— Куда? — грустно промолвил Савмак. — Ойкумена велика, но до некоторых пор я и представить не мог, что мне на ней не окажется свободного места. С моря нас запер Диофант, а со степей — скифы, которые выдадут меня ему раньше, чем он попросит. Они хорошо помнят меч Диофанта и будут лезть из кожи, чтоб ему угодить.

— Что ж, значит завтра мы умрем или победим, — твердо сказал старик.

— Ты верен мне, спасибо и на том, — сказал царь с теплотой в голосе и стиснул локоть Улифаса, — но победы нам не добыть. У Диофанта настоящие воины, закаленные, выученные, а у нас кто? Мало иметь только отважные сердца, чтоб всерьез рассчитывать на успех, нужны умение, военная техника… А у нас-то и отважных наперечет: свободный раб — все равно раб, душу-то не переделаешь. Многие боятся Диофанта, как лягушки голодную змею. Ты ведь не знаешь: в Феодосии одни дрались до последнего дыхания, но другие сдавались на милость победителя без боя, не взмахнув мечом. Это они привели с собой Диофанту связанного Зеттара. Шкуры свои спасали. А победитель приказал порубить всех до единого и скормить бездомным псам.

— Собакам — собачья смерть! — старик в бессильном гневе сжал кулаки. — Крепись, Савмак, мы завтра умрем в бою свободными. Я иду точить свой клинок.

— Не спеши, — остановил его царь. — Они пришли не только за нашими жизнями, они уже их. Вот что им нужно!

Савмак указал на кованый квадратный сундук высотой по колено, стоявший у трона.

— Им нужна казна! Но они ее не получат. Улифас, возьми четверых людей без оружия и идите спрячьте казну. Сам возьми меч — некоторые теряют разум при виде огромного богатства. Заройте казну за городом, но так, чтоб не заметили ни лазутчики Диофанта, ни скифы. Я знаю их, они, как воронье, уже слетелись на наши поминки, только и ждут, что бы умыкнуть, чем бы поживиться. Итак, в темноте вы должны уйти и с темнотой успеть вернуться. Ты все понял?

Тот кивнул в ответ и быстро отобрал четверку из дворцовой прислуги, которая отправится с ним.

— Поторопись, Улифас, — напутствовал его царь. — Когда исполнишь приказ — доложи. Я всех вас буду ждать здесь.

Савмак отвернулся и не стал смотреть, как уносят казну, казну Боспорского царства. Когда те скрылись, он велел подать большой кувшин старого крепкого хереса, что и было тут же исполнено. «Доброе вино, Перисад в этом-то разбирался. Старик Улифас и его подручные такого наверняка и в глаза не видели. Что ж, пусть попробуют — они его заслужили. — Савмак из потайного места вынул небольшую шкатулку, в ней лежал толстый сочный белый корень, очень напоминающий корень сельдерея. — Хорошая для тебя земля была в царском парке, а ты уродился в осоке, у пруда. Вот уж не ожидал найти тебя в этом месте. Ведь не сажала тебя рука садовника. Или сам знаешь, что нужен царям. — Савмак тяжело вздохнул. — Скифы зовут тебя вех ядовитый, а ведь ты источаешь сладкий аромат. Греки называют тебя цикута, рекомендуют с вином в неторопливой беседе. — На глаза царя навернулись слезы, но он сумел подавить мгновенную слабость. — Не раскисать! На смерть надо идти, как на праздник: в конце концов я лишь хочу облегчить их участь. С хорошим человеком Сократ тоже выпил яд…»

Царь мечом надрезал корень в нескольких местах, из надрезов прямо в кувшин с вином стал капать обильный сок. Он сдавил корень сильней и яд, стекая по руке, полился в херес. Затем он, бросив корень туда же, тщательно вымыл руки и в ожидании Улифаса занялся другими делами — перед штурмом нужно было много успеть и времени на это почти не оставалось.

Когда доложили о возвращении старика и его помощников, Савмак принял их незамедлительно. У него все было готово — пять наполненных вином кубков в ряд серебрились на низком столике подле трона.

— Вы исполнили, что я велел?

— Да, царь свободных людей, — за всех ответил Улифас. — Не видела ни одна живая душа. Сейчас я подробно объясню тебе все и начертаю точный план. Мы оставили там хорошую примету, камень, который похож на…

— Не спеши! Успеешь рассказать, — Савмак обнял его за плечи. — А сейчас выпейте славного вина, старый херес чудесно восстанавливает силы, а скоро бой.

