— Починю как-нибудь,— говорит Насыр.— Идите веселитесь, здоровы будьте и не беспокойтесь.

Гончары видят, что толку от их разговора нет, и ушли. Наконец подходит и сороковой день. Опять пошли гончары в хижину Насыра. А он спит.

— Эй, Плешивый,— рассердились гончары,— ты все еще пиалу не починил. Вставай сейчас же, берись за работу!

— Э, мастера, хватит вам напоминать мне, как-нибудь починю,— ответил Насыр.

Поднялся он, постелил гончарам коврик, пригласил садиться. Уселись гончары на коврик, Насыр им говорит:

— Так, значит, надо вам об этом деле подумать. Вы мастера, а я только ученик.

От этих слов у гончаров только сердце екнуло, Насыр такую речь повел:

— Если сами мастера не могут работу сделать, что же сумеет ученик? В тот день я стоял перед шахом и думал: погубит он вас всех. Жалко мне вас стало. Уж если приходится людям зря помирать, так пусть они хоть перед смертью поживут, повеселятся, сытно поедят, а тогда уж умирают. Вот богатство все между вами и поделил. Ну, а теперь зачем вы ко мне пришли? Чего вы еще от меня хотите? Я ж какой был, такой и остался.

Гончары подумали: «Ничего теперь не поделаешь: в тот раз уцелели, на этот раз погибать придется»,— и разошлись по домом. А Насыр лег спать.

В полночь он вспомнил про пиалу, ледяной водой умылся и подумал: «Сколько из-за этой разбитой пиалы людей головы сложили. Что же это будет, если я пиалы не сделаю?» И с таким жаром взялся он за работу, что не успел оглянуться, как изготовил новую пиалу не хуже той, что была у шаха. Поглядел на нее Насыр, и она ему не понравилась. Бросил он ее на пол, и разбилась она на мелкие кусочки. Сделал Насыр тотчас же другую пиалу, но и она ему не понравилась. Он и ее разбил. Изготовил он третью пиалу. Такая вышла она красивая, что в сравнении с ней прежняя шахская пиала была все равно что глиняная миска.

По бокам у новой пиалы были изумительные цветы, а внутри отражались все предметы, разными красками переливались. И еще было у нее такое свойство: посмотришь на нее с правой стороны — как будто у тебя в руке не одна пиала, а семь; посмотришь с левой стороны — опять только одна пиала видна. Подержал Насыр пиалу перед глазами и сказал сам себе: «Да, вот теперь такая пиала получилась, как я хотел». Завернул ее осторожно в кисею и лег спать.

Наступило утро. Приехали в кишлак шахские слуги и прямо к Плешивому в дверь стучатся. Насыр встал с постели и впустил их к себе.

— Ну что, Плешивый, починил?— спросили слуги.

— Починил,— ответил Насыр.

Шахские слуги отвезли его в Коканд, во дворец. Шах сразу же увидел, что Насыр идет веселый, и решил про себя: «Значит, починил пиалу»,— и обрадовался.

— Ну что, Плешивый,— спросил он,— починил?

— Починил!

— Давай сюда пиалу, показывай!

Насыр передал завернутую в кисею пиалу прямо шаху в руки. Когда он раскрывал пиалу, задел ее ногтем. Пиала зазвенела, звон ее разнесся по всему дворцу.

Все приближенные сразу заговорили в изумлении: «Никогда такого приятного звона не слышали!»

Посмотрел шах на пиалу и от радости долго даже ничего и сказать не мог. Наконец спросил он у своего визиря:

— Что же мы теперь Плешивому дадим?

— Ничего ему давать не нужно,— ответил визирь.

— Как так?— удивился шах.— Плешивый починил пиалу лучше, чем я того желал. Надо ему что-нибудь подарить.

— Нет,— твердил свое визирь,— ничего этот Плешивый не делал.

— Как так не делал? Откуда же пиала взялась?

— А вот откуда. Таких пиал было две. Одна у вас была и разбилась, а другую давно еще украл вор. Долго его поймать не могли, а теперь поймаем. Вот этот Плешивый и есть вор. Вместо того, чтобы чинить вашу пиалу, он привез вам украденную. Палачей ему надо, а не подарки.

— Правильно говоришь,— согласился шах.— Ну, я же ему покажу! — И объявил своим приближенным: — Драгоценных таких пиал во всем свете было только две. Одну из них давно украли, а другую разбили слуги. Долго мы вора не могли найти, а теперь он сам попался. Вот она, та пиала, которую у меня украли! А вот этот вор!— и шах указал на Плешивого.

