— Я очень рад тому, что у меня появился еще один родственник, — с непроницаемым лицом изрек северянин. Саннио удивился: об этом герцог прилюдно не говорил; должно быть, Литто спросил Гоэллона наедине.
— Я тоже… — Новоиспеченный родственник в легкой панике поднялся из кресла. Одно дело — воспитывать и учить черноволосого тихоню, и совсем другое — разговаривать с ним на равных.
— Господин Гоэллон! — Саннио вздрогнул. Среди прочих почестей на него свалилось еще и это. Фамилия герцога. Вместо радости или гордости он пока чувствовал только неловкость. — Я хотел бы, чтобы вы знали. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
— Я?! — изумился без пяти минут наследник. — Это герцог…
— Я не хочу умалять своей благодарности герцогу Гоэллону, но, поверьте, я знаю, о чем говорю. Я очень благодарен вам и буду гордиться родством и знакомством с вами, — изрекло ледяное черноволосое создание. Саннио и так не верил своим ушам, но когда Литто продолжил, ему вообще показалось, что все это — сон. — И есть еще кое-что важное, что я должен вам сказать. Все, что вы сейчас услышали, я сказал бы вам, даже если не узнал бы о вашем происхождении и нашем родстве. Это не имеет ни малейшего значения.
— Барон Литто… — Надо было что-то сказать в ответ, но у Саннио язык присох к небу.
— Мне очень жаль, что я не смогу присутствовать на церемонии, но я хотел бы сделать вам подарок сейчас, — Альдинг протянул то, что держал в руке.
Саннио, не веря своим глазам, развернул тонкий платок. Охотничий кинжал он помнил еще со времен обитания на постоялом дворе в Сауре. Оружие, судя по блеску серебряной отделки, с тех пор побывало в руках ювелира; еще оно обзавелось новыми ножнами — черными с зеленым узором. Длинные чешуйчатые рыбы скользили по волнам.
— Увы, у меня слишком мало вещей, которые я могу назвать своими, — сказал Литто. — Это — одна из них.
— Я не могу принять этот подарок… — забирать у лишенного дома последнюю память? Это уж слишком…
— Господин Гоэллон, — очень казенным голосом спросил Альдинг. — Вы хотите меня оскорбить?
Саннио вскинул голову. Северянин смотрел на него в своей обычной манере, бесстрастно и чопорно — пожалуй, он здорово походил на первого министра, — вот только уголки губ кривились в усмешке. Словно юноше самому было смешно удерживать на лице подобную маску.
— Ни в коем случае, — ответил бывший секретарь. — Я… я очень вам благодарен!
Вместе с теплым и радостным чувством от неожиданного подарка на голову Саннио свалилась и забота об ответном. Пересчитав наличные и вспомнив цены в ювелирных лавках, он понял, что заказать нечто достойное и не сможет, и не успеет. Выписать ювелиру счет, который потом оплатит герцог? В принципе, так и следовало поступить. Только вот любая подобная вещь не будет правильной, настоящим подарком, да и время… оставалось только пять дней. Пришлось вновь обратиться к шкатулкам, ларцам и футлярам, хранившимся за тяжелой запертой дверью.
Может быть, это было неправильно, может быть, еще даже не принятый официально в род бывший сирота не имел права распоряжаться имуществом Гоэллонов… Саннио готов был претерпеть от дядюшки все, что угодно, хоть обвинение в воровстве и отправку в тюрьму, но найденное им кольцо должно было принадлежать Альдингу. Они предназначались друг другу — крупный изумруд в серебряной оправе, и молодой барон. Саннио первый раз видел, чтобы изумруд соединяли в одном изделии с серебром, обычно считалось, что драгоценному камню подобает золото, но, должно быть, кто-то из старых мастеров решил пренебречь обычаем. Саннио сначала решил, что это белое золото, но Кадоль сказал — серебро.
Ступенчатая огранка камня, тяжелая простая оправа, без обычной для столичных ювелиров россыпи мелких камней. Высеченные по ободку непонятные знаки. Странная, необычная вещь — и именно ее должен был получить в подарок Альдинг, Саннио это знал. Теперь настала очередь упираться для Литто; Саннио с наслаждением вернул ему вопрос про оскорбление, правда, выдержать до конца нужную позу и интонацию не вышло — губы расплывались в улыбке. Но, кажется, литский барон был удивлен сильнее, чем хотел показать.