Он подвел всех пятерых к столику у трона. Изнуренные тяжелой работой и бессонной ночью, люди с жадностью осушили кубки. Царь взял кувшин и снова наполнил их:

— Пейте, воины, вдоволь, а мы с Улифасом пройдем на балкон.

Старик последовал за ним держа кубок в руке:

— Да, царь, я иду за тобой и все поведаю подробно. Подумай хорошенько, время есть, может ты и сумеешь выкупить наши жизни — казна велика, сокровища несметны…

— Нет, Улифас, жизни наши уже ничего не стоят, а за золото можно купить теперь разве что легкую смерть. И я решил не отдавать им золото, поэтому и не желаю знать, где оно зарыто.

— Так зачем ты позвал меня с собой? — удивился старик.

Савмак повернулся к нему и с теплотой в голосе ответил:

— Я люблю тебя как отца и хочу проститься с тобой. Скоро мы встретимся в царстве мертвых и я не хочу, чтобы ты держал на меня зло. Поверь, у нас не будет больше возможности проститься и простить друг друга.

— Царь мой, Савмак, — язык у старика уже стал заметно заплетаться. — Могу ли я обижаться на тебя? Я прожил долгую тяжелую жизнь. У меня была одна: надежда — сынок — мой свет, моя отрада, эти звери… эти звери затравили его насмерть. За эти… за месяцы, что я с тобой, я отдал бы всю жизнь. Это счастливейшие мои дни. Дни… Я отомстил им всем… и отомщу… еще… Я… я очень счастлив… Савмак… — Он неожиданно уронил кубок и схватился за грудь. — Что это… я сла… слабею. Дышать не… не… нечем!

Савмак обхватил его руками и не дал упасть.

— Савмак… я… я умираю, — задыхаясь выдавил старик. Вдруг его искаженное мукой лицо осветилось догадкой — он все понял. — Зачем… зачем ты это сделал?

— Потому, что люблю вас. Мне же придется трудней. Прощай!..

Раздался тяжелый хрип, и тело Улифаса обмякло в его руках. Савмак поднял труп, и, держа на вытянутых руках, вошел в зал. Там на полу лежало три тела. Последний, четвертый воин, стоял на коленях и, пытаясь удержаться, судорожно хватался за столик. Но и он был обречен: из угла рта у него по щеке текла густая кровавая пена, угасающий взор был отмечен печатью смерти. Савмак вышел из зала, прикрыв за собой двери, к нему подбежали люди из его охраны.

— Старик умер, похороните его в саду. Выполняйте!

Охрана без лишних расспросов с привычной расторопностью поспешила выполнить приказ своего повелителя. Через миг к нему подбежал запыхавшийся гонец из отряда, охранявшего порт.

— Царь, корабли направились в бухту, на окраинах враги запалили костры. Кажется, начался штурм, что делать?

— Что делать? — дерзко рассмеялся Савмак. — В бой! На смерть, как на праздник! — Он обнажил свой меч и добавил: — Уже ничего изменить нельзя… Пошли, свободный человек!..

Лагерь, за исключением Джексона, проснулся поздно. Куранты в Москве пробили уже двенадцать, когда Мироныч и Боб, заспанные и зачуханные, вылезли из палатки. И двигало ими не что иное, как жгучее желание справить нужду — если бы не это, они б еще долго не показались на свет божий. В Аркашиной палатке стояла мирная гробовая тишина. С полузакрытыми глазами, сделав дело, друзья с чувством облегчения прошлепали мимо Джексона, который сидел к ним спиной и даже не обернулся.

А Джексон курил на камне и задумчиво смотрел на море. Настроение шефа экспедиции было на удивление лирически-благодушным и даже приподнятым. Чутье и еще какое-то чувство подсказывали ему, что сокровища вот-вот попадут ему в руки, нужен лишь серьезный последний рывок, пара-другая стахановских вахт и золотой ключик, считай, в кармане! Но как раз на последний рывок силенок уже не оставалось, гвардия основательно вымоталась, да и Аркаша своим нытьем подрывал моральный дух и жажду трудовых дерзаний. Удавить бы его за это, ну да сам виноват — пожалел пса поганого в Ялте. Джексон докурил сигарету и встал. Решение было принято.