Толстуха масляным взором обшарила приобретенного любовника и, по-видимому, осталась вполне довольна. Она повернула ключ в дверях и направилась к койке, проворно расстегивая на ходу пуговицы пляжного халата. Огромные белые мячи грудей пружинисто застучали по загорелому мерзкому пузу. Аркаша хотел было сказать, что раздеваться вовсе не обязательно, но не смог — ему стало тошно: «Эх, сейчас бы стакан водки!» — с тоской подумалось ему. А клиентка в одних трусах уже разлеглась на Аркашиной койке, отчего жалобно запищали все пружины, и бесстыже раскинула ноги, сплошь усеянные противными фиолетовыми узлами.

«И на эту поганую глыбу я должен лезть?!» — с омерзением подумал Аркаша, опасливо, как приговоренный смертник, приближаясь к собственной кровати. И тут ему в нос ударила смесь запахов лошадиного пота, который обычно исходит от тучных людей, и самой банальной менструации. У Аркаши закружилась голова, тошнотный ком застрял в горле, перехватив дыхание, колени подогнулись и уперлись в край койки.

— Вот это ты правильно, — похвалила его туша, — у меня, знаешь, сегодня как раз гости пришли, ко мне туда нельзя. Помассируешь пальчиком мой клиторок.

И она не церемонясь одну его руку положила себе на грудь, просунув между пальцами свой крупный пупырчатый сосок, вторую направила себе в трусы и подвела к нужному месту. Зажмурила глаза, как жирная сытая кошка, и проурчала:

— Начинай, лапка, но не быстро — я спешки не терплю.

Аркаша приступил к делу, «Хрюшка» блаженно запыхтела и, ловко стянув с него трусы, ухватила в кулак его член и стала водить им по второй своей дойке. Пыхтение ее перешло в стон, она повернула лицо к Аркаше и пухлыми напомаженными губами поглотила головку его члена, причмокивая, как грудной ребенок при кормлении. У Аркаши создалось впечатление, будто у него высасывают спинной мозг. К тому же от «массажа» начали уставать руки, а зубной мост клиентки больно царапал нежную плоть полового органа.

«Конец света! — подумал он, морщась от зудящей боли. — Впилась, сволочь, как в собственность, скоро в мочало превратит. Видела бы меня моя мама, вмиг бы в жмурик сыграла…»

К счастью, вскоре все закончилось: туша заерзала задом, мелко затряслась в экстазе и, вонзив когти в ягодицы Аркаши, затихла. Аркаша от резкой боли чуть не подпрыгнул до самого потолка, у него потек «спинной мозг». Сделав несколько глотательный движений ртом, «Хрюша», наконец, отпустила своего ублажителя. Аркаше было мерзко и пакостно, словно он прошелся босиком по свежему говну. Его аж передернула, и он сразу же бросился в ванную, смыть под струями воды все следы и позор сексуальной экзекуции. Он открыл только красный кран: поток горячей воды свинцово лупил по его телу, но он, казалось, не ощущал ничего, тело было будто чужим, бесчувственным, незнакомым…

Когда он вышел, его недавняя партнерша, придав себе облик добропорядочной матроны, уже стояла у дверей. На лице ее уже не было прежней истомы, а только сытая наглость и махровый цинизм.

— Ну, что ж, ты мне нравишься, так что я тебя фрахтую, — безапелляционно объявила она. — Сегодня, идем в ресторан, заеду за тобой к девяти. Будь готов.

И с этими словами хозяйка потрясающего бюста растворилась в дверном проеме с прытью, не свойственной ей комплекции.

«Всегда готов… — обреченно подумал Аркаша и, бухнувшись в койку, тупо уставился в потолок. — Вот тебе и Сочи, город-сказка, за пайку харят и фамилию не спрашивают, да какую там фамилию, именем даже не поинтересовались. Используют как биоробота — и все дела».

Да, зря он завидовал проституткам — чтобы заработать по-крупному на этом поприще, передок должен работать на износ, а если будут попадаться такие клиентки — через неделю импотентом стать можно. И вообще, после подобных контактов может развиться стойкая неприязнь к женщинам как таковым.

Он так и провалялся в койке, пока часовая стрелка наконец-то не подползла к цифре два. Поднявшись, он без всякого энтузиазма побрел в сквер на встречу с Маркизой. Та уже поджидала его в тенечке условленной аллеи. Аркаша плюхнулся рядом на ажурную скамейку. Маркиза открыла сумочку и протянула ему три пятерки:

— Получи, заслужил. Вами довольны.

