой подать было до острова Грив, на котором располагался замок Гоэллон, летняя резиденция герцогов.

Город стоял на обрывистом скалистом берегу. Береговая линия была причудливо изрезана, и среди многих заливов нашлось место и для рыбацкого порта, и для торгового, а чуть дальше на восток стояли на рейде военные корабли Алларэ, скорее дань памяти прошлого, чем необходимости. Весь восточный берег Предельного океана, от северной до южной пустыни, давно и безраздельно принадлежал Собране.

Убли показался Саннио сборищем разномастных городков. Одни карабкались на скалы, другие прижимались к их подножью. Паутина дорог, и широких, и плохоньких, соединяла все эти части города. Кое-куда можно было добраться только пешком, и повсюду сновали дюжие носильщики. Некоторые дома нависали над обрывом так, что родившийся и выросший на равнинах южной части Эллоны и Сеории Саннио поминутно ежился. В вечерних сумерках казалось, что постройки ублийцев вот-вот обрушатся именно ему на голову.