Они поднялись с постели гораздо позже, чем было запланировано накануне, и Ксения смеялась по этому поводу:

— Вот что получается, когда люди начинают совмещать работу с личной жизнью!

— Зато такое совмещение очень вдохновляет, — заявил Леонид.

— Не спорю. — Она разлила чай по стаканам и уселась за стол напротив Леонида.

Он прикоснулся ладонью к ее лицу, отодвинул ей за ухо каштановую прядь и с улыбкой заметил:

— Вот сегодня глаза твои засверкали, их уже не назовешь осенними.

Она и сама это знала. Словно пробудившиеся от многолетней спячки, нахлынули чувства, о которых Ксения давно уже и думать не смела, считая, что ей этого просто не дано, что так уж расположились звезды, определившие ее судьбу.

— Теперь рассказывай, какое у меня на сегодня задание, — сказала она почти весело.

Он наморщил лоб, стараясь сосредоточиться, и после небольшой паузы ответил:

— Ну, во-первых, покрутиться возле «Феникса» и под любым предлогом увидеть костюмершу Валентину, чтобы знать ее в лицо и потом показать мне. А вечером пойти на встречу с Алексеем. Если, конечно, Виктор уговорит его с тобой побеседовать.

— Но в качестве кого я к нему подойду? Опять журналистка, собирающая материал для статьи о Марине Потоцкой?

— Да, это самая безобидная зацепка. Кстати, в беседе вспомнишь, как бы между прочим, сплетню Щучинского о том, что Марина имела контакты с чеченской мафией в Москве. Интересно, как Алексей отреагирует.

— Какое нелепое сочетание: Марина Потоцкая, сама Княжна, — и мафия! — горько усмехнулась Ксения. — Как все изменилось в нашей жизни!.. Когда Марина впервые появилась на экране, у нас в стране и слова-то такого не было — мафия. Ну, разве что в сочетании «сицилийская», А что касается чеченцев, так они мне представлялись этаким добродушно-лубочным народом из веселой старой песенки, которую, помню, напевала бабушка:

Базар большой, а чечен много,

Русска барышня идет, дайте ей дорогу!

Так странно бывает, когда на глазах меняется то, что казалось незыблемым… Остаются атрибуты прежней жизни, фильмы, книги, барельефы разные, память, наконец, а жизни той уже нет. Я не говорю, что она была хорошей, но иной, и многие к ней привыкли. Ведь в прежней системе воспитания, или даже глубже — в славянском менталитете — всегда культивировалась духовность, «жалельность», даже где-то слабость. Может, в этом было и лицемерие, потому что люди, которые воспевали такие ценности, часто их не придерживались. Но воспитательная система срабатывала. Теперь же в моде — жесткость, сила, прагматизм, универсальность. Помню, в детстве, читая «Лунную долину» Джека Лондона, я думала: боже, какие же деловые, предприимчивые, универсальные эти американцы! Все умеют делать, все успевают. Аж страшно, как говорится. Хотя герои Джека Лондона — просто дети перед некоторыми современными. Раньше у нас подобный тип человека не поощрялся. Потому в нашем поколении многие и не научились быть такими. Некоторые умеют. А остальные притворяются сильными, ведь стыдно нынче быть слабым. Этому учат с телеэкранов деловые люди и феминистки, об этом — все американские фильмы, да и русские «про бандитов». Вот и получается: с одной стороны — нехватка силы, энергии, знаний, а с другой — нежелание обнаружить свою слабость, стремление «держать фасон». Отсюда — стресс, явный и скрытый, депрессия и прочие прелести. Уж мне-то, как врачу, это хорошо известно.

— Да ты, как я погляжу, не столько врач, сколько психолог и социолог, — улыбнулся Леонид. — Может, я еще буду просить тебя перейти на работу в «Стан». Не смотри так скептически, я не шучу. И не сокрушайся о том, чего все равно не можешь изменить. Лучше подумай, что, если бы не настали эти сумасшедшие новые времена, то мы с тобой, может, и не нашли бы друг друга.

