Напоследок я побывал в военном городке Африканского Корпуса Мира. Там мне очень понравилось. Особенно то, что солдаты быстро сдружились между собой и уже хвастались, кто со сколькими негритянками успел переспать. В Ливии с этим делом было строго, а вот в ЦАР или Уганде, запросто. А что, дело-то молодое, тем более, что жалованье даже солдатам выплачивали довольно большое и к тому же сам коммодор Стирлинг весьма спокойно относился к близким контактам с местным населением, но при этом сразу же заявил, что насильников будет уничтожать не столько морально, сколько физически. Ну, а если участь, что половина советских десантников была сертифицированными целителями, а вторая половина просто умела исцелять многие заболевания и тому же самому учились все остальные солдаты и офицеры, то с этим делом ни у кого не возникало особых проблем. Лично меня это нисколько не тревожило, поскольку за время своей командировки я раз десять слетал в Париж. А вот Нинон покинула нас уже очень скоро, поняв, что её присутствие на переговорах далеко не всегда бывает желательным. У Африканского Корпуса Мира уже был свой собственный аэродром и потому я прибыл туда в первую очередь за тем, чтобы сдать с рук на руки свою охрану. Мы закатили в штабе грандиозную вечеринку, а на следующее утро я сел в самолёт и улетел в Париж.

В Святом писании Первого инвестора, не зря сказано – «Одним маркетингом сыт не будешь, но и без него далеко не уйдёшь.» Вернувшись из Ливии, я всё лето крутился, как белка в колесе, но из Парижа почти не выезжал, если не считать того, что мы провели две недели в Сочи. Надо же было и мне отдохнуть, ведь я за это время проделал огромный объём работы, хотя кое-кто и остался ею недоволен. Однако, в уставе нашей компании было записано, что собрание акционеров проводится один раз в году, причём двадцатого декабря, а потому на всех критикунов я пилювать хотел с высокой колокольни. Цыплят по восемь считают и к тому же только осенью. Ну, а к осени добрые две трети построенных нами в Африке предприятий либо уже производили и поставляли на экспорт свою продукцию, либо получили отличные урожаи всего того, что они там посеяли.

Особенно меня в этом плане порадовали китайские крестьяне из Эль-Джамахирии. У меня сложилось такое впечатление, что по пути в Ливию они нашли способ, как увеличить сутки раза в два, иначе чем тогда объяснить, что уже к средине сентября месяца у них созрел на полях отличный, просто рекордный урожай хлопка и риса? Правда, им очень сильно помогли советские строители, которые идеально выровняли для них поля и построили прекрасную ирригационную систему, но всё остальное они же делали сами, приготавливали из глины, песка и гумуса питательную земляную смесь, заливали рисовые чеки водой и засаживали их вручную, хотя у них и имелась для этого техника, рисом. Нет, они, наверное, жили всё это время прямо в поле, хотя с другой стороны все приусадебные участки у них тоже пышно зеленели, а, уж, чего они на них только не высаживали, да, и домашней скотиной китайцы из провинции Сычуань обзавелись очень быстро. В Африку они приехали навсегда, а поскольку знали об этом заранее, то привезли с собой в глиняных горшках кости своих предков. Китайский опыт очень пригодился полковнику Каддафи и его соратникам. Отловив в песках какое-нибудь племя бедуинов или туарегов, он вёз их в Эль-Джамахирию и показывал, во что китайцы при наличии одной только воды и гумуса, поставляемого из Советского Союза, превратили самую гнусную и жаркую дыру чуть ли не во всей Сахаре.

После этого, посмотрев на то, как в водяных ловушках хлещет сверху тугими струями вода, бродяги пустыни дружно принимались чесать репу. Углеводородный завод в Триполи уже с середины июня работал чуть ли не на полную мощность, наполняя окрестности карамельным запахом и заставляя ливийцев заниматься любовью каждую ночь, а потому денег у полковника Каддафи было столько, что он, кажется, даже и не знал, куда их девать. Однако, его просто бесило то, что китайцы проявляют такие чудеса трудолюбия, а вот у ливийцев с этим делом почему-то туго. В общем прессинг он устроил им весьма жесткий и Ливия пусть и со скрипом, но всё же поворачивалась лицом к новой жизни и поэтому мы поставили в эту страну ещё дюжину водяных ловушек, но и эти деньги моментально разошлись. Дидье рвал и метал, называл меня бессердечной скотиной и транжирой, а также дураком и филантропом. В его устах это слово звучало похуже самого отборного русского мата, впрочем, он не стеснялся материть меня и на русском языке, причём виртуозно. Сказывалось частое общение с метеоровскими пилотами.