Позвали палачей, схватили они Насыра, руки-ноги ему связали и повели его на казнь. Насыр закричал:

— Эй, милостивый шах, справедливый шах, одна у меня просьба есть!

— Какая там просьба,— разозлился шах.— Какая еще может быть у вора просьба?

— Прошу меня выслушать, а потом можете казнить.

— Ну ладно. Говори свою просьбу, только скорей, а то время идет.

— Просьба у меня такая,— сказал Насыр,— прикажите, пусть мне руки развяжут. Никуда я не убегу, мне только вам несколько слов сказать надо. Скажу их, и тогда прикажете меня казнить. Когда казните, ничего уж просить не буду.

Дал шах приказ, развязали Насыру руки.

— Эй, милостивый шах, справедливый султан,— попросил Насыр.— Дайте мне еще раз перед смертью эту пиалу в руках подержать. Ничего больше просить не буду.

Дал шах пиалу в руки Плешивому. Взял ее Насыр и сказал:

— Ну, господин! Так, значит, эта пиала ваша?

— Ах ты, злодей!— закричал шах.— А то чья же еще. Конечно, моя.

— А у вас сколько было таких пиал? — спрашивает опять Насыр.

— Две,— ответил шах.

— Одну украли, а другая разбилась, так, что ли? -спрашивает дальше Насыр.

— Ну да!—крикнул птах.— Эй, палачи, берите его.

— Только правду говорите, — настаивал Насыр.

— Я тебе правду говорю. Чего тебе надо?

— А то, что ваша правда оказывается неправдой.

— Эй ты, вор, еще смеешь меня учить. Сказано тебе, было только две таких пиалы.

Тогда Насыр сказал:

— Эй, все, кто есть, слушайте! Шах сказал, что у него было две пиалы. Одну пиалу украли, а другая разбилась.

Все кругом закричали:

— Послушайте его! Что он там говорит?

А Насыр повернул пиалу направо — вместо одной пиалы стало семь. И шах, и визирь, и все люди, которые кругом стояли, поразились. Тогда Насыр спокойно обратился к шаху:

— Ну, милостивый шах, вот ваша разбитая пиала, возьмите ее себе. А это вот украденная пиала — отдайте ее вашему визирю, а эту дайте вашей жене, а вот эту дочери, а эти две жене и дочери визиря, ну а там еще одна остается — отдайте ее сестре. Теперь видно, что у вас, шах, не голова, а незрелая тыква.

Сказал так Насыр и поставил перед шахом в ряд все семь пиал. Увидев их, шах готов был сквозь землю провалиться, щеки у него покраснели, как раскаленный котел. Люди кругом тихонько в рукав смеялись. Только и слышно: «Ках! Ках!» А шах стоял неподвижно и с места сдвинуться не мог. Наконец пришел он в себя и со злости, не долго думая, приказал отрубить визирю голову. Потом дал Насыру парчовых халатов, всяких дорогих вещей и отпустил домой.

Вернулся Насыр в свой кишлак и раздал все эти дорогие вещи сорока гончарам.

Перевод А. Мордвилко

Встарые времена жил шах. Был у него один-единственный сын по имени Бахрам. Умный был сын, способный, с молодых лет обучался он и кузнечному делу, и столярному, и портняжному, и парикмахерскому.

Шестьдесят девять разных ремесел знал он. А в искусстве ткать ковры он даже перегнал своего учителя Шерзода.

Бахрам такие ковры ткал, что если бы собрали подати со всей страны, и то один его ковер дороже стоил. Красотой своей его ковры хвост павлина превосходили и так переливались красками, что само солнце их красоте завидовало.

А шах возмущался, что его сын такими низкими делами занимается.

Однажды разозлился шах и говорит:

— Не надо мне такого сына ни на том свете, ни на этом. Пусть убирается вон из моего города, не то Голову ему снесу.

Бахрам заготовил себе все, что нужно для далекого путешествия, попрощался с любимой матерью, с друзьями-приятелями и отправился в путь-дорогу.

Ехал он по степям и по пустыням, долго ехал, много проехал. Птицу убьет — покушает, землю пороет — воды напьется.

Встала на пути Бахрама высокая гора. Взобрался он на ту гору, спустился в долину и видит — на востоке луна светит, как обычно, а на западе тоже луна взошла. Удивился Бахрам и поехал на запад. Днем отдыхает, а ночью, чуть луна взойдет, путь продолжает...