Аркаша брезгливо сморщился и попросил:

— А вы не могли бы подыскать что-нибудь помоложе и поприятней. Наверняка в вашей картотеке есть варианты позаманчивей.

— Да что вы говорите?! — Маркиза пронзила его испепеляющим взглядом. — Ты, котик, совсем перегрелся: полагаешь, что восемнадцатилетние девочки с длинными ногами и осиными талиями будут барахтаться с тобой в койке и еще деньги тебе за это платить? На Украине по такому поводу говорят: «зовсим з глузду зъихав»! Я нашла тебе шикарный экземпляр: заведующая мясным магазином в приличном городе, тридцать лет замужем, муж — старый козел, импотент, но при чинах и портфеле. Дама голодна, сексапильна и к тому же жутко богата. Ей четыре дня отпуска осталось, только четыре, так что простаивать не будешь, покатаешься эти денечки как сыр в масле, а дальше что?

Аркаша неопределенно пожал плечами.

— А знаешь, есть хороший способ поправить свои дела, — вкрадчиво сказала Маркиза и, вынув из сумочки маленькую таблетку в прозрачной упаковке, протянула Аркаше. — Штучка импортная, срабатывает безотказно. Пока порезвитесь вволю, а за сутки до ее отъезда положишь своей возлюбленной в водку или шампанское, я уж не знаю, что вы там будете пить…

— Ты что, обалдела? — инстинктивно отпрянул от нее Аркаша. — Мне еще свобода не надоела…

— Струсил? Штанишки еще сухие? — язвительным тоном спросила Маркиза. — А делов-то на копейку, бросишь в бокальчик, выпьет и отключится до утра. Дальше совсем просто: впускаешь меня и я тебе помогу разобраться, что к чему. Получишь полтыщи и риску никакого.

— Это на словах все гладко, — продолжал сомневаться Аркаша, — а потом не успеешь очухаться, как звездочки в крупную клетку наблюдать придется.

— Чепуха! Никаких улик не будет, опьянела — и все! В милицию она не заявит, не дура, чтоб муж и дети узнали. Хоть она козла своего в грош не ставит, но развестись ни-ни… держится…

— Нет! — тяжело, со вздохом выдавил Аркаша. — Как хочешь Маркиза, но на такое не пойду.

— Я тебе за яйца не тащу, — она поглядела в зеркало, поправила губки. — Тряпка ты, все правильно… С тобой каши не сваришь. Да ладно. Я так понимаю, ты теперь из кабаков вылазить не будешь; задание несложное — попадется подходящий мужик, дай знать. Меня с двух до трех всегда здесь найдешь. И еще: ты у нас мальчик неопытный, чтоб никаких грузин, армян и прочих там… Лучше всего офицеры от майора до полковника…

— И чем это нам армяне с грузинами не угодили, — съехидничал Аркаша, — или у нас уже расовая дискриминация?

— Отнюдь, — Маркиза не приняла его шутливого тона. — Просто с кавказцами работать нужно тонко, тут нельзя ошибаться, так что этих я буду искать сама. Офицеры — совсем другое, у них можно забрать все, оставь лишь мундир и документы. Жаловаться не пойдут — пуще смерти боятся огласки. Не дай бог узнают жена, начальство — затеют служебное разбирательство на тему «моральный облик командира и о потере бдительности». Ну, а что старший офицер лучше просто лейтенанта, надеюсь, понимаешь сам. У лейтенанта взять нечего.

— Понятно, если что подвернется — услужу. — Аркаша встал со скамейки. — Схожу на море, искупнусь, потом похаваю. К вечеру надо быть в форме, а то эта фурия из меня быстро все соки выпьет.

— Ступай с богом, котик, и помни о моем предложении — передумаешь, дай знать…

Желтобрюхий «Икарус», сверх всяких пределов набитый народом, напоминал обожравшуюся гусеницу. Тяжело, но упорно он тащился в гору. Внизу, в огромном котле, в клейком, сгущенном воздухе томилась перегревшаяся, суетная Ялта, сверху простиралась горная гряда с плавным, будто кто-то прошелся ножницами, рельефом вершины, на которую полз, наступал цепкий, настырный лес. Но ни Боб, ни Мироныч видеть это, увы, не могли — сдавленные со всех сторон, безбожно спрессованные собратьями по несчастью — другими пассажирами, они смахивали на сиамских близнецов, запечатанных в консервную банку, — ни рукой, ни ногой не пошевелить! И это при удушающей жаре!