Слова Леонида согревали Ксению целый день, помогая смягчить многие неприятные впечатления.

Алексей Голенищев согласился с ней побеседовать, но домой к себе не пригласил, назначил встречу на нейтральной территории — в небольшом кафе, что располагалось возле дома, в котором жила и погибла Марина. Алексею квартира матери досталась по наследству, и он останавливался в ней, когда приезжал в Москву.

Высокий молодой красавец, похожий одновременно и на Марину, и на Виктора, окинул Ксению надменным взглядом и сказал, лениво растягивая слова:

— Я согласился с вами встретиться, но учтите: времени у меня в обрез.

Она усмехнулась про себя и подумала: ну, а чего же еще могла ожидать провинциальная журналистка, никому не известная, немолодая, скромно одетая? Пусть скажет спасибо, что такой шикарный джентльмен вообще согласился уделить ей время. Наверное, Виктор каким-то образом его убедил.

И все-таки в глубине души Ксения ощутила холодок разочарования: сын Марины Потоцкой представлялся ей несколько другим, во всяком случае, не столь высокомерным.

Ксения сказала ему о себе все то, что уже говорила Чубаровой, и так же покрутила перед ним журналистским удостоверением. Алексей скользнул по собеседнице небрежным взглядом и заявил:

— Значит так. Ударяться в детские воспоминания я не буду. Это уже по вашей женской части — подбавить сиропчику. Если что-то конкретное интересует — спрашивайте.

Он положил ногу на ногу и закурил, пуская дым в сторону. «Хорошо, что хоть не мне в лицо», — мысленно усмехнулась Ксения и сказала:

— Я понимаю, что вы не любите журналистскую братию. Вам, как сыну знаменитых родителей, все эти беседы, интервью, наверное, до смерти надоели. Но я работаю не в какой-нибудь бульварной газетенке и за жареными фактами не гоняюсь. Мне хочется написать серьезное, добротное эссе о творчестве замечательной актрисы. Если хотите знать, я не меньше вашего презираю таких папарацци, как, например, Илья Щучинский. Помню, меня прямо взбесило, когда он написал, будто Марина Андреевна имела контакты с какой-то чеченской группировкой. У нас в Полтаве все так возмущались…

Ксения все-таки сумела войти в роль недалекой провинциалки: Алексей снова посмотрел на нее из-под презрительно опущенных век и сказал:

— Значит, Илья достиг своей цели. Главное — быть на слуху. Чтобы все повторяли: «Знаете, какую ерунду написал этот подлец Щучинский? Представляете, он пишет то-то и то-то». А надо не возмущаться, а игнорировать.

— Да мы ему не поверили ни на минуту, — горячо принялась убеждать Ксения. — Ни я, ни мои коллеги. Кому бы пришло в голову даже допустить,

будто Марина Потоцкая знакома с мафиозными кавказцами? Ваша мама всегда ассоциировалась у нас с образом возвышенной, благородной женщины, настоящей леди…

— Ну, это ей даже мешало в жизни, — слегка поморщился Алексей. — Наша суровая действительность такова, что надо порой и руки вымазать, и выразиться покрепче, и заключить сделку с не очень, мягко говоря, приятными людьми. А моей матушке этого не позволяла ее дворянская брезгливость.

— Но вы ведь, Алексей, тоже, получается, дворянин, — заметила Ксения.

— К счастью, я человек другого поколения, — ответил он с металлическими нотками в голосе. — А вот поколение моих родителей заражено комплексом показного приличия, привитого в 60–70 годы. Некоторые, правда, от этого комплекса освободились, но не моя матушка. Она признавала только чистое искусство и знать не хотела грязную подоплеку шоу-бизнеса. Потому-то ее и смогли отодвинуть в сторону такие оборотистые тети, как, скажем, Эльвира Бушуева.

— А вам разве не нравится, что ваша мама была такой? — удивилась Ксения.

— Вопрос не в том, нравится ли это мне, — нехотя возразил Алексей. — Тут главное, что ей самой ее непрактичность мешала как в работе, так и в личной жизни.