– Коля, мы спортсмены из Харькова, мотогонщики, двигатель обкатываем, вот и забрались в ваши края. Нам очень понравился ваш кофе, вы не продадите мне зёрен?
Коля тут же, словно он по десять раз на дню отвечал на точно такой же вопрос, слегка наклонившись, сказал:
– Сорок рублей пакет. Могу продать полтора пакета, это шесть килограмм будет. Вздохнув, он пояснил. Это настоящий бразильский кофе, я на базе взял, думал его пить будут, а его никто брать не хочет, говорят, что шестьдесят копеек за чашку слишком дорого, давай, говорят, тот, что раньше, по двадцать пять. В общем намаялся я с ним за год. Даже купил немецкую электрическую кофемолку, четыре джезвы, электроплитку с песочницей соорудил, а клиенты его в неделю всего раза три, четыре, заказывают, я даже Зинке втык сделал, когда она сначала заказала десять чашек кофе, а потом сказала, что мотоциклисты их во фляжки перелить хотят. Вот ведьма противная. Должна же видеть, что на твоём мотоцикле харьковские номера.
Посмотрев за стойку и увидев песочницу, рядом с которой стояли четыре алюминиевые джезвы, я мигом загорелся и широкой, доброжелательной улыбкой спросил:
– Коля, а хочешь я у тебя и кофеварку, и джезвы, и даже песочницу, только без песка, куплю? Парень открыл рот от удивления и воскликнул:
– Забирай! Недорого отдам, вместе с кофе за сто тридцать рублей. Поверь, тебе они в те же деньги встанут. Протягивая Коле двести пятьдесят рублей, я сказал:
– Хороших людей, Коля, грех грабить. Вот, возьми, чтобы не обидно было. Где ты так классно кофе варить научился? Коля улыбнулся в ответ и сказал:
– В Ереване, я там служил в штабе, поваром. Ну, и часто в город ходил. Там почти в каждом кафе так кофе варят. Слушай, а что это у тебя за мотоцикл такой? Вроде бы обыкновенный «Иж», а у двигателя звук, как у танка.
– Ну, тогда всё понятно! – Воскликнул я – Все ереванцы любители кофе. – После чего сказал о своём мотоцикле – Это пока что и есть обыкновенный «Иж», но я начал делать из него гоночный мотоцикл. Пока что форсировал движок, но через пару месяцев это будет настоящая гоночная машина.
Коля быстро выложил на прилавок целлофановый четырёхкилограммовый пакет настоящего бразильского кофе, взвесил на весах остаток во втором пакете, в нём было два с половиной кило кофе, и быстро сложил всё своё хозяйство в песочницу, которую ему пришлось даже остужать водой. Мы попрощались и я вышел из ресторана «Пролисок» довольный, как слон после бани. Блок «Мальборо» у меня был, а теперь я ещё и нашел отличный кофе со всеми нужными для его правильной варки приспособлениями, но самое главное, у меня теперь была ещё и немецкая электрическая кофемолка. Для того, чтобы уложить всё в багажный кофр, нам пришлось вытащить из него свёрток с нашей одеждой. Немного подумав, я вручил его Ирочке, сказав, что от него мы избавимся по дороге. Не смотря на то, что я выпил кофе, спать мне хотелось просто неимоверно, но я всё же доехал до Полтавы, там свернул к Днепру и, снова отъёхав подальше от города, нашел хорошее место для ночлега.
Не смотря на усталость мы всё равно не рухнули спать. Не та моя Ирочка девушка, чтобы раздевшись и улёгшись рядом с нею, я смог бы уснуть просто так. Зато в половине первого ночи мы проснулись бодрые и свежие, и сразу же полезли в Днепр купаться. Купанье и кое что ещё, что мы делали в воде, стряхнуло с нас последние остатки сна и мы, не одеваясь, поужинали при свете фары мотоцикла и в два часа ночи отправились в дальнейший путь. Рассвет мы встретили в дороге уже проехав Харьков и взяв курс на Славянск. Двигатель работа ровно и мощно, позволяя мне обгонять всё, что попадалось нам на пути к дому. Ирочка, немного подумав, нашла очень оригинальное решение, попросила набросить привязать её к спинке сиденья. У меня был с собой отцовский флотский ремень и я так и сделал, а моя королева вслед за этим сняла с себя китайские полукеды, очень красивые между прочим, Галочка обеспечила кедами и полукедами всю нашу семью лет на десять, я купил по три пары каждому, носочки, откинусь спиной на заднее сидень, обхватила меня ножками и дальше поехала так, время от времени раскидывая руки и громко крича:
– Боренька, любимый мой, я лечу! Я птица!