Ну, парень просто не знал, какую бомбу я собираюсь взорвать на финансовом рынке. Дидье всё это время упорно сражался за титул чемпиона мира, а потому ему было как-то недосуг вникать во всякие финансовые тонкости моего инвестиционного бизнеса. Тем временем настало время всё прояснить и в один прекрасный день, а это была среда, половина десятого утра, я приехал на базу нашей гоночной команды. Мой друг, одетый в рабочую спецовку, сидел в капсуле безопасности, извлечённой из болида вместе с ним, с ноутбуком в руках и яростно ругался с Жилем, так он назвал своего штурмана и главного помощника. Минувший этап он сумел выиграть просто каким-то чудом, а потому был жутко сердит на всех, кроме себя самого. Подойдя поближе, я громким, насмешливым голосом сказал:

– Жиль, пошли этого болтуна к чёртовой матери, а ты, умник, вылезай из яйца, у меня есть к тебе разговор.

Как первый вице-президент компании, Дидье обладал правом второй подписи на самых ответственных финансовых документах, но до сего дня ещё ничего не подписывал. Если мне это требовалось, то я просто ставил две первых подписи, чтобы не ранить его тонкую и нежную душу записного буржуина. Оторопело посмотрев на меня, Дидье спросил:

– А попозже никак нельзя? – Увидев мой взгляд, он тотчас воскликнул – Всё, понял, немедленно заканчиваю! – После чего громко крикнул – Баста, ребята! Собирайте машину в кучу. Оставим всё, как есть, и будем молиться Господу Богу.

Через пятнадцать минут Дидье вышел из бытовки гладко выбритый, чисто вымытый, надушенный дорогим парфюмом и одетый с иголочки. В руках он держал кейс со своим ноутбуком. Точно такой же был и у меня. Мы вышли во двор, я усадил его на пассажирское кресло «Гаммы», сел сам и сказал:

– Сегодня, Дидье, ты увидишь, как делаются по настоящему большие деньги. Боб Картузов выходит на высокую орбиту в финансовом мире и у тебя больше никогда не возникнет желания критиковать меня. Запомни этот день навсегда, парень. Мы выехали за ворота и Дидье спросил:

– Куда мы едем?

– В Люксембург, Дидье, там нас ждут ровно в три часа дня в одном на первый взгляд небольшом, но очень серьёзном банке такие же серьёзные и богатые покупатели. – Ответил я и тут же поправился – Точнее это я жду их в этом банке, услугами которого все они довольно часто пользуются.

С такими, практически ничего не означающими, словами я поехал к окружной дороге, чтобы выехать на дорогу Е-50, самый прямой путь, ведущий в Люксембург, где на час дня я назначил встречу с группой банкиров, пригласив их в банк «Женераль дю Люксембург». Хотя ехать было не так уж и далеко, я предпочёл выехать пораньше. Люксембург, как и люксембужцев, я не любил. Очень уж много их воевало в войсках СС на территории Советского Союза, но делать нечего. Увы, этот банк в середине семидесятых ещё не был сберкассой ЦРУ и являлся очень надёжным, когда речь шла о крупных финансовых операциях. Ну, и к тому же только в нём согласились собраться для встречи со мной крупнейшие банкиры США и Западной Европы, всего двадцать семь человек, которых мне удалось туда залучить крайне выгодным предложением. Для этого мне даже пришлось переменить свои собственные обязательства и в итоге подавляющее большинство наших заёмщиков согласилось на десятилетний кредит под всё те же пять процентов годовых. Все они сочли, что так для них будет намного надёжнее и выгоднее. По пути в Люксембург я не разговаривал с Дидье о делах. Мы всё больше обсуждали с ним ход чемпионата в Формуле-1, за которым я наблюдал не слишком внимательно. Других дел хватало.