— У вас, мой ненаглядный племянник, просто талант какой-то — выбирать правильные вещи, — констатировал герцог Гоэллон, обнаружив на руке воспитанника подарок Саннио.
— Простите?
— Разумеется, вы не знали историю этого перстня, тем не менее, вы вернули Литто ровно то, что должно принадлежать ему. При этом ухитрились опередить меня, но это простительно. А вот ваши способности уже вызывают у меня интерес…
— А что за история?
— История… какой своевременный вопрос, дорогой Саннио, — герцог глянул на часы, но, кажется, намекал вовсе не на близящееся время обеда. — Коротко говоря, этот перстень был получен в залог верности в военном союзе, когда король Аллион покорял земли алларов. Наши давние предки — князь эллонский и военный вождь литидов обменялись дарами, в том числе — знаками власти. Князь был одним из полководцев короля Аллиона и был отправлен заключить союз с северянами.
— Ой… — юноша потупился. Кажется, он размахнулся не по чину. Распоряжаться подобными реликвиями должен был бы герцог, а не… непонятно кто, если смотреть на вещи честно. Незаконный отпрыск брата… — Я…
— …дурак, — радостно подхватил герцог. — И бестолочь в придачу. Я уже один раз дал вам понять, что у вас нет возможности добраться до того, что вам нельзя трогать. Если вы не перестанете портить мне аппетит своим покаянным видом, я оторву вам голову. Хотя это тоже зрелище не из аппетитных… в общем, подите вон!
Саннио улыбнулся. Удивительная манера герцога в шутку грозить всеми мыслимыми и немыслимыми карами и формами убийства, а всерьез распекать тихо и без единого грубого слова его сначала озадачивала, а потом он привык. Если обещают утопить или придушить, значит, все хорошо. Если негромко спрашивают "что вы себе позволяете?", значит, пора срочно хвататься за голову, пока она еще на плечах.
Керо Къела уезжала последней, на следующий день после обоих юношей. Саннио и герцог верхом проводили карету до Бруленских, западных ворот. Девица отправлялась в далекое баронство в компании двух служанок — своей Марисы и недавно нанятой сеорийки, — и четырех гвардейцев из личной охраны герцога. Распрощавшись с провожаемой и конвоем, Гоэллон повернул коня в один из проулков и спешился у ближайшего кабака. Судя по вывеске, заведение чаще посещали купцы и ремесленники, но две бутылки относительно приличного вина для богато одетых гостей там нашлись. Свободный столик, как раз у окна — тоже. То ли он пустовал еще до прихода герцога, то ли его спешно освободили.
Гоэллон молча выпил почти всю бутылку, с улыбкой разглядывая суету за окном — два приказчика выясняли, кто первый будет выезжать из ворот, ругались сразу три бродячих точильщика, одновременно нагрянувших в кабак, а вышибала пытался их унять, коли не получалось вытолкать. С наступлением весны столица ожила и теперь напоминала улей. Гудение голосов, суета, смех и ссоры, брань и приветствия… Саннио уже не чувствовал себя здесь чужим. Только все чаще шли мурашки по коже от звучавшего в доброй половине разговоров слова "война".
— По крайней мере, от нашествия женихов мы избавлены, — вдруг сказал герцог.
— Что вы имеете в виду?
— Нашу дорогую воспитанницу, — развел руками Гоэллон, — кого ж еще? Саннио, вы не перестаете меня изумлять. То вы на диво наблюдательны, то не замечаете творящегося под самым носом. Я предполагал, что общение юной девицы с Литто происходит с вашего молчаливого согласия…
— Какое общение? — Саннио удивился, потом вспомнил, как пару раз выгонял обоих из полутемной гостиной на втором этаже. Для подготовки уроков свечей было маловато. — Они вроде бы ничего такого не делали…
— Именно, но наш северный барон решил, что пара поцелуев обязывает его жениться на девице, честь которой… ну и все прочее. Вообще презабавнейшая ситуация: девица Къела вызывает матримониальные устремления едва ли не у каждого. А вот сама она ничего подобного не желает, категорически, — герцог устало покачал головой и провел тыльной стороной руки по лбу. — Это упрямство мне не удалось переломить.