У моего «Ижа» имелось ветровое стекло и лобовой обтекатель, а на головах у нас были отличные спортивные шлемы с пластиковыми забралами, так что встречный поток воздуха не бил меня с силой в грудь, а Ирочка сзади меня так и вовсе чувствовала себя теперь гораздо комфортнее и к тому же сидела спокойно и ровно, не нарушая центровки. Поэтому я мог изредка позволить себе удовольствие погладить её по бёдрам. Мы глотали километры, как газировку, лишь время от времени останавливаясь на автозаправках, чтобы долить в бак бензина, поесть киевских с жареной картошкой и запить их чёрным кофе, а потому к девяти часам вечера, в воскресенье, доехали до дома, где нас ждал самый настоящий сюрприз. Во всех наших новых комнатах были побелены потолки, наклеены обои, постелен линолеум и расставлена новая мебель, которую нам помогла купить Галочка. Не Бог весть какая красивая, но всё же импортная, гэдээровская.
Швейные машины были перенесены в новую мастерскую, большую и светлую, хотя её окна и выходили на север и на запад, а в старой части дома наши родители и друзья обвалили потолки, мы ведь увеличили высоту комнат до трёх с половиной метров, вывезли весь мусор и даже зашпаклевали потолки и все щели. Теперь нам только и оставалось, что сделать там побелку, поклеить обои и настелить линолеум, да, ещё отделать мансарду, где я намеревался устроить небольшой спортзал. А что? Запросто, ведь перекрытия были железобетонные, так что прыгай, не хочу. В понедельник я отвёз Ирочку в институт и поехал на работу, мне нужно было продолжить начальный этап операции «Большая игра», промежуточной целью которой являлось моё бегство за границу с целью сначала потереться год в западной Европе, а потом перебраться в США и там приступить к её завершению, а оно должно было означать большой перелом в мировой политике и начало новой политической эры на всей планете.
К концу августа моё положение стабилизировалось сразу по двум направлениям. Если не заглядывать в мой паспорт, то я выглядел, как парень лет двадцати двух на вид, высокий, широкоплечий и мускулистый. В смысле же моей трудовой деятельности, то я уже всё реже и реже задерживался на работе, да, и дома мы с мамой и отцом тоже вошли в трудовой ритм, а Ирочка активно нам помогала. В общем свободного времени у меня стало больше, но оно у меня всё уходило на работу за компьютеров и единственное, чего я не делал, так это не обделял свою любимую ласками. Честно говоря, мы занимались любовью где угодно и в какое угодно время дня и ночи, частенько даже в саду. У наших родителей даже вошло в привычку спрашивать: – «Ребята, ау, к вам можно или прийти попозже?» Ну, они тоже, между прочим, были не без греха, чему мы с Ирочкой были безмерно рады. У моей любимой с моей мамулей были дружеские отношения, она же была младше неё всего на одиннадцать лет и называла её Милой, как и отец. Иногда они, обнявшись, как подружки, о чём-то шептались и мама, порой, восклицала: – «Ой, Ира, неужели!». Догадываюсь, о чём в таких случаях шла речь. Бедный папик.
Мой очередной рабочий день начался, как обычно, я сделал диагностику семи движкам на слух и составил дефектные ведомости, а поскольку ещё ни разу не ошибся, водители из сторонних организаций тут же, не возражая, поехали на мойку. Грязным автомобилям въезд в цех был запрещён строго-настрого и потому над его воротами даже был сделан большой навес. Мне же частенько приходилось диагностировать машины и под дождём. После этого последовала часовая лекция, на которую приходило всегда довольно много народа и ещё полчаса я отвечал на вопросы, часто слыша возгласы: – «Ну, Кулибин даёт! Вот ведь голова, всё помнит.» Затем началась рутина. Ребята стали выдёргивать движки и потому то и дело кто-нибудь кричал: – «Таль давай!», а когда все двигатели были установлены на сборочные столы, завыли пневмогайковёрты. Компрессорная в типографии была довольно мощная и потому к нам ремонтный цех подвели воздух и вооружили нас этим нужным орудием труда, но только на нашем участке их было слышно чаще, чем где-либо, только после этого я взял под локоток Жору, тот уже прописался в нашем цехе на постоянной основе, отвёл его в беседку и сказал, закуривая:
