— Я прошу тебя стать моей женой… ты же хочешь стать шлюхой.

В его словах было отвращение, горечь и еще что-то. Что — она не поняла.

Вейн долго смотрел на нее, а потом с таким видом, будто ничего не произошло, отвесил ей элегантный поклон:

— Молю принять мои извинения за любые неудобства, которые, вероятно, принесло вам мое предложение. — Только, ледяной тон выдавал бурлившие в нем чувства. — Так как говорить больше не о чем, я желаю вам спокойной ночи.

Еще раз грациозно поклонившись, Вейн направился к двери и, даже не оглянувшись, вышел.

Пейшенс долго не двигалась с места и смотрела на дверь, не решаясь о чем-либо думать. Внезапно ей стало холодно, и она поежилась. Обхватив себя руками, она неторопливо обошла зимний сад.

Она с трудом сдерживала слезы. Хотя с чего ей плакать? Она сделала то, что должно. Все только к лучшему, упорно повторяла она себе. Оцепенение, охватившее ее, со временем пройдет.

А то, что ей больше никогда не испытать того серебристо-золотого восторга, радости от того, что даришь свою любовь, не имеет значения.

Вейн уже пересек почти половину соседнего графства, когда пришел в себя. Серые уверенной рысью бежали по залитой лунным светом дороге, легко преодолевая одну милю за другой и постепенно приближаясь к Бедфорду, когда на него, как на святого Павла, снизошло озарение.

Возможно, мисс Пейшенс Деббингтон не лгала, но она и не сказала всей правды!

Ругаясь на чем свет стоит, он перевел лошадей на шаг и задумался, впервые после того, как покинул зимний сад.

Оставив Пейшенс, он опрометью выбежал из дома. Беспокойно ходил взад-вперед вдоль живой изгороди и чертыхался. Однако от этого легче ему не стало. Впервые в жизни ему пришлось столкнуться с подобным: Пейшенс нанесла удар в очень ранимые места, о существовании которых он и не подозревал. И при этом даже не прикоснулась к нему! Не в силах справиться с кипящими в нем эмоциями, Вейн решил, что стратегическое отступление — это единственная возможность сохранить хотя бы часть завоеваний.

Он отправился к Минни. Зная, что у нее чуткий сон, поскребся в дверь и услышал тихое «Войдите!». Темноту разрушало пятно лунного света. Минни собралась зажечь свечу, но он остановил ее, так как не хотел, чтобы она по лицу догадалась о его состоянии. И тем более по глазам. Она выслушала его: он сказал, что вспомнил о срочной встрече в Лондоне, и заверил, что обязательно вернется назад, чтобы разобраться с Фантомом и вором. Через несколько дней. После того как решит, что делать с ее племянницей, которая не желает выходить за него замуж, — эти слова едва не сорвались у него с языка.

Минни, да благословит Господь ее доброе сердце, естественно, отпустила его. И он уехал сразу же, разбудив Мастерса, чтобы тот запер за ним дверь, и, конечно, Дагтана, который в настоящий момент сидел позади него.

И вот сейчас, в темной ночи, при холодном свете луны, под стук копыт, взрывавший давящее на уши безмолвие, — сейчас к нему вернулась способность рассуждать здраво.

Что-то тут не сходится. Вейн твердо верил в то, что дважды два — четыре, В случае же с Пейшенс получалось пятьдесят три.

Как, спрашивал он себя, женщина, дама благородных кровей и строгого воспитания, могла валяться с ним на сеновале, и это после того, как с первой же минуты их знакомства заподозрила его в развращении ее брата?

Что же побудило ее на столь рискованный шаг?

Будь на ее месте другая, ответить можно было бы — глупость. Но Пейшенс не из таких. Ей хватило отваги, непоколебимой решимости пресечь все его попытки защитить ее брата.

А потом хватило смелости извиниться.

Она никогда прежде не была в интимных отношениях с мужчиной, даже никогда не целовалась по-настоящему. Она стойко хранила свою девственность и отдалась только ему.

В двадцать шесть лет.

И она надеется, что он поверит…

Чертыхнувшись, Вейн натянул вожжи. Лошади замедлили бег, и он начал разворачивать кабриолет, приготовившись к неизбежным комментариям Даггана. Но напряженное молчание грума было гораздо красноречивее слов.

Пробормотав еще одно ругательство — насчет собственного темперамента и женщины, которая по непонятной причине подтолкнула его к необдуманным действиям, — Вейн пустил лошадей шагом в сторону Беллами-Холла.

Всматриваясь в ночной пейзаж, Вейн анализировал все, что Пейшенс говорила в зимнем саду и до того рокового свидания. Вспомнив каждое слово, он ощутил желание схватить ее, перекинуть через колено и отшлепать, потом хорошенько потрясти и заняться с ней любовью. Как она посмела выставить себя в таком свете?!

Вейн поклялся себе в том, что доберется до сути. Без сомнения, за всем этим что-то кроется. Пейшенс мыслит здраво, она разумна, даже слишком разумна для женщины. Ей чужды женские интриги, жеманство. Конечно же, есть какая-то причина, и Пейшенс сделала все, чтобы он ее не понял. Почему-то для нее это очень важно.

Он должен убедить ее открыться ему. Обдумав все возможные варианты, Вейн решил, что она, вероятно, придерживается неких странных, если не сказать фантастических, взглядов. С какой стороны ни посмотреть, все равно трудно найти обоснованный повод для отказа от замужества. И с его точки зрения, и с точки зрения того, кто блюдет ее интересы, и с точки зрения его семьи, и с ее точки зрения, и с точки зрения света она идеальная партия и как нельзя лучше подходит на роль его жены.

От него же требуется лишь убедить ее в этом. Выяснить, что препятствует ей выйти за него, и преодолеть этот барьер. Но для этого ему придется сломить ее яростное сопротивление.

Когда впереди показались крыши Нортхемптона, Вейн мрачно усмехнулся. Ему всегда нравилось решать сложные задачи.

Два часа спустя он стоял на лужайке перед домом и, глядя на темное окно комнаты Пейшенс, напоминал себе об этой особенности своего характера.

Был час ночи. Дом был погружен во мрак. Дагган решил переночевать в конюшне. Но Вейна такой вариант не устраивал. Чтоб ему провалиться, но он будет спать в доме! Он тщательно проверил все запоры и понял, что единственный способ проникнуть внутрь — постучать в дверь молотком. Но тогда он разбудит не только Мастерса, но и всех обитателей Беллами-Холла.

Он хмуро разглядывал окно на третьем этаже, увитое старым плющом. В конце концов, она сама виновата в том, что он оказался здесь.

К тому моменту, когда он преодолел половину расстояния до окна, запас его ругательств истощился. К счастью, основной, очень толстый стебель плюща проходил рядом с окном. Вейн добрался до каменного карниза и только тогда сообразил, что не знает, чутко ли она спит. Как надо стучать в окно — громко или тихо? И как сделать так, чтобы не разбудить Минни и Тиммз, чьи комнаты расположены в том же крыле?

К счастью, ему не понадобилось искать ответы на эти вопросы. Добравшись до подоконника, он увидел серую тень за стеклом. Тень встала и потянулась к щеколде. Послышалось тихое царапанье, и окно приоткрылось; Мист толкнула створку головой и выглянула.

— Мяу!

Вознеся благодарственную молитву кошачьему богу, Вейн распахнул окно пошире, зацепился рукой за подоконник и пере-кинул ногу. Остальное было делом легким.

Наклонившись, он погладил Мист и почесал ей между ушами. Кошка довольно заурчала, затем, подняв хвост трубой, направилась к камину. Вейн выпрямился и услышал шуршание со стороны огромной кровати с балдахином. Он начал стряхивать с одежды листья и пыль, и вдруг из тени появилась Пейшенс. Ее волосы рассыпались по плечам золотистым покрывалом. Из-под шали виднелась ночная сорочка.

Ее глаза расширились от изумления.

— Что ты тут делаешь?

Вейн залюбовался очертаниями ее бедер, стройность которых подчеркивала льющаяся ткань сорочки, затем медленно поднял глаза.

— Я пришел, чтобы принять твое предложение.

Если он сомневался в том, что правильно понимает характер Пейшенс, то все сомнения исчезли, когда он увидел, как изменилось ее